«Крокодил» - Коллектив авторов

Это самое главное.

В глазах Митьки прохожие делятся на Мабуз, Чарли Чаплинов, Билли, Мэри Пикфорд, Конрадов Вейтов, Коллигари, Мозжухиных, сыщиков, миллионеров, преступников и авантюристов.

Вот из вагона трамвая выскочил изящный молодой человек в широком пальто, кепи, полосатом шарфе, с трубочкой.

Несомненно, этот человек принадлежит к разряду сыщиков — Гарри Пиллей.

Митька не сомневается в этом. Для Митьки ясно, как ириска, что молодой человек преследует важного государственного преступника. У него нет времени купить у Митьки спичек.

Сыщик перебегает улицу. Ага! Он догоняет человека, который садится в экипаж. Попался, голубчик! Митька бросается к месту происшествия, рискуя попасть под автомобиль, и останавливается около сыщика и преступника.

— Послушайте, Саркизов, — взволнованно говорит Гарри Пилль, — два вагона муравьиных яиц франко Петроград… Накладная в кармане, я только что звонил в трест… Сорок процентов, и ни копейки меньше.

Но у Митьки нет времени дослушать до конца. Его внимание отвлечено другим.

Мимо почтамта быстро-быстро бежит золотоволосая девушка, прижимая к груди вагон толстых книг.

Конечно, это Мэри Пикфорд, только что выгнанная из дома своего злого дяди. Бедняжка! Ее так жаль!

Митька не сомневается, что она сейчас сядет на тротуар и заплачет. Митька уже готов подбежать к ней и подарить самую лучшую папиросу, но в этот миг возле Мэри Пикфорд вырастает великолепный экземпляр Конрада Вейта.

Митька останавливается, затаив дыхание.

Конрад Вейт берет под руку Мэри Пикфорд.

— Здравствуйте, Соня, ну как дела?

— Здравствуйте, товарищ Кошкин. Какая совершенно случайная встреча!

Мэри Пикфорд ужасно краснеет.

— Товарищ Кошкин, у вас нет ли учебника политграмоты? У меня позавчера Левка свистнул.

Но Митька уже занят другим: с извозчика слезает чудесный, толстый, преступный доктор Мабузо.

Митька знает, что доктор Мабузо курит исключительно «Посольские* и платит, не торгуясь. Он кидается к нему и попадает головой в живот милиционера. Митька панически взмахивает руками, круто поворачивается, топчется на месте и стрелой летит к Чистым прудам.

— Стой, постреленок! — кричит сердитый милиционер.

Но Митька ничего не слышит.

Ветер свищет в ушах, сердце колотится, захватывает дух. и Митьке кажется, что он Чарли Чаплин и что за ним гонится по меньшей мере рота полисменов на мотоциклетах…

Александр Твардовский

СИДЯТ И СМОТРЯТ

С праотцовскими вещами, Сидя вместе. Чинно слушают мещане Наши песни. Сохраняя мир домашний, В окна смотрят. Как идут колонны наши В общем смотре. Голоса ли, шум ли, крик ли — Будь что будет: Ко всему они привыкли, Эти люди. На знамена посмотреть им Так ли трудно? Интересно, как и детям, — Многолюдно. Приходилось им когда-то. Скуки ради, Посмотреть, как шли солдаты На параде. Демонстрация проходит — Разве страшно? Смотрят, споря о погоде О вчерашней. Голоса ли, шум ли, крик ли — Будь что будет: Ко всему они привыкли. Эти люди. Смотрят папы, Смотрят мамы, Смотрят смело. Ведь не треснут Стекла в рамах, — Будут целы!

Василий Лебедев-Кумач

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

ПРАЗДНЫЕ МЫСЛИ САВЕЛИЯ ОКТЯБРЕВА

Рационализация также нуждается в предварительном с кем-то согласовании.

Заведующий! Помни, что учреждение не только для тебя, но и для остальных сотрудников.

Каждый трудящийся, помимо прочих присвоенных ему прав, имеет право прийти на общее собрание своего коллектива.

И рационализация имеет свои пределы!

Для борьбы с бюрократизмом надлежало бы составить точные правила и в случае несоблюдения оных результаты борьбы считать недействительными.

Если бы не существовало инструкций и циркуляров, то как мог бы работать некультурный заведующий культотделом?

Грубый соваппаратчик отказывает просителю, вежливый — отклоняет его ходатайство.

Борясь с карьеризмом и подхалимством, стремись не только к тому, чтобы начальство видело твое рвение и было довольно.

Правильная линия работы не всегда совпадает с линией работы по правилам.

И еще раз скажу: установить, что линия работы правильна. иногда можно и в тех случаях, когда работа велась не по установившимся правилам.

Беспартийный Савелий Октябрев

Юрий Олеша (Зубило)

ГУЛЛИВЕР

На портрете видим мы мужчину В парике, похожем на овчину, Подбородок у него пудовый. Кто это? Какой-нибудь Людовик? Нос плюс тубы — как трефовый туз. Это Миних? Или это Брюс? Но известно, что обманчив вид И на самом деле это Свифт. В юбилей наш вспомним кавалера, Нам придумавшего Гулливера. Чтоб не лопнул у читавших зоб, Он писал на языке Эзопа. Он выдумывал как будто сказку. Просто Приключения. Какой-то остров. Потерпел крушение корабль, И, надежды исчерпав запасы, Выползает на берег, как краб, Гулливер — Единственный, кто спасся. Все, как в сказке. Много разных тайн. Остров, кажется, необитаем. Гулливер, похожий на кузнечика. Спать ложится. Видит, делать нечего. Спал и видел дом родной под вязом, Родину зеленую, овечек. Не подозревая, что его привязывают В это время маленькие человечки (Ясно — сказка, раз такие вещи. Как микроскопические человечки!). В детстве так и думали: — О да! Эта книга для детей подарок… Столько всяких там чудес напутано Про гигантов И про лилипутов! Гулливер обедать вышел в сад. Вдруг громадная летит оса И, как коршун, плавает над тортом — Гулливер ее сражает кортиком! Много в этой книге удивительного… Он потом попал в страну, где люди Держат голову В наклонном виде (Голова лежит при этом, как на блюде!). Сказочка! Читать зимой у печки, — Осы… Великаны… Человечки… В результате оказалось: где там! Тут не приключения для деток, — В каждой строчке издевательство и злоба! Оказалось, что язык Эзопа… Вот как приходилось изворачиваться… Гулливер какой-то, корабельный врач, Лилипуты… множество историй, — А на самом деле виги, тори, Двор, ханжи, ученые, король, Тупоумий суеверных рой. В юбилей наш вспомним кавалера. Нам придумавшего Гулливера. Мы — в стране гигантов! Но порой У подножия гигантской стройки Возникает лилипутов рой… Вот он. паразит, вредитель, плут. Вот он, тупоумец-лилипут! Мы в стране гигантов, но порой Люди ходят в ней с наклонной головой — Влево, вправо — как при Гулливере: Этот сомневается, а тот не верит… Великаны мощные растут. По стране расставленные Планом. Но порой Ничтожный лилипут Вдруг себя Воображает великаном! В юбилей наш вспомним кавалера, Нам придумавшего Гулливера. У врагов глаза вылазят рачьи… Пятятся враги, как ящеры… Нам теперь не надо изворачиваться, — Мы — сатира. Не просачивающаяся, А разящая!