Реквием - Виктор Брусницин

Умел разговаривать с людьми.

– Однако куртка на вас фирменная, отлично смотритесь, между прочим.

– На Шувакише брал.

– Я себя раз на Шувакише взял, рассчитаться не могу.

– Гы-гы.

– Славно, что дождик иссяк, однако одинаково сыровато… Я как тот еврей. Идет по улице, деньги лежат. Обрадовался, поднял. Махнул рукой с досадой: черт, не хватает.

– Гы-гы-гы.

Гена достает сигареты:

– Угощайся… Слушай, ты не в курсе относительно курса? Говорят, доллар опять отпустят…

Не однажды первого встречного притаскивал домой, радушничал – подвижный человек. Завязывались неожиданные знакомства. Постоянно толкался на Вайнера, там в то время сбыт шел со столиков, Шувакиш закрыли, сюда переместился самый активный центр торговли. Был дружен со всеми, перебрал, поди, четверть местных – реализаторами были русские наемницы – держал руку на пульсе. Возник некий латыш, Норик раздобыл денег, поехали в Ригу, отоварились. Раскидали товар по столам, стало понятно, что требуется свое место. Пришли в городскую администрацию, укатали начальство не без протекции Паршина и связей Норика.

Возникла мода на киоски. Разузнали, покатили в Первоуральск, лавочки изготовляли там. Связи, взятки. Поставили. Стоцкий стал первым русским обладателем – пусть долевым – своего киоска: тогда хозяйничали исключительно армяне.

Латышские товары, Роги свою обувь торговал через Стоцкого, Паршин какое-некое подкидывал, дело пошло.

Паршин нарыл Прожерина. Тот имел выход на Эмираты через певца Новикова. Чартерные рейсы. Кофточки, детские товары имели хороший спрос. Стоцкий с ним крепко дружится тем самым. Прожерин оседает в Эмиратах и дело приобретает стабильный характер. Гаманок пухнет.

За полтора года Стоцкий купил квартиру, обстановку, новенькую шестерку. Лихо обогнал Роги, который тоже прилично сперва взлетел, однако начал затухать.

Скупал ваучеры, ушлые люди надоумили. Кстати взять, выкупил бумажки у Роги, который в них не верил, и вообще, в итоге практически рухнул: с Татьяной разошелся, свой обувной цех продал, влип с МММ и практически обнулился. (Позже Роги выскажется: «Когда мы живем при власти, которая целенаправленно истребляет надежду, платить за последнюю не так уж дурно. Отсюда и мошенники».) Вообще говоря, с ваучерами Стоцкий и к Пете и ко мне подъезжал, однако я не склонился, грамотно вложился в газпромовские акции.

Между тем конкуренция набирала силу – все ударились в торговлю: челноки, красная ртуть, прочая дребедень. Тем более что приличные заведения, наука и иное, рушились точно песчаные. У нас в лаборатории один парень из ушлых, Булатов, ткнулся подначивать на создание своей посреднической штукенции. Слепили ТОО. Коллектив подобрался молодой, творческий, подвижный. Жить стало весело. Постоянно ездили в командировки, собственно, о науке практически забыли – лишь тройка заплесневелых ретроградов сидели на профильных работах – коль скоро начальник лаборатории имел солидное количество акций фирмы. Пошли приличные деньги. Помнится, арендовали помимо прочего гостиницу в Сочи, туристический бизнес, все такое. Сами временами халявно наезжали. Само собой, Стоцкий рядом. Тогда он был на взлете, деньгами пылил. Раз – всем кагалом сидели в ресторане – аки заправский Вельзевул пустился соперничать с Булатовым на предмет музыкального сопровождения. Булатов одно заказывает по просьбе секретарши (она же… – сами понимаете), Стоцкий казаченковскую «Больно мне, больно». Причем делал перезаказ. Мы эту песню не переносили, Генка – напротив. Булатову бы попустить на смешках, нет, повелся – он, вроде бы, секретаршу к Гене ревновал (было отчего, пару сотрудниц лаборатории Стоцкий покрыл). В общем, довел наш вертопрах директора до белого каления, денег вмяли будьте-нате, не я бы, пожалуй и разодрались. На другой день Стоцкий снова умыл – притащил Гребенщикова. Как он его раздобыл, история умалчивает.

– Боря, – кладя руку на плечо «бога», фамильярничал Генка, – я твою «отход на север» обожаю.

– Это не моя, – надменно кривил губы БГ, – Помпилиус.

– Тем более, – вдохновенно соглашался новоявленный друг.

А улетали!.. Опоздали, да еще подшофе – вылет задержали и вообще хотели ссадить. Я был потрезвее, уговорил (летели мы вчетвером, с женами). В самолете тройка «новых русских», все в массивных золотых цепурах, пустилась высказывать весьма нелицеприятные соображения в наш адрес, чем возвысили Стоцкого в собственных глазах изрядно – он пустился делиться с ними относительно знакомств с первыми лицами криминального наклонения (ничуть, между прочим, не кривил). Довел особей до пароксизма. Я был предельно уверен, что получим капитальную взбучку. Выкрутились, Стоцкий сумел нуворишам внушить некое. Впрочем, в аэропорту нас «приняли» и штрафа не избежали.

Ему многое сходило с рук. Пятница, святой день. Я, Стоцкий, наши жены. Ехали откуда-то, решили продолжить у меня. Затарились, выходим из лабаза, довольные собой длим путь к месту назначения. Пересекают стезю четверо агрессивных парней. Один из них вымахал амбалом под два метра, сугубо за центнер, он и очутился самым настырным. Не помню, что именно они доказывали, кажись, допеклись до моей супруги. Стоцкий полез петушиться, повторюсь, его решительность – при весьма сомнительной фактуре – меня всегда поражала. Два задохлика против четверых справных фигурантов. Получили незамедлительно.

– А ну, козлы, сдавайтесь! Руки вверх, снимай кальсоны, отдавай мои патроны!! – слышу я внезапно истерическую речь Стоцкого.

Глядь, стоит Геннадий, держит в руках пистолет, рожа решительная отнюдь. Я быстренько отцепился от напарника, с которым возился, и крепко ошалелый естественным образом очутился за плечом друга.

– Всех перестреляю и даже моргать не позабочусь! – все так же воинственно поясняет позу оратор.

Поставьте себя на место людей – пестик блестит в свете фонарей и даже имя противника неизвестно, что у него в голове тем более. Стоят, стало быть, молча. Гена продолжает речь, причем в предельно горячих тонах – известно, звуковое сопровождение шибко подчеркивает намерения.

Наконец тот амбал приходит в себя, сообщает следующее:

– Я – десантура, в Афгане воевал, таких как ты, пидор, мочил точно ватку для протирки затвора.

Гена повествует возражение:

– Пидором никогда не существовал и не собираюсь. Отсюда получите с моим уважением к вашему афганскому прошлому, – и нажимает на курок пистолета, направленного на оппонента.

Осечка. Лично я понял, что добавить нам уже не суждено. Громила вальяжно надвигается на не собирающегося быть сами помните кем гражданина и что у него на уме запросто можно догадаться. Не тут-то было, Стоцкий судорожно потряс волыну и делает предыдущее упражнение. Грохает натуральный выстрел. Верзила падает.

Облако дыма. И не просто – расположенные афронт супостаты затевают надрывно чихать и кашлять: пистолет газовый. Собственно, и Генка затеял корчиться.

– Сматываемся! – нервно советует Стоцкий. По всей видимости, он, зная содержание заряда и не изведав шока столь категорического нападения, очнулся первым.

Жены, что прилежно созерцали мизансцену и не получив дозу, как находились вместе со мной в тылах, очень поняли пожелание и резко сорвались, вчетвером дали отменного стрекоча.

Подъезд существовал рядом, согласно чему заскочили в убежище, пыхтим, что твой паровоз. Припасы в битве не потеряли, я, когда вступал в пререкания, драгоценность передал супруге на сохранение – резко налили, ибо пожар.

Только на раз обсудили событие, произнесся звонок в дверь. Супруга моя пошла поглядеть в глазок, вернулась бледная и дрожит голосом:

– Эти.

– По порядку, будь так любезна.

– Которые настырничали. Которые из Афганистана в свое время прибыли.

Как после выяснилось, вычислили по свету, что только зажегся на кухне – действительно десантура. Звонят, несмотря на подобное, беспрестанно и в дверь колотят. Милицию вызывать – как-то не к лицу. Словом, ткнулся Стоцкий к двери и входит в контакт:

– Рассказывайте.

Амбал доводит до сведения:

– Открывай. Мне твои друзья пошиш, щекотать не стану. А приблуду, что очутилась у тебя в руках, хочу досконально рассмотреть. Система привлекательная, так что сделай одолжение, задрот, иначе глаз на жопу натяну. Умею.

Препирались, поди, полчаса: и жены-то визг устраивали, и милицией грозили, и еще какими-то криминальными структурами – нет, показывай, ублюдок. Делать нечего, решили отворить ворота.

Между прочим, парень оказался один, соратники, должно быть, угрозам нашим вняли. Зашел плохиш, выхалкал стакан водки, что мы ему предусмотрительно поднесли и стал в коротком времени другом. После он со Стоцким имел несколько приключений, пока окончательно не сел на скамью подсудимых. Наряду с тем огнестрельную вещь в актуальном посещении стянул.