Частица хаоса - Александр Голодный

Вместо ответа переворачиваюсь на бок и осторожно подтягиваю еще хранящие поганые ощущения ноги. На голенях багровые пятна. Именно сюда попали пули вьетнамского пулеметчика.

На память приходит одно слово. Ключевое:

– Стигматы.

– Что?

– Меня убили во сне. Наяву проявилось – как.

– Как?..

– Напалмом. Перед этим пули перебили ноги.

Теперь до сигнала будильника мы не спали вдвоем. Конечно, пришлось все рассказать. Вот только глубокого сочувствия это не вызвало.

Упреки пошли по-накатанной: я и переигрываю за компьютером, и совсем забыл о семье со своей службой, и все нормальные люди уже уволились, получили квартиры и прекрасно устроились на гражданке…

М-да, четверть века в браке накладывают свой отпечаток на отношения. Куда делась та заботливая, тихая, глядящая на меня влюбленными глазами девушка, на которой я когда-то женился?

Впрочем, забота осталась. В обед жена выставила на стол пузырек с яркой наклейкой:

– Вот, хорошее успокаивающее, мне Таня посоветовала. Принимать будешь по чайной ложке за полчаса до сна.

Естественно, не забыла попенять:

– Это все из-за твоего компьютера. Все вечера за ним проводил, вот и доигрался. Все, хватит перед монитором сидеть!

– Знаешь, если я буду смотреть твой телевизор, то точно сойду с ума.

– Хоть бы посмотрел в Интернете, что люди умные про твои симптомы пишут.

– Сегодня обязательно посмотрю.

Обещание я, конечно, выполнил. Как и предчувствовал, получил кучу информации однозначного мистического оттенка. Стигматы без сомнений следует отнести в раздел явлений, непознанных современной медициной, да и наукой тоже. Своего случая, кстати, не нашел, что даже удивило.

И совсем без удивления читал криво переведенный текст, легко дополняя и раскрывая неясные моменты своей (или все-таки чужой?) памятью.

Да, Дерек Хофман существовал. Официальная биография до деталей совпадает с тем, что принесли сны. Погиб в результате «дружественного» огня. Вас бы, гады, в этот огонь.

Дата смерти… Что же, следовало ожидать. За девять с небольшим месяцев до моего рождения.

Вдоль позвоночника не спеша ползут ледяные мурашки.

Песец. Приплыли.

В полном отуплении смотрю на черно-белое фото совершенно незнакомого, и в тоже время вызывающего массу ассоциаций парня. Я видел его в зеркале. Не таким, не в парадной форме американского пехотинца. Обычно в повседневной оливковой или в пятнистом камуфляже «Хантер». В ростовом зеркале штаба. А то и просто в серой футболке, во время бритья. Там он выглядел попроще и помягче. Он – это я.

Чувствовать себя сразу двумя разными людьми – жуткое ощущение. Моя семья здесь, в этой жизни, но в то же время…

Пролистав ссылки, поработав поисковиками, нахожу сведения о той моей семье. Отец и мать умерли, но в живых две младшие сестры Дерека. Смотрю на фото бодрых старушек, а перед мысленным взором встают лица забавных и жизнерадостных малышек. Можно съездить домой, в Америку и рассказать им…

Усилием воли беру себя в руки. Что рассказать? Русский офицер – это реинкарнация их любимого брата Дерека? Та жизнь прошла, с этим надо смириться. Теперь её место на полках памяти. Глубоко вздохнув, смиряюсь с неизбежным. Мысли постепенно переходят на другую тему.

Как и многие родившиеся и вошедшие в взрослую жизнь при советской власти, я остался некрещеным. Но в Создателя верю. Среди военных с неверующими вообще плохо – не то занятие.

И вот столкнулся с действием божественных законов на своем собственном примере. Что там пишут о реинкарнациях?

В общем, из-за компьютера меня поднял лишь возмущенный возглас отправляющейся в постель жены.

Приятное на вкус, немного отдающее ментолом лекарство принять на ночь не забыл. Только оно не помогло.

***

… очередной взрыв, засыпавший траншею комьями мерзлой земли. Привалившись к стенке, смотрю вверх, на пикирующую и воющую смерть. Звено лаптежников крутит убийственную карусель, сбрасывая бомбы на позиции нашей роты.

Мучительно хочется свернуться клубком на дне траншеи, а еще лучше, заползти в «лисью нору», закрыть глаза, зажать ладонями уши и дождаться, когда этот ужас прекратится.

Но нельзя. Тело наблюдателя со снесенной осколком половиной лица лежит на дне траншеи, а немцы скоро пойдут в атаку.

Сквозь гул в ушах улавливаю изменения в какофонии разрывов. Точно, самолеты улетели. Теперь по нам долбает артиллерия. Ненамного приятнее, если сказать честно. Шансы уцелеть в лисьей норе возросли неимоверно, но мне туда нельзя, потому что я взводный и отвечаю за оборону участка. Усилием воли заставляю себя подняться и бросить короткий взгляд за бруствер, в сторону немецких позиций. Так и знал – там расползаются маленькие на расстоянии коробочки танков. Сейчас артподготовка закончится.

Словно подслушав мысли, частота взрывов заметно снизилась. Теперь по нам лупят танки, желая издали уничтожить остатки взвода. Кажется, что погибли все.

Еще с утра ровная, изгибающаяся четкими зигзагами траншея превратилась в сплошные воронки, щедро украшенные копотью и кровью.

– Бойцы, занять позиции! Приготовиться к отражению атаки, подготовить бутылки и гранаты!

Крича, я, пригнувшись, пробираюсь через ямы и завалы, взывая к тем, кто разве что чудом остался в живых. Взгляд постоянно задерживается на том, что осталось от мертвых. Бомбы и снаряды доставали людей даже в укрытиях, превращая тела в кровавые шлепки, неразличимое месиво, а иногда разрывая на выглядящие поразительно чисто и аккуратно куски.

Неужели все подчиненные убиты и я теперь один?!

– Кто живой, отзовитесь?!

– Я живой, красноамеец Истомин!

– Я, Чугунов, товарищ младлей!

– Здесь живые, товарищ командир!..

Голоса моих бойцов доносятся спереди и сзади, возвращая надежду и радуя сердце. Нас так просто не возьмешь!

Повторяю главное:

– Занять позиции! Приготовиться к отражению атаки!

Еще после первого боя понял: командирский ТТ – вещь не для окопов. Я лучший стрелок в своем взводе, а винтовка не положена. Это было бы смешно, если бы не отдавало чьим-то злым умыслом.

Ничего, здесь младший лейтенант Петров сам себе хозяин. И родная трехлинеечка пристреляна на совесть.

Вернувшись, занимаю позицию по центру взвода. Пригнувшись, неосознанно вздрагивая от близких разрывов снарядов, окидываю взглядом заснеженное поле.

Немцы уже развернулись в цепи, следуя за порыкивающими моторами танками. Уверенные в себе, стреляя на ходу из карабинов и пистолетов-пулеметов, шагают не спеша, как на работу. Они всегда так воюют: сначала перепахивают наши позиции авиацией и артиллерией, а потом наступают под прикрытием танков, в расчете, что в изувеченных, перемолотых взрывами траншеях уже не осталось живых. Ничего, сейчас мы вас разочаруем. Придержав дыхание, выцеливаю рослого унтера, подгоняющего свое отделение. Палец мягко утапливает спусковой крючок…

Бах!

Переломившись пополам, немец валится мордой в снег. С почином на сегодня, взводный!

Уже чувствуя – отобьемся! – ору:

– Огонь! Бей гадов!

На втором выстреле смазал – помешал близкий взрыв. Зато третий лег, как положено. И четвертый, прямо в лицо фашисту, только брызги полетели.

Загнав в магазин третью обойму, словно по наитию успеваю присесть – длинная пулеметная очередь щедро подметает позицию, разбивая в щепки ложе оставшейся на бруствере винтовки.

Танк!

Угловатая «тройка» с короткой пушкой прет прямо на на меня. Ощущая вдоль позвоночника смертный холодок, вытягиваю из ниши увесистую связку гранат. Тяжелая, зараза, далеко не бросить. И торчать башкой из траншеи нельзя – живо очередь схлопочешь. Коротко выглянув, снова падаю на дно. Рев мотора все ближе… Пора!

Связка полетела под днище опасно приблизившейся стальной громадины. Наверное, механик-водитель что-то успел почуять – танк дернулся влево. Но поздно. Взрыв!

Ага! Слетевшая гусеница валяется на земле, «тройка» удачно развернулась кормой. В смысле, удачно для меня, а для немцев совсем наоборот. Чиркнув спичечной коробкой, отправляю гостинцем две бутылки горючки. Тут можно не пригибаться – осколки не полетят. Моторный отсек остановившегося танка охватывает жадное чадящее пламя. Жаль, винтовке хана, но я и с пистолетом не валенок.

Высунувшийся в башенный люк танкист получает пулю в башку и проваливается назад. Вслед запускаю лимонку. Звякнув об откинутую крышку люка, она падает в танк.

Хлесть!

Вот так вам, гады. Отвоевались! Так, теперь винтовочку бы новую…

Оглядываясь, обнаруживаю за спиной стоящего с винтовкой в руках ротного:

– Ну, Петров!.. Молодец, взводный! Как в городках: бац-бац, и в дамках.

Он улыбается. Смотрю по сторонам: нормально. Горят еще два танка, в поле валяются трупы в серой форме, немцы откатываются назад. Отбились! Уточняю:

– То в шашках, товарищ старший лейтенант.