Казнь за разглашение - Александр Андрюхин

Берестов завертел головой и закрыл лицо руками. «Боже мой! Какой ерундой приходится заниматься, лишь бы удовлетворить самодурство бесталанного редактора».

Берестов торопливо проглотил два бутерброда, выпил стакан томатного сока и помчался в свою опостылевшую газету. По пути сломался автобус пришлось идти пешком, в метро на Кольцевой перекрыли переход — пришлось ехать обходной линией, в довершение — у самых дверей редакции он столкнулся с Авекяном.

— Ну что, там действительно были инопланетяне? — спросил он, перекрыв своим мощным торсом проход из коридора.

— Были! — коротко произнес Берестов, пытаясь проскользнуть между дверным косяком и внушительным животом редактора.

— Фотография есть?

— Хозяйки квартиры есть!

— На сенсацию тянет?

— Для сенсации материала маловато. Неплохо бы собрать еще!

— Так собери! Только поторопись. К вечеру материал должен быть сдан.

Авекян наконец убрал свой живот из прохода, и Берестов мышкой проскользнул в редакцию. «Когда же я успею: и материал собрать и статью написать?» — возмутился журналист и направился к интернетчику Славе.

— Качаем новости из Интерфакса? — брякнул Бе рестов.

— Качаем, — ответил интернетчик.

— Слушай, у меня к тебе вот какая просьба, — Леонид достал из сумки художества Климентьевой, — залезь в Египетский зал Британского музея и скачай барельеф вот с таким рисунком.

Вячеслав взглянул на листок и поморщился.

— Барельеф на саркофаге, что ли?

— Именно!

— Адреса, конечно, нет? Ладно, старик. В четверг после обеда у меня будет час времени. Так и быть, полазаю. Но не обещаю, что найду. Сам знаешь, Интернет — это большая помойка и шансов найти в нем что-либо путное, тем более за час, практически нет.

Берестов со вздохом покинул верстку и отправился на свое место. Включив компьютер, он написал жирными буквами заголовок «Инопланетяне появляются к несчастью» и задумался. Если начать с появления инопланетян в квартире Климентьевой, а завершить убийством её сына — получится чудовищно. Ничего себе несчастьице. Да это должна быть трагедия всей её жизни! Кстати, забыл спросить: это единственный её сын? Если единственный, то про инопланетян вообще лучше не упоминать.

Журналист услышал, как в секретариате засвистел чайник. Он сыпанул заварки в чашку и отправился за кипятком. Нет, про сына надо писать отдельно и в другом ракурсе. Про зубы можно. Это пойдет на ура, если добавить иронии. Но одних зубов мало. А больше фактов о своих несчастьях она не накидала. Значит, несчастья отпадают!

Берестов вернулся, отхлебнул чаю и стер заголовок. Немного подумав, написал другой: «Инопланетян раздражают электроприборы». Не то! «Раздражают» нужно заменить на слово «портят». «Инопланетяне портят электроприборы». Хотя лучше написать так — Леонид поскреб макушку «Инопланетяне наводят порчу», а ниже мелким курсивом — «на электроприборы».

Действительно, учитывая специфику газеты и нехватку фактов, о несчастьях лучше забыть и упор сделать на перегоревшие приборы. В этом случае неплохо было бы найти того электрика, который чинил проводку. Ну а к нему не помешала бы иллюстрация с расплавленными внутренностями телевизора. Вот это было бы классно! А то со слов женщины-терапевта все эти электротехнические побасенки будут звучать неубедительно.

Берестов опять задумался. Позвонить сейчас Климентьевой и спросить номер телефона соседа-электрика. Но вряд ли он сейчас дома. А если и дома, то вряд ли вспомнит электротехнические нюансы шестилетней давности. Словом, звонить — только терять время.

В эту минуту в кабинет влетела секретарша Оля и радостно сообщила, что шеф завтра отбывает в командировку. Причем на целую неделю. Весть вызвала оживление в отделе. Коллеги оторвались от компьютеров и стали расспрашивать: куда и с какой целью катит шеф? Не в горячую ли точку, где похищают людей и требуют большие выкупы? Очень жаль, что всего лишь в Питер. Но все равно приятно.

Берестов, послушав болтовню сотрудников, внезапно поднялся с места и направился к заместителю редактора Топорову.

— Володя, шеф отчаливает. Ты за него, насколько я понял! Так вот, хочу с тобой посоветоваться.

И Берестов коротко пересказал рассказ Климентьевой о появлявшихся в её квартире инопланетянах, похожих на тех, которые изображены на египетских гробницах, о перегоревших приборах и убийстве её сына, на которое до сих пор не заведено уголовное дело, несмотря на то что она писала в Генеральную прокуратуру.

— Этого не может быть, — покачал головой Топоров. — Если это действительно убийство, уголовное дело должно быть заведено автоматически, без всяких заявлений. По-моему, ты что-то напутал.

— Сам ты напутал! Что слышал, то и передаю!

— Ты уточни. Если действительно так, это будет сенсация.

— То есть ты даешь добро на раскручивание убийства, а про инопланетян, значит, забыть?

— С этим вопросом к Авекяну.

— Старик, а нельзя ли без него? Он прикажет раскручивать перегоревшие приборы и разыскивать электрика. Честно говоря, мне эта трехомудия из цикла «ну и ну» настоиграла. Я хочу заниматься серьезной журналистикой, а не развлекать домохозяек.

— Занимайся! Но в свободное от работы время.

— У меня нет свободного времени. Я день и ночь на работе.

— Это похвально! — улыбнулся Топоров. — Сердце радуется, когда слышишь такие слова. — Зам снизил голос до полушепота. — Сколько тебе надо на раскрутку убийства?

— Думаю, до пятницы уложусь!

— А что сдашь в остальные дни?

— Хрен с маслом!

5

Берестов вышел из кабинета Топорова и кинулся к телефону. Он набрал номер Климентьевой:

— Зинаида Петровна, ещё раз здравствуйте! Это Леонид Берестов. Я хотел уточнить вот что: вы сказали, что вашего сына убили и до сих пор не завели уголовного дела. Я правильно понял или что-то путаю?

— Ничего вы не путаете! Вы все поняли правильно. Я шесть лет добивалась возбуждения уголовного дела по факту убийства моего сына, но так и не добилась. Писала в районную прокуратуру, затем в городскую, наконец в Генеральную — и всегда один и тот же ответ: «В возбуждении уголовного дела отказано за отсутствием состава преступления». Согласно заключению экспертизы, Алексей Климентьев умер своей смертью.

— У вас есть официальный ответ из Генеральной прокуратуры?

— У меня есть все ответы. И даже от депутата Мосгордумы Алексея Гонеева. Я и туда писала.

— Зинаида Петровна, о вашем деле сообщали какие-нибудь газеты?

— Ни одна! Брался журналист из «Версии», но у него не получилось.

— Странно, — пробормотал Берестов, соображая, что если профессиональный журналист по криминалу не смог раскрутить это дело, то стоит ли соваться ему — дилетанту.

— А если я возьмусь раскрутить это убийство, вы не будете возражать?

На том конце провода возникла пауза.

— Не знаю, — пробормотала женщина. — Я, конечно, не возражаю, если вы об этом напишете. Но могут возникнуть проблемы с вашим редактором. Публико вать такой материл — значит ссориться с милицией и прокуратурой.

— Это уже мои проблемы. Итак, если вы не возражаете, давайте встретимся завтра утром и вы мне подробно расскажете обо всей этой истории с убийством. А главное, покажете ответы из прокуратуры.

— Хорошо. Подъезжайте завтра к десяти, — сказала Климентьева и положила трубку.

Берестов схватился за сердце. Что это с ним происходит? С самого начала разговора в груди как-то тоскливо защемило. Может, что-то случилось с женой и сыном? Он принялся набирать лондонский телефон жены.

— В Англию звоним? — произнесла ехидно секретарша, не отрываясь от компьютера.

— Как ты видишь спиной?

— Все, что связано с заграницей, я чувствую сердцем.

— Какое непатриотичное у тебя сердце.

— Зато горячее…

На том конце провода оборвались позывные гудки и послышался знакомый до боли голос.

— Привет, это я! — выдохнул Берестов. — Говори по-русски. Твой классический нижегородский я прощу!

— Наконец-то! — воскликнула жена. — А я думаю, куда ты пропал?

— В России ничего не пропадает. Как у тебя дела, в твоем Лондоне? Хотя какие у тебя дела? Как Алешка? Учится, или дурака валяет?

— Так ведь каникулы! Совсем стал плохой. Мы живы-здоровы, у нас все хорошо, только с квартиры выгоняют…

— Намек понят! Через неделю зарплата. Перечислю в тот же день! Еще что скажешь неприятного? Ничего не случилось?

— Ну что здесь может случиться с их вековыми традициями? Не Россия же, в конце концов!

— Россию попрошу не трогать. Это святое. Возвращаться собираешься?

— Пока не выдворят из Лондона, добровольно не вернусь. По английскому закону, я имею право ещё на два года.

— Закон законом, а ностальгия не мучает?