Приз лотереи счастья - Илана Кузьмина

Дима тут же воспользовался советом матери и позвонил другу. Эрик побежал к матери отпрашиваться, сказав, что его приглашает пожить на даче на несколько дней бывший одноклассник. Мать сначала мялась, не хотела отпускать сына: дачных прелестей у самих хватало с избытком – и свежий воздух, и ягоды, и фрукты. Однако известие о том, что у друга загородный дом расположен на берегу озера, а Эрик очень любит плавать и, вообще, воду, а у них только лес, а вода лишь в виде душа, сделало своё дело. Да и видела мать, что сыну скучно. Что же, пусть поживет у друга. Однако Наталья Максимовна перебросилась по телефону парой фраз с Диминой матерью, убедившись на всякий случай, что мальчики будут под приглядом взрослых.

Эрик со спортивной сумкой, с которой ходил в бассейн, вышел к шоссе, где его уже поджидал Дмитрий. Парнишка расцвел, увидев друга, кинул сумку на заднее сидение, сам сел на переднее и воскликнул:

– Димка, привет, как я соскучился! – Дмитрий обнял его за шею, чмокнул в щёку и повернул его лицо к себе, взяв за подбородок:

– Привет, рад видеть твою славную мордашку. Сразу отправимся к нам или заедем во лесок?

– Издеваешься?! – засмеялся Эрик и тут же серьёзно добавил: – Дима, у вас мы только друзья, без каких-либо глупостей, а то ещё спалимся5 – повсюду есть вездесущие и любопытные уши и глаза.

– Слушаюсь и повинуюсь. Как скажете, мой господин, – шутливо ответил Дмитрий. – Но… ты не представляешь, как тяжело быть с тобой только другом. Когда ты рядом, у меня мысли путаются в голове. Однако ты прав, нужно быть осторожными. Ты рядом, уже хорошо.

Вечером они сидели под абажуром на веранде, вокруг которой стеной стояла тьма. Пели цикады, свиристели какие-то птицы, стайка мошек играла с лампочкой в Икара6, наивно принимая ее за Солнце.

– А мне кажется, самое сильное чувство – не любовь, а страх, – возразил Дмитрий на слова Эрика. – Любовь детей к родителям – страх погибнуть от голода, холода и так далее. Любовь родителей к детям – страх их потерять. Любовь вообще – страх одиночества. Страх бедности заставляет учиться, работать, крутиться и вертеться в жизни, чтобы достичь благополучия и успеха. Страх быть непонятым приводит к тому, что люди убивают в себе зачатки тех талантов, которыми их наделила судьба. Например, мальчика тянет танцевать, но он боится, что над ним будут смеяться, и вот – погиб гениальный танцовщик.

– Это верно. Я считаю, что каждый человек рождается для чего-то. Я имею в виду то, что каждый должен заниматься тем, к чему больше всего лежит душа, к чему его тянет, что доставляет ему радость. Тогда бы все работали с удовольствием и с полной отдачей. Когда-нибудь человечество научится выявлять склонности и таланты у детей с раннего возраста и будет воспитывать ребят в соответствии с их предназначением. Ведь, по сути, любой труд почётен и должен оцениваться одинаково. Чем, например, хирург лучше пекаря? Если уборщица не будет мыть полы в подъезде, дворник – убирать мусор и снег вокруг дома, пекарь – печь хлеб, педагоги – учить его детей, энергетики – вырабатывать электроэнергию, повар – готовить вкусный обед в столовой, хорошо этому хирургу будет жить, комфортно? Сможет он быть счастливым, сможет успешно и с удовольствием лечить людей? Нет, не сможет. Так что неправильно это, что есть престижные и не престижные работы. Мыть лестницы в подъездах не престижно? Но ведь ты не хочешь этим заниматься, так уважай и цени людей, которые берутся за эту тяжёлую и грязную работу. И получать за свой труд все должны примерно одинаково. Ты долго учился? Поэтому сейчас ты и занимаешься более чистой и творческой, а не тяжёлой и грязной работой. Неправильный у нас мир, – со вздохом закончил пламенную речь Эрик.

Дмитрий слушал и смотрел на него, улыбаясь. Парень был сейчас красив, как никогда – глаза горят, щёки раскраснелись. Ему хотелось крепко-крепко прижать Эрика к груди, уткнуться лицом в его волосы и чувствовать его жаркое дыхание на своей шее. И вот так вот сидеть бы, обнявшись, долго-долго, можно вечно. Дима слушал друга, а сам мысленно опровергал сам себя:

«Нет, самое сильное и самое загадочное чувство – всё же любовь. Ещё полгода назад я даже не знал этого паренька, а сейчас готов, не раздумывая, отдать жизнь за Эрика, если бы ему грозила беда, а он, Дмитрий, мог помочь. Ни секунды бы не думал, и дело не в сексе, тут что-то другое».

– Мальчики, пора спать, – позёвывая, проговорила мать Димы, выглядывая на веранду. – Эрик, тебе в Диминой комнате на диванчике постелить или здесь, на свежем воздухе? Гостевая у нас занята, там моя мама…

– Лучше здесь, на веранде. Тут не так жарко и душно, да и диван подлиннее, – ответил Эрик и наткнулся на недоумённый взгляд Дмитрия.

– Ну, и хорошо, сейчас принесу постель.

Когда мать ушла, Дима в один прыжок оказался рядом с другом и зашипел:

– Ты чего, обиделся на что?

– Что ты, Дима, я просто боюсь. Я ведь не удержусь и полезу к тебе… – извиняюще зашептал Эрик в ответ. – Вдруг кому-нибудь захочется в туалет или водички попить, услышат нас, засекут. Или усну с тобой вместе, а утром твоя мама поймает нас с поличным. Тепленьких, в одной постели. Представляешь, что начнётся? Лучше не рисковать. Не обижайся, так лучше.

– Умница ты моя.

На другой день друзья отправились на озеро. Эрик, с детства любивший воду, плавал и резвился в озере, как дельфин. Дмитрий сидел на большом полотенце, на котором красовалось изображённое семейство волков, и наблюдал за другом с гордостью и восхищением. Так смотрят родители на своего ребенка, читающего у ёлки стишок Деду Морозу. Эрик наконец выбрался из воды. Он шёл по песку к Диме, отжимая волосы, – высокий, красивый, с блестевшим от воды телом. У Дмитрия сладко заныло внизу живота, он отвёл глаза в сторону и наткнулся на двух девушек в розовых купальниках, расположившихся невдалеке, которые тоже с восхищением наблюдали за Эриком. Это не понравилось Дмитрию – Эрик его и только его. Но Дима зря волновался, его друг смотрел только на него.

– Вода – класс! Я душеньку наконец отвёл, давно не плавал. А ты чего так быстро вышел из воды?

– Да мне хватило, – Дмитрий кинул стоящему Эрику полотенце, чтобы тот посушил мокрые волосы. Ему вдруг безумно захотелось медленно и нежно слизывать с желанного тела друга капельки воды, сверкающие на солнце бриллиантами, слушать сладкие стоны Эрика и ощущать руками, как это красивая и гибкая плоть тает, словно восковая свеча. Чёрт, это пытка какая-то! Парень лёг на живот и подвинулся в сторону, освобождая место для Эрика. – Ложись уже, хватит красоваться, я не железный.

Парнишка растянулся на полотенце и подставил лицо солнышку. По голубому небу плыли белые облачка, весьма напоминавшие очертаниями овечек. Эрик хихикнул:

– Посмотри на небо. Раз овечка, два овечка…

Дима запрокинул голову и усмехнулся:

– Тут вон на земле две овечки с тебя глаз не спускают.

– На здоровье, – равнодушно ответил Эрик, даже не пытаясь выяснить, что это за «овечки», чем пролил бальзам на душу любовника, и вдруг неожиданно спросил: – Дима, а ты в Бога веришь?

Дмитрий удивленно взглянул на друга.

– Плавные у тебя переходы…

– Нормальные, – улыбнулся Эрик. – Небо – облачка – овечки – агнец Божий – Бог. Вполне логичная цепочка ассоциаций. Так всё-таки, ты веришь в Бога?

– Не знаю. Я верю в высшую разумную силу, можно называть её и Богом, но она, эта сила, чисто физическая по своей природе и ничего общего не имеет с этим мистическим бредом, что несут разные шаманы, ведьмы, да и попы тоже. Церковь и священников я не признаю, ни христианских, ни мусульманских, ни буддийских – никаких. Церковь – это бизнес, просто бизнес, не более того. Мне кажется, с Богом можно общаться только напрямую. Каяться и просить нужно, обращаясь непосредственно к Богу, попы тут не нужны.

– А рай и ад существуют? – не унимался Эрик.

– Солнце, лето, вода, девушки, наконец, а тебя понесло в серьёзные разговоры, – ухмыльнулся Дмитрий. – Откуда я знаю, я ТАМ не был. Не хотелось бы, чтобы они были: мы с тобой точно в ад попадём.

– Это почему? – возмущённо воскликнул Эрик.

– По кочану… Гомосексуализм – грех во всех религиях, – тихо ответил Дмитрий.

– Ну, может, Там поумнее существа обитают, – задумчиво, с надеждой в голосе произнёс Эрик.

– Да ты чего, умирать собрался, о потустороннем мире заговорил?

– Я сегодня проснулся утром, лежу на веранде, наслаждаюсь многоголосым хоровым пением птичек, и мне почему-то вспомнился давний сон. Однажды, мне тогда года четыре было, мне приснился очень странный сон. Сам-то я, конечно, не помню его – мама рассказывала.

…Я на детской площадке катался с металлической горки. В очередной раз съезжая, я чем-то зацепился за что-то и упал на землю, больно ударившись головой о камень. Вдруг боль прошла, а я, как перышко, взлетел и увидел себя, лежащего на земле без движения, как бы спящего, но с открытыми глазами. Мне стало так страшно, я закричал во весь голос: «Почему я летаю, вдруг я упаду? Почему меня два?» Я подлетел к маме, которая разговаривала с какой-то женщиной, сидя на лавочке у подъезда.