Пятеро, что ждут тебя на небесах - Митч Элбом

В свое последнее мгновение на земле Эдди не видел ничего: ни пирса, ни толпы, ни вдребезги разбитого стекла кабинки.

В рассказах о жизни после смерти, сразу после прощальной минуты, душа, как правило, воспаряет вверх и в случае автомобильной аварии парит над полицейскими машинами, или, если дело происходит в больнице, душа, точно паук, движется по потолку. Так это описывают люди, которым каким-то образом посчастливилось вернуться к жизни.

Эдди такого шанса не представилось.

Где?..

Где?..

Где?..

Бледно-тыквенное небо стало темно-бирюзовым, а потом ярко-зеленым. Эдди, с широко распростертыми руками, парил в небесах.

Где?..

Кабинка падала. Это он помнил. Маленькая девочка — Эми? Энни? — плакала. Это он помнил. Помнил, как кинулся к ней. Помнил, как врезался в платформу. Как почувствовал в своих руках ее маленькие ручонки.

А что потом?

Я спас ее?

Эдди видел все это как бы издалека, будто это случилось давным-давно. И что было еще удивительнее, он при этом не испытывал никаких эмоций. Одно лишь умиротворение, словно он — младенец на руках у матери.

Где?..

Небо вокруг него снова переменило цвет и стало сначала лимонно-желтым, потом сочно-зеленым и, наконец, розовым, напомнив Эдди почему-то сахарную вату.

Я спас ее?

Она жива?

Где же… моя тревога?

Куда девалась боль?

Так вот чего не хватало. Вся боль, все хвори, когда-либо его мучившие, исчезли при последнем вздохе. И никакой агонии. И никакой печали. Сознание стало туманным, струйчатым и словно не расположенным ни к чему иному, кроме полного покоя. И снова, на этот раз уже внизу под ним, начали меняться цвета. Что-то бурлило. Вода. Океан. Он парил над огромным желтым океаном. Но вот океан стал желто-розовым. А потом сапфирным. Эдди стремглав летел вниз. Он летел с невероятной скоростью, но дуновения ветра на лице не чувствовалось, и страха тоже. И вдруг он увидел берег с золотистым песком.

Он опустился под воду.

Воцарилась полная тишина.

Где же моя тревога?

Куда девалась боль?

Ему пять лет. Воскресный полдень на «Пирсе Руби». Возле променада, что тянется вдоль белопесчаного берега, стоят деревянные столы для пикника. На одном — ванильный торт с голубыми свечами. Бутыль с апельсиновым соком. Вокруг снуют работники пирса: зазывалы, участники представлений, дрессировщики и еще несколько человек из рыболовной конторы. Отец Эдди, как обычно, играет в карты. Эдди возитсяуего ног. А его старший брат Джо отжимается на виду у группы пожилых женщин, которые с притворным интересом наблюдают за ним и вежливо ему аплодируют.

На Эдди подарок ко дню рождения — красная ковбойская шляпа и игрушечная кобура револьвера. Он вскакивает и, перебегая от группы к группе, палит из игрушечного револьвера: «Бум-бум!»

— Топай сюда, пацан, — машет ему Микки Шей.

— Бум-бум! — отвечает Эдди.

Микки Шей работает с отцом Эдди — чинит аттракционы. Он толстый, в подтяжках и вечно распевает ирландские песни. Эдди кажется, что пахнет от него как-то странно — вроде бы микстурой от кашля.

— Топай сюда, пацан. Сделаем тебе деньрожденную встряску, — говорит Микки. — Как у нас в Ирландии.

И тут Микки своими огромными ручищами хватает Эдди под мышки, подбрасывает его и переворачивает вверх ногами. Ковбойская шляпа летит на землю, и сам он теперь болтается вниз головой.

— Микки, осторожно! — кричит мать Эдди. Отец же, едва повернув голову, усмехается и снова возвращается к своей карточной игре.

— О-хо-хо! Попался! — ликует Микки. — Ну, поехали! По одному удару на каждый год.

Микки осторожно опускает Эдди, пока голова его не касается земли.

— Один!

Микки снова приподнимает его над землей. И все вокруг, смеясь, подхватывают:

— Два!.. Три!

Вверх ногами, Эдди уже не различает людей вокруг. Голова его тяжелеет.

— Четыре! — кричат гости. — Пять!

Эдди переворачивают головой вверх и ставят на землю. Все хлопают. Эдди тянется за своей шляпой и, спотыкаясь, падает. Поднимается на ноги, шатаясь подходит к Микки и бьет его по руке.

— О-хо-хо! А это еще за что, мужичок? — спрашивает тот. Все смеются. А Эдди поворачивается и бежит прочь. Шаг, другой, и его подхватывают материнские руки.

— Ты в порядке, дорогой мой именинник? — Лицо матери почти касается лица Эдди. Он вдруг отчетливо видит ее темно-красную помаду, пухлые, мягкие щеки и волну каштановых волос.

— Я висел вверх ногами, — говорит ей Эдди.

— Я видела, — отзывается мать.

Сейчас она натянет ему на голову ковбойскую шляпу. Потом поведет вдоль пирса и, может быть, покатает на слоне или приведет к рыболовам посмотреть, как они на закате тянут сети, а в них, похожие на мокрые, блестящие монетки, резвятся маленькие рыбки. Мать будет держать его за руку и говорить, что Бог им гордится, потому что он был таким хорошим в свой день рождения. И тогда мир снова перевернется с головы на ноги.

Прибытие

Эдди проснулся в чайной чашке.

Огромная чайная чашка, из темного полированного дерева, с мягким сиденьем внутри и дверью на стальных петлях, была частью какого-то старого аттракциона. Эдди сидел на краю чашки, болтая руками и ногами. А небо по-прежнему меняло оттенки: от цвета коричневых кожаных туфель к темно-алому.

Первым его побуждением было потянуться за палкой. Последние несколько лет он всегда держал ее возле кровати: бывали дни, когда он не мог без нее подняться с постели. Эдди стыдился этого, ведь прежде он был крепким парнем и с приятелями здоровался не иначе как ударом в плечо.

Но палки рядом не оказалось, так что Эдди вздохнул и попробовал встать без ее помощи. К его удивлению, спина не болела. И в ноге не чувствовалось привычной пульсирующей боли. Эдди поднатужился, с легкостью перескочил через край чашки и неуклюже приземлился возле нее, и тут же ему пришли в голову три мысли, поразившие его.

Первая: он чувствовал себя превосходно.

Вторая: он был совершенно один.

Третья: он все еще был на «Пирсе Руби».

Но «Пирс Руби» выглядел теперь совсем по-иному. Кругом виднелись туристические палатки, обширные газоны и никаких высоких строений, так что видны были даже океан и покрытый водорослями волнорез. Аттракционы были выкрашены в ярко-красный и кремовый цвета — никаких темно-бордовых и сине-зеленых, — и при каждом аттракционе своя деревянная будочка — билетная касса. Чашка же, в которой он проснулся, была частью простенького аттракциона «Вертушка». Его название, как и названия прочих аттракционов, было намалевано на фанерном щите, прибитом к складам, тянувшимся вдоль променада:

Сигары «Эль Тьемпо»! Вот это дымок!

Рыбный суп, 10 центов миска.

Прокатитесь на «Погонщике» — это сенсация века!

Эдди не мог поверить своим глазам. Перед ним был «Пирс Руби», каким он помнил его в детстве, только свежевымытый, новенький с иголочки. Невдалеке виднелся аттракцион «Петляй по петле», который снесли десятки лет назад, а рядом бани и бассейны с соленой водой, от которых не осталось и следа еще в пятидесятые. Далее, рассекая небо, высилось старое колесо обозрения, выкрашенное, как в былые времена, белой краской, а за ним улицы старого района, крыши жмущихся друг к другу кирпичных строений с натянутыми между окнами бельевыми веревками.

Эдди попробовал закричать, но не мог издать ни звука — только воздух задрожал. Он попытался выкрикнуть «эй!», но не вылетело ни звука.

Он ощупал руки и ноги. Все было в порядке, за исключением пропавшего голоса. И чувствовал он себя замечательно. Он прошелся по кругу. Подпрыгнул. Ни капли боли. За последние десять лет Эдди забыл, что такое ходить и не вздрагивать от боли или сидеть и не мучиться болью в спине. Выглядел он точно так же, как утром, — коренастый, с широкой грудью старик, в кепке, шортах и коричневой форменной рубашке. Но теперь он был сама гибкость. Он был настолько гибок, что мог наклониться назад и дотронуться до лодыжек или поднять ногу до живота. Он принялся изучать свое тело, точно младенец, потрясенный своими новыми возможностями: гуттаперчевый человек, да и только.

А потом он побежал.

Ха-ха! Он бежал! Со времен войны — уже более шестидесяти лет — он по-настоящему ни разу не бегал. А теперь он бежал: сначала робко, а потом все быстрее и быстрее, во всю силу, как когда-то в юности. Он бежал по променаду мимо рыболовного магазинчика (5 центов за наживку) и проката купальных костюмов (3 цента за прокат костюма). Он промчался мимо горки под названием «Дипси Дудл». Он бежал вдоль променада «Пирса Руби», а над ним высились необычайной красоты здания в мавританском стиле со шпилями, минаретами, куполами. Он пронесся мимо парижской карусели, с ее резными деревянными лошадками, зеркалами и шарманкой — новенькой, блестящей. А ведь только час назад он у себя в мастерской соскребал с нее ржавчину. Он пробежал мимо старого центра парка, где когда-то танцевали цыгане и располагались предсказатели судьбы. Эдди наклонился вперед и растопырил руки, точно превратился в планер. Он то и дело подпрыгивал, словно ребенок, в надежде, вот-вот взлететь. Со стороны это должно было казаться нелепым: седой работник техобслуживания в полном одиночестве изображает аэроплан. Но ведь в каждом взрослом мужчине независимо от возраста таится бегущий мальчик.