Как убивали Сталина - Николай Добрюха

После того, как в середине декабря 1922 года Ленин окончательно осознает, что дни его полноценной жизни сочтены, и худшие опасения врачей начинают быстро сбываться, он принимает официальное решение передать свои государственные полномочия ближайшим сподвижникам по власти. И, судя по всему, — навсегда, ибо, передавая полномочия, он несколько суток тщательнейшим образом ликвидирует все свои понятные только ему записи, бумаги и дела. Тем временем страшная болезнь стремительно прогрессирует. Кровоснабжение головы резко нарушается. Отнимаются ноги и руки. Усиливаются сбои в работе мозга. А впереди его ждет паралич конечностей, потеря речи и… наступление полного безумия. И вот в этих драматических обстоятельствах происходит то, что войдет в историю как тайна личных взаимоотношений Ленина и Сталина.

Начну со слухов. В среде чекистов говорят, что рассказ этот исходил от самого Сталина. Не знаю: так ли это, но с его обнародованием по-иному представляется истинный смысл последних ленинских писем и статей, более известных как Завещание Ленина, известных ленинскими словами о том, что Сталин груб, что нет уверенности, что он, сделавшись генсеком, сможет достаточно осторожно пользоваться сосредоточенной в его руках необъятной властью и т. п.

Уже первые впечатления от излагаемой ниже истории заставляют сделать вывод, что не политические соображения, а личные отношения положили начало вражде Ленина и Сталина. Именно эти личные отношения под воздействием Надежды Константиновны, вступившей в телефонную войну с Иосифом Виссарионовичем, привели к ссоре между вождями, что сперва выразилось в резких критикующих личные качества Сталина ленинских письмах, затем — в требовании к Сталину извиниться и в конце концов дошло до таких нервных переживаний, что с Лениным случился непоправимый удар, после чего он уже не смог оправиться и скончался 21 января 1924 года, так и не приходя более 10 месяцев в нормальное человеческое состояние.

Не будет преувеличением сказать, что эта ссора основательно ускорила наступление смерти на и без того катастрофически подорванный напряженной работой ленинский организм. Стало быть, как можно убедиться из приводимых ниже документов, все обошлось без чьего бы то ни было яда. Здоровье Ленина было таким, что и без яда не на что было надеяться…

Однажды встречаю Крупскую. Вся в слезах. Протягивает заявление и плачет: «Не могу больше терпеть это…» Спрашиваю: «Что — это?» Она: «Владимир Ильич уже со всеми девицами из своего секретариата переспал. Мало мне этого позора, так теперь он и в других отделах Совнаркома стал отношения с девушками заводить. Прошу Вас собрать ЦК и срочно принять меры…» Я был в замешательстве. Дело в том, что я был в курсе, что Ленин очень нравится молоденьким девушкам и особенно женщинам и славится у них не только как политик. В нем чувствовалось давление крови. И его тогда, наверное, совсем не беспокоили любопытные глаза охраны. Но делать было нечего, надо было реагировать на заявление жены Ленина. И я сказал: «Что ж… Надежда Константиновна, мы соберем товарищей и разберем этот вопрос». И вот на заседании, когда была зачитана повестка дня, зал взорвался смехом. И, как это ни горько сказать в конце концов подавляющее большинство оказалось на стороне Ленина. Дело в том, что Надежда Константиновна никогда не было красавицей и чем дальше, тем больше теряла то, что в глазах мужчины делает женщину женщиной.

Однако надо было выходить из положения. И мы попытались рассмотреть заявление обиженной таким образом женщины… Я видел, что Ленин еле сдерживает улыбку, наблюдая, как все мы поставлены перед необходимостью вынести решение и возложить на кого-то контроль за его исполнением. И тогда я предложил компромисс. Во-первых, признать Ленина безусловно виновным. А, во-вторых, безусловно признать Крупскую Надежду Константиновну еще более виновной, поскольку она так много загружает себя партийной работой, что забывает исполнять свои супружеские обязанности. И поэтому мы вынуждены резко сократить ей второстепенные партийные задания и сделать главным ее партийным заданием — быть женой, достойной Владимира Ильича во всех отношениях!

Ленин, которому мы еще раз с товарищами сказали, что семья — все-таки ответственное дело, не выдержал и развеселился так, что даже мы не могли удержаться от смеха. Надежде Константиновне ничего не оставалось, как хлопнуть дверью».

Считается, что после этого Крупская возненавидела Сталина. И ее отчасти понять можно… Так зародилось то, что потом выльется в месть Крупской.

Кстати, это решение ЦК, как считают компетентные источники, может находиться в особой секретной папке, к которой имеет доступ только 1-й человек государства, начиная со времен Сталина.

В этой папке, вероятно, хранятся и документы о «телефонной войне» между Крупской и Сталиным, которая произошла уже после разбирательства жалобы Крупской на Ленина. Вот, как это было.

Уже с начала 1922 года здоровье Ленина вызывало большие опасения. Сказывалось сильнейшее перенапряжение в годы революции, гражданской войны и НЭПа. Весной врачи рекомендовали ему продолжительный отдых и горный воздух. Ленин предполагал поехать на Кавказ или в какое-либо другое подходящее место. 6-го апреля он беседовал с Орджоникидзе об организации своего лечения и отдыха, а 7-го апреля написал ему письмо относительно своих планов на Кавказе. Вот строки из письма: «Нервы у меня все еще болят, и головные боли не проходят. Чтобы испробовать лечение всерьез, надо сделать отдых отдыхом». Однако поездка на Кавказ не состоялась. Планировалась она на середину июня, но уже в конце апреля и особенно в конце мая дали знать первые чрезвычайные сигналы о надвигающейся катастрофе…

22-го апреля Ленин приезжает в Институт биологической физики, где ему производят рентгеноскопию грудной клетки в связи с предстоящей операцией по извлечению пули, а 23-го он едет в Солдатенковскую больницу (ныне больница Боткина), где пулю ему извлекают. Уже 27-го апреля Ленин участвует в заседании Политбюро, и вроде бы ничего не предвещает резкого ухудшения здоровья. Вплоть до отъезда 23-го мая в отпуск в Горки он продолжает работать. И тут, в Горках, 25–27-го мая происходит первый приступ болезни Ленина, приведший к частичному параличу правой руки и правой ноги и расстройству речи.

Примерно в эти дни в связи со случившимся происходит откровенный разговор Ленина с лечащими врачами. Светила медицинской науки того времени под напором Ленина признаются ему в том, что он обречен на паралич конечностей и… безумие… из-за катастрофически прогрессирующего нарушения кровоснабжения мозга. И это может произойти в любой день…

После тяжелых раздумий Ленин потребует яд. И Сталин, как наиболее близкий тогда человек, даст Ленину слово, что «сделает это», если действительно окажется так, как предвещают врачи. Чтобы никто(!) не видел разбитого и униженного болезнью учителя…

Правда, уже в середине июня в состоянии Ленина отмечается прогресс, а 13-го июля в записке своему совнаркомовскому секретарю Фотиевой он сообщает об улучшении своего самочувствия такими словами: «Лидия Александровна! Можете поздравить меня с выздоровлением. Доказательство: почерк который начинает становиться человеческим. Начинайте готовить мне книги (и посылать мне списки) I) научные, 2) беллетристику, 3) политику (последнюю позже всех, ибо она еще не разрешена)».

На третий пункт стоит обратить внимание, ибо врачи неоднократно замечали, что какие бы то ни было (положительные или отрицательные) политические новости всегда весьма тяжело отражались на здоровье Ленина, и поэтому столь категорическое предписание было крайне необходимо. Тем более, что Крупская, писавшая: «О чём можно и о чём нельзя говорить с Ильичом, я знаю лучше всякого врача», — не очень-то придерживалась медицинских рекомендаций, что, как свидетельствуют факты, во многом сыграло роковую роль в ускорении развязки.

Между тем 11-го сентября «Консилиум профессоров О. Ферстера, В. В. Крамера и Ф. А. Гетье» разрешает Ленину приступить к работе с 1-го октября 1922 года. И вот 2-го октября Ленин возвращается из Горок и начинает работать. И тут оказывается, что и остальные также легко относятся к только что «отодвинувшему» тяжелейший недуг вождю. Недаром 24-го октября появляется следующее обращение к секретарям: «Поручается вам следить строго за тем, чтобы на заседаниях не велось частных разговоров, и останавливать разговаривающих. Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)». В связи с этим секретарь Фотиева срочно передает по просьбе Ленина всем окружающим «товарищам», что «он абсолютно не может переносить частных разговоров и хождения во время заседания, и что вот именно из-за этого он может снова свалиться».