Чернокнижники - Клаас Хейзинг

И когда Иоганн Георг чувствовал себя одиноким и беззащитным, он принимался вслух повторять свое имя, как если бы оно означало некую материальную среду, в которой он уверенно и без труда ориентировался. Я — Тиниус. Строго говоря, Тиниусу не следовало так уж полагаться на истинность своего имени, ибо то, что он нам по этому поводу сообщает, отнюдь не всегда убеждает.

Мой отец, Иоганн Кристиан, родом из деревни Киммеритц, что под Лукау в Нидерлаузице, где его отец пас овец, именно он был первым, кто принес нашу фамилию в Германию. Дело было так, что во время Испанских воин за престолонаследие, будучи семилетним мальчуганом, однажды утром он был обнаружен на большом войсковом тракте под Барутом, по которому постоянно шли войска, одетым в военную форму; он тогда показал, что ночью произошел большой переполох и что вследствие нападения неприятеля все подверглось страшной разрухе. Сам он укрылся во ржи, и с наступлением дня ему больше никто не попадался. Все разбежались. Имя свое он назвать смог и о своем отце показал, что тот, восседая на белом жеребце с саблей в руках, командовал полком. Точных доказательств тому нет. Имя — римского происхождения с различными приставками, например, Атиниус, Тициниус, Батиниус; истинное имя обнаруживается в Руфусе Тиниусе, возглавлявшем поход римлян на парфян. Теперь уже много таких имен в той местности под Берлином и курортных округах, и все они происходят от этого первого родоначальника.

Стало быть, миф о Тиниусе все же существовал. Весьма ловкая экстраполяция: простолюдин, командующий полком с саблей наголо, — эдакий Руфус Тиниус. (Так бы прозвучало толкование психоаналитика. Но психоаналитики нам ведь не по душе, разве не так?) Если спереди поместить букву «А», Тиниус превратится в Атиния, известнейшего народного трибуна, г. рожд. 130 до Р.Х. (Что же касается Батиния, тут моя энциклопедия бессильна. Есть, правда, один Жорж. На худой конец. Но: Тициний (не Тицинний) — а) древнеримский автор комедий, дошедших до нас лишь в виде фрагментов; б) Октавий Тициний Капито, римлянин, проявивший себя как на поприще наук, так и на государственной службе в период правления императоров Домициана и Траяна. (Так утверждает гражданский реестр предков. И никаких экстраполяций, по крайней мере никаких унаследованных, тут быть не должно, ибо Иоганн Георг сообщает о своем отце в биографии. Может, именно в этом ему как раз следует поверить — он ведь, по его утверждению, испокон веку питал величайшее «отвращение ко всему, что связано с аристократией».)

Попытка третья. (Филологический крестовый поход.) Тиниус есть субстантивированное и отшлифованное «tino», т. е. звенеть, звучать, бренчать, трезвонить; перенос по функции: орать, вопить, распевать; обоих, выраж. «У тебя ничего не звенит?» = «У тебя есть деньги?» (Вы ведь понимаете, куда я клоню?)

И как бы там все ни перепутывалось, ни перетанцовывалось, ясно одно: имя Тиниус представляет собой весьма зыбкую субстанцию. Что могло выйти из того, кто был отягощен подобным мифом? Доподлинно известно одно: мужские представители рода Тиниусов (давайте уж не будем прибегать к латинскому pluralis) были не на шутку плодовиты. Нет. Даже это доподлинно неизвестно. Может, речь идет всего лишь об умеренно притянутом за уши сравнении с патриархом Авраамом, неугомонные чресла которого произвели на свет детей больше, чем звезд на небе. Так гласит пророчество. (Существуют отправные точки для подобных библейских параллелей. Большего на данном этапе сказать не могу. Чуточку терпения.)

Тиниус, то есть Иоганн Кристиан, снова переквалифицировался из армейского служаки в пастухи, как и его отец, только на более высоком уровне — став старшим пастухом. Иоганн Георг продолжил восхождение по социальной лестнице, не прибегнув даже к перестановке гласных, — он стал пастырем солидной церковной общины. (Разве не блестящий пример постоянного генезиса рода людского? Не воистину чудесная метаморфоза?)

Нет. Не чрево было божеством для его родителя. В доме Тиниусов не разило ни крепким спиртным, ни даже яблочным вином, да и мясом попахивало лишь в редкую стежку. Монотонность в еде в полном соответствии с монотонностью дней. Единственным развлечением был заезжий люд, его принимали с гостеприимством, гости служили своего рода живыми источниками новостей для замкнувшегося в своей скромности и отъединенности семейства. Примерно раз в три месяца в дом попадала бесплатная газета. Не всегда, правда, регулярно. (В этом смысле ничуть не лучше и не хуже обычной почты.) Но для Иоганна Георга это было одной из немногих земных радостей, доступных в присутствии отца. Иногда при приближении дня очередной доставки почты он сидел, если удавалось отбояриться от исполнения дел по дому, у пруда, дожидаясь, когда наконец появится чуть сгорбленная личность, нафаршированная новостями, историями, быличками и байками. Если личность не появлялась, тогда он наигрывал на самодельной дудочке из камыша, собирал незабудки или снадобья. Терпеливо вглядывался Иоганн Георг в причудливые, напоминавшие таинственные письмена переплетения сетчатого жилкования листьев. Ему мерещилось, что каждая жилочка готова была поведать ему свою историю. И он собирал их буковку к буковке. Их было куда больше, чем в жалком букварике, вмещавшем всего лишь два десятка, да еще шесть букв.

Если его звали потрудиться, отвлекая от любимого чтения, он поспешно собирал свою природную книгу, зажимая отдельные буквы меж двух поленьев. Каждую неделю Иоганн Георг, отсортировывая их, помещал в видавшую виды жестянку, в свой картотечный ящик. Если он уже на закате в спешке забывал прикрыть свою коллекцию и, как на грех, случался дождь, сотни листков слипались в бесформенную массу, в нагромождение букв, враз уподобившись земному Вавилону. Какое уж тут чтение, разве что разберешь? Но период разочарования надолго не затягивался. Этот мелкий акт саботажа со стороны природы оказывался бессилен. Во всяком случае, Тиниус уже на следующее утро успевал собрать новый буквенный гербарий.

На два свистка почтальона Иоганн Георг, уже давно заметивший его, радостно мчался навстречу посланнику из внешнего мира, стараясь не пропустить ни одной новости. А почтальон, страдавший близорукостью поденщик с хорошо развитой мимикой — подобной Иоганн Георг еще ни у кого не встречал, — человек, после смерти первой супруги настырно искавший во всех уголках от Берлина до Саксонии точную ее копию и (естественно) таковой не находивший, этот человек понимал толк в любой работе, в любом ремесле, но ремесло рассказчика он постиг воистину в совершенстве. По вечерам, устроившись поближе к камину, он сбывал отцу Иоганна Георга ратные истории — Тиниус, вы ведь по отцовской линии спец по части потасовок, затеваемых великими меж собой (то есть и ему уже была знакома пресловутая история), — и глаза его сухопарого, большей частью пребывавшего в дурном настрое собеседника и слушателя вспыхивали фанатичным огоньком. Матери Иоганна Георга, к которой он неизменно обращался «милостивая государыня», он рассказывал о далеких портах и царских дворах, где ему довелось побывать за годы бурной молодости, и ее тонюсенькие губки всегда растягивались в чуть завистливую улыбку. Детей он потчевал сказками, где действовали почти все те же персонажи, что и в историях для взрослых, но в несколько иных обличьях, и даже страдавший врожденной одышкой Иоганн Элиас, и тот дышал ровнее, слушая эти россказни. Но Иоганн Георг, который никогда не мог наслушаться вдоволь, заставлял в деталях описывать каждого из сонмища героев сказок, и рассказчик каждый раз обещал ему принести книгу сказок с изображенными в ней принцами и феями. (Обещания этого он, разумеется, так и не сдержал. В конце концов, он был носителем и представителем устной культуры.)

Когда однажды Иоганн Георг, рассердившись на что-то, принялся гневно удлинять звук «н» в своем имени и вообще всячески придираться, рассказчик извлек из бездонного и серого, будто свинец, брезентового мешка толстую тетрадь размером в кварт и на белой этикетке толстыми буквами вывел имя «Иоганн Георг Тиниус». Ну, Иоганн Георг, сказал он, записывай сюда все истории, услышанные тобою от меня. (Так у мельницы под Штаако содеялся решающий поворот от устной культуры к культуре письменной.) И когда ты соберешь столько историй, скольких хватит на столько тетрадей, чтобы, положив их одна на другую и встав на них, сравняться со мною ростом, вот тогда, малыш (если вам загорелось услышать диалектальное звучание, попытайтесь вообразить, что слово это звучит как «молыш»), мы возьмем да издадим твою книжку сказок.

Уже на следующий вечер Иоганн Георг засел за собирание историй и сказок. Только вот рассказчик этих историй так больше и не появился в их местах возле Штаако. Слухов о причине его исчезновения было хоть отбавляй. Вроде бы он в пьяном виде свалился в ручей и утонул. Все было, дескать, именно так. Поговаривали, что он наконец отыскал точную копию усопшей супруги и вскружил голову ей своими байками. Но, не выдержав ее бурного темперамента, уже в брачную ночь скончался. Или другой вариант: память внезапно изменила ему, он стал заговариваться, и теперь больше никто ему не верил и не желал его слушать. Словом, его же россказни его и погубили.