Дубравия - Элинор Фарджин

— Ну, что вы думаете о Принцессе Востока?

— Ничего не думаю, — огрызнулся Джон.

— Не пришлись ей ко двору, да?

— Вы опять забываетесь, Селина. Помолчите.

— Извольте. Больше ничего не желаете?

— Желаю, — сказал Джон. — Еще как желаю. Ничего другого не желаю, только…

— Только что?

— Только мое стихотворение.

— Ваше стихотворение? Тот стишок, что ли?

— Вот-вот!

— Что же вы не сказали этого раньше? — сказала Селина и вынула его из кармана.

VI

Юный Король затопал ногами от гнева.

— Значит, все это время оно было у вас? — вскричал он.

— Почему бы и нет? Вы его выкинули.

— Вы сказали, что бросили его в мусорную яму.

— Ничего подобного я не говорила.

— Вы сказали, что не помните, о чем оно.

— И не помню. Никогда, даже в школе, не могла выучить стихи наизусть!

— И все равно держали его у себя!

— Одно другому не мешает.

— Но почему вы это сделали?

— А это уж не ваша забота. Подумать только: так обращаться со своим делом! — строго сказала Селина. — Человек, который не уважает дело своих рук, не заслуживает того, чтобы ему давали его в руки.

— Но я уважаю, правда, уважаю, Селина, — сказал юный Король. — Честное слово. Я так жалел, что скомкал и выбросил свое стихотворение. А знаете почему? Потому что оно вам не понравилось.

— Я этого не говорила.

— А… а на самом деле?

— Неплохой стишок.

— О, Селина, правда? Правда, Селина? О, Селина, я забыл его. Прочитайте мне его…

— И не подумаю, — сказала Селина. — Может, это научит вас в другой раз запоминать то, что вы написали, прежде чем выбрасывать.

— А я вспомнил! — вскричал вдруг юный Король. — Да, я помню его от слова до слова. Послушайте. — И, схватив ее за руку, он сказал:

Ты ягодки слаще,      Голубки добрей,Любой восхитится      Любимой моей,Я жить без тебя      Не смогу никогдаИ очень надеюсь,      Что скажешь ты «да»!

Селина молча теребила край передника.

— Разве не так? — встревоженно спросил юный Король.

— Более или менее.

— Селина, скажите «да»! Скажите «да», Селина!

— Спросите меня завтра, — сказала Селина, — в Западной Дубравии.

— В Западной Дубравии? — с удивлением воскликнул Джон. — Но вы же знаете, ходить туда запрещено.

— Кто это запретил?

— Наши отцы и матери.

— Ну а у меня никогда не было ни отца, ни матери, — сказала Селина. — Я сирота.

— И вы ходите в Западную Дубравию? — спросил Король.

— Очень часто, — сказала Селина. — Всякий раз, когда я свободна. Завтра я свободна полдня. Если хотите — ждите меня у черного входа, и мы пойдем вместе.

— А как мы туда попадем?

— В заборе есть лаз.

— А что нам нужно взять с собой? — спросил Король.

— Только это, — сказала Селина и положила стихотворение обратно к себе в карман.

VII

На следующий день сразу после второго завтрака, когда Селина окончила работу, и привела себя в порядок, и надела розовую блузку с кружевами и шляпку с лентами, юный Король встретился с ней у черного хода, и они пустились рука об руку к ограде, отделявшей Трудландию от Западной Дубравии.

Как обычно, там была кучка детей, старавшихся заглянуть за ограду, и сквозь нее, и во все несуществующие щелочки, и они с любопытством смотрели, как Король и Селина шли вдоль ограды и Селина тыкала в каждую доску пальцем, считая про себя. Удивительно, взрослые, а ведут себя, как маленькие, и дети пошли гурьбой вслед за ними, чтобы увидеть, что будет дальше. Но Король и Селина от волнения ничего не заметили. Когда они дошли до семьсот семьдесят седьмой доски, Селина сказала:

— Вот здесь! — и сунула палец в дырочку, и опустила защелку с внутренней стороны. Доска откинулась, как узкая дверь, и Селина с Королем протиснулись внутрь, а следом протиснулись все дети.

Они были в Дубравии, но что это? — Король не верил своим глазам и принялся протирать их. Перед ним, как и в первый раз, поднимался завал из веток, цветов и листьев, но ветки были живые, на них пели птицы, листья зеленели, наливаясь радостным светом прямо на глазах, а что до цветов — о, никогда в жизни Джон не видел и не нюхал таких цветов! Пройти сквозь завал оказалось нетрудно — ведь за руку его вела Селина. Миновав его, Король снова принялся тереть глаза. Вместо серой песчаной пустыни перед ним расстилался зеленый луг с веселыми ручейками, и водопадами, и купами деревьев; среди деревьев стояли коричневые домики и белоснежные храмы; на покрытой мхом земле синели фиалки, в воздухе летали всевозможные птицы, пятнистые олени пили из ручьев, а на траве резвились белки. И никто из них не боялся ни Селины, ни Короля, ни детей.

За деревьями лежал изогнутый дугой золотой берег, лаская глаз блестящими раковинами, разноцветными камешками и сверкающим песком, на него накатывали легкие изумрудно-голубые, прозрачные, как стекло, волны; вдали резко выдавался в море белый утес с пещерами и гротами. Лебеди, чайки и другие морские птицы кружили над водой, прочеркивая небо серебряными штрихами, или стояли на песке, чистя клювом перышки. Они смотрели на людей так же безбоязненно, как лесные твари.

Все утопало в лучезарном свете, словно слились воедино лучи солнца и луны, и было похоже на самый чудесный сон.

— О, Селина, — вздохнул Король, — я никогда еще такого не видел.

— Ты уверен? — спросила Селина.

Нет, Король вовсе не был в этом уверен. Да, он нюхал эти цветы, видел эти ручьи, бродил по этому берегу в… в… когда это было?.. в самом раннем детстве. И одно за другим они исчезли: то ли в воду канули, то ли провалились сквозь землю, то ли — когда он стал подрастать — он сам потерял к ним интерес, и они перестали казаться ему такими прекрасными, и тогда кто-то, видно, перебросил их через ограду в Дубравию.

Но здесь все было волшебным, не только полянки и берега. Дети, которые пролезли сюда вслед за Королем и Селиной, теперь весело носились взад-вперед, бегали наперегонки по траве, плескались в ручьях, шлепали босиком по воде вдоль залива, играли цветами, ракушками и камешками и рыскали ватагой по пещерам и домам. И оттуда они выбегали с множеством сокровищ: куклами, дудочками, кукольной посудой, детскими книжками с картинками; куклы эти были прекрасны, как феи, дудочки пели, как соловьи, посуда сама собой наполнялась королевскими яствами, со страниц книг соскакивали эльфы и герои, чтобы поиграть вместе с детьми. При виде этого Король издал громкий возглас, точно вспомнил что-то давно забытое, тоже кинулся в небольшой храм неподалеку и вышел оттуда со своим первым музыкальным волчком. Он запустил его в траве, и раздалась музыка, нежная, как та колыбельная, что пела про себя его мать, когда он еще не родился.

— О, Селина! — вскричал Король. — Почему родители запрещают детям сюда приходить?

— Потому что они все забыли, — сказала Селина, — и знают лишь то, что в Дубравии скрывается нечто; опасное для Трудландии.

— А что это? — спросил Король.

— Грезы, — сказала Селина.

— А почему я ничего этого не видел, когда пришел сюда в первый раз?

— Потому что ты с собой ничего не принес и никого не привел.

— А на этот раз я принес свое стихотворение, — сказал Король.

— И привел меня, — сказала Селина.

Король взглянул на Селину — впервые с тех пор как они зашли в Западную Дубравию, и увидел, что она — самая прекрасная девушка на свете, что она — Принцесса. Ее глаза, ее волосы и все ее лицо светились, такого сияния он не замечал ни у кого, даже у самой Селины. Улыбка ее была так прелестна, прикосновения рук так нежны, голос так певуч, что у Джона закружилась голова. И на ней было такое красивое платье — розовое, как лепестки розы, серебристое, как иней, а над головой переливалось что-то вроде радуги.

— Селина, — сказал Король, — ты — самая прекрасная девушка в мире!

— Да, — сказала она, — здесь, в Дубравии.

— Где мое стихотворение, Селина?

Она дала Королю листок, и он прочитал вслух:

Ты звездочки ярче      В пустыне ночной,Нежнее травы      На лужайке весной.Звезда ли, трава,      Отзовись мне, молю!Не знаю я, кто ты,      Но очень люблю.

— О, Селина! — вскричал Король. — Ты — Принцесса?

— Да, — сказала Селина. — Здесь, в Дубравии.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — сказала Селина. — Здесь, в Дубравии.

— И там, в Трудландии! — вскричал Король и, схватив ее за руку, потянул за собой через преграду из цветов и веток, где порхали птицы, за забор.

— А теперь, Селина, — сказал он, затаив дыхание, — выйдешь?

— Куда выйду?

— Замуж. За меня.