Роман в формате хэппи-энд - Павел Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как в той мрачноватой шутке. Из свадебного тоста: «Знаю жениха, поэтому не могу поздравить невесту. Знаю невесту и не могу поздравить жениха».
Ростовцев Сергей Александрович
«Ростовцев и партнеры»
Тел.факс: 78 302 9100
=====
Отправлено: 14 февраля 15:22
От: Сергей Ростовцев <[email protected]>
Кому: Марина Елагина <[email protected]–gournal.ru>
Тема: Еще один рассказ
=====
Марина!
Нет! Ваша правка меня нисколько не задевает. И то, что вы иногда вынуждены укорачивать мои тексты, им, этим текстам, даже идет на пользу.
Оказывается, снабженные картинками мои рассказики выглядят не так уж плохо. И я как–то привыкаю каждую неделю находить свое слово в средствах массовой информации.; —))
(Знаете этот компьютерный значок? Если посмотреть, склонив голову к левому плечу, получится улыбающаяся рожица. Так принято отмечать место, в котором пишущий хотел пошутить. Когда пишущему, наоборот, неприятно, рожица бывает такой: — ((.)
И еще. Марина, я все прекрасно понимаю. Не вы владелица журнала и поэтому не вы определяете его политику. Тут не надо многих слов, достаточно поговорить с вами один раз, и станет ясно: будь ваша на то воля, журнал бы печатал что–нибудь более человеческое и более душевное. Не удивлюсь даже, если за любые сочинения с хоть каким–то человеческим смыслом вам приходится бороться с руководством.
Но вот что я скажу. Если владельцу вашего издательства бред Федякиной нравится больше моих «Дочек–матерей» — то он мастдай. Вы, конечно, знаете это выражение компьютерных хакеров. Оно обозначает нехорошего человека. От английского «must due» — должен умереть. Так звучат приговоры виртуальным злодеям в компьютерных играх.
По терминологии тех же хакеров мы с вами переписываемся по Емеле (e-mail). А моя Клава (клавиатура) сегодня капризничает.
Посылаю еще один рассказ. Чушь, конечно. Но, надеюсь, читатели слегка улыбнутся в конце.
Ростовцев Сергей Александрович
«Ростовцев и партнеры»
Тел.факс: 78 302 9100
Маленькие хитрости
— Терпеть не могу эти свадьбы… — вздыхала Оля, когда они с Сережкой собирались в очередной ресторан. — Толпа родственников приходит, чтобы наесться, напиться и потешаться над ни в чем не повинными молодыми.
Сережка согласно кивнул и посмотрел на нее влюбленными глазами: Оля всегда умела несколькими словами выразить то, о чем он и сам в этот момент думал, но что не умел как следует сформулировать.
Они были знакомы уже шесть лет, но женаты не были. Когда они влюбились друг в друга, ей было семнадцать, а ему восемнадцать. Всполошившиеся родители уговорили их не спешить со свадьбой: мол, вы сами еще дети, если друг без друга не можете, живите так, проверьте чувства, чай, двадцать первый век на дворе, да и мы не ханжи… Оля с Сережкой согласились: своего жилья все равно нет. Так они и прожили эти шесть лет, то у его родителей, то у ее, то порознь. Пока нет детей, такая жизнь имеет свои преимущества.
— Оль, глянь, эта рубашка глаженная или нет, — озабоченно спросил Сережка. — Я что–то никак не пойму…
— Глаженая, глаженая… Твоя мама стирала, а я гладила.
«Тебе–то что, — говорили подруги, жалуясь на личную жизнь. — Ты со своим Сережкой как за каменной стеной».
Это правда, ее Сережка — самый лучший. Во–первых, интересный — высокий и мужественный. Во–вторых, в свои двадцать четыре уже имеет не только машину и все прочее, но и маленький бизнес (автозапчасти, пока в подвальчике, но ведь все еще впереди). В-третьих, любит ее ужасно. К тому же веселый и не зануда.
И все–таки Оля все чаще и чаще бывала озабоченной… Все подружки постепенно повыходили замуж. Вот теперь даже Нинка. Сколько Нинка настрадалась со своим Колей, сколько было сомнений и слез, а дело все–таки закончилось свадьбой.
То есть не подумайте чего–нибудь, у Оли с Сережкой были чудесные отношения. И все же… Все же… Они как–то слишком привыкли друг к другу… Как–то слишком успокоились… О будущем если и говорили, то совсем не романтично, в практическом ключе: вот когда накопим на квартиру, то диван не будем покупать, сразу купим спальный гарнитур… И балкон застеклять не будем — от этого в комнатах становится слишком темно. И так далее… Как будто прожили вместе целую жизнь, знали друг друга, как свои пять пальцев, и ничего нового уже не ждали…
На свадьбе, в ЗАГСе, а потом ресторане, глядя на счастливую Нинку с глупым лицом и ее белую соломенную шляпку вместо фаты, на одеревеневшего от ответственности Колю, на которого потрачено столько сил (а было бы ради чего!), на подвыпивших гостей, — Оля была почему–то грустной. И «горько» вместе со всеми не кричала. И все время непонятно почему сердилась на Сережку. Хотела быть обаятельной и веселой, а помимо воли все время раздражалась и сердилась.
— Ну, до свидания, радость моя, — развязно сказал выпивший несколько рюмок Сережка, выходя из ресторана и оглядывая проспект в поисках такси. — Хотел бы сегодня поехать к тебе, но нужно выспаться. Завтра с утра — в Тольятти… А уж снег… Дорога тяжелая.
— Конечно, конечно, — сухо сказала Оля. Они заранее договаривались, что Сережка будет ночевать у своих, откуда ближе к гаражу с грузовичком, но сейчас она почему–то обиделась.
«Вот. И это называется любовь! — думала она, сидя одна в такси и чувствуя себя несчастной. — Одна привычка и осталась… Привычка и все!..»
…Сережка вернулся из Тольятти в пятницу, поздно вечером, так что родители, не дождавшись его, уехали на дачу. Он приехал уставший, пропахший дождем и бензином, но крайне довольный поездкой. Оля едва дождалась его приезда. А по его глазам сразу поняла: он тоже ужасно скучал без нее.
За столом, с удовольствием глядя, как он с аппетитом поглощает сваренные ею пельмени, она, как будто случайно вспомнив, радостно сказала:
— Представляешь! А мне на работе предложили перейти из моего информационного отдела в секретари к главному менеджеру!
Сережка на секунду перестал жевать, переварил услышанное, кивнул головой и опять налег на ложку.
— А что? Буду сидеть в приемной. У всех на виду, — принялась с энтузиазмом рассуждать Оля. — В приемной постоянно сидят интересные люди. Шутят. Шоколадки дарят. Хотят подружиться. Не то, что у нас в информационном… Одни бумажки и тоска… И начальник зануда…. А главный менеджер вообще говорит, что женская красота — это талант. И в наше время грех зарывать этот талант в землю.
— Главный менеджер? — насторожился любимый и опять перестал жевать.
— Ну да! — Оля сделала вид, что не замечает озабоченности Сережки. — Кстати, это такой человек! Супер! В Лондоне учился! Три языка свободно. Из–за границы не вылезает. Машина — я такой вообще не видела. Здорово! Да?
Сережка ничего не ответил. Но заметно помрачнел.
Просыпаясь ночью, Оля слышала, что Сережа не спит, ворочается и о чем–то напряженно думает. «Дурачок», — с нежностью думала она и, засыпая опять, покрепче его обнимала.
А проснувшись утром, она обнаружила любимого сидящим рядом с ее постелью — еще не бритым, но уже в костюме и при галстуке.
— Ты чего это такой нарядный? — сладко потянулась она.
— Собирайся! — скомандовал он.
— Куда это?
— Как куда? Туда! Я тут подумал–подумал… Короче… Может, нам пора ребенка завести? А? А что? Чего тянуть? Институт ты закончила… На ногах мы стоим крепко… По–моему, пора!
Оля даже рассмеялась от неожиданности.
— Вот здорово! Что это ты вдруг, с бухты–барахты…
— Почему же с бухты–барахты. Я уже давно об этом думал. И за рулем все эти дни… Короче, давай, собирайся, пойдем подавать заявление в ЗАГС…
У Оли на секунду перехватило дыхание, но через мгновение она уже опять весело смеялась.
— Ну ты даешь! А деньги на свадьбу?.. А квартира?.. Ой, ты такой смешной в костюме! Это что–то! Да по субботам и заявления–то в ЗАГСе не принимают. И вообще, мне нужно сначала хотя бы прическу сделать… И маникюр…
Но постепенно она поддалась уговорам, и они с Сережкой начали обсуждать свадьбу и строить планы на будущее.
— Что поделать, если таковы обычаи, — вздыхая, говорила Оля за завтраком. — Если родственникам и друзьям обязательно нужно собраться толпой, наесться, напиться и тормошить молодых. Это даже забавно…
Сережка жевал набитым ртом — последние дни ему не часто приходилось питаться по–человечески — и смотрел на Олю влюбленными глазами. Она всегда умела в нескольких словах выразить именно то, о чем он и сам думал, но не умел как следует сформулировать.
