На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана) - Александр Штепенко

Где-то внизу, под облаками, проходят залив Хальмер-Седа, самая большая в Европе и в Азии реки Обь и Хайпудырская губа в Баренцевом море. Подходим к устью реки Печоры. Кругом всё такая же белая, ровная вата.

С промежуточного гидроаэродрома в Нарьян-Маре нам сообщили, что для получения разрешения на прилёт в Архангельск следует остановиться в Нарьян-Маре. Делать нечего. Вывожу самолёт за облаками по радиополукомпасу на радиостанцию. Когда стрелка прибора показала, что мы над станцией, прошу лётчиков пробивать облака и спускаться вниз.

Осторожно, явно не доверяя моим расчётам, лётчики снижаются в молочной массе облаков. Высотомер всё ниже и ниже. Высота малая. Лётчики, видно, уже совсем не верят мне. Но вот мы уже под облаками, и под нами большой плес, где на якорях стоят два самолёта. На берегу белеет посадочный сигнал. Водопьянов, улыбнувшись, говорит мне:

- Здорово у тебя получилось - вышли прямо туда, куда надо!

- Ничего не сделаешь - война требует точной работы.

Заходя на посадку, Водопьянов добавляет:

- Вот так бы на Берлин выйти!

- Найдём и Берлин, - отвечаю, укладывая штурманские приборы в сумку.

Получив радиограмму, разрешавшую прилёт в Архангельск, мы быстро собрались.

Облегчённый, с малым количеством горючего, гидроплан легко отрывается от волны.

Позади остаётся Печора и холмистая, изрезанная ручьями, коричневая тундра. Тёмные свинцовые облака прижимают нас низко к тайге. Ветер болтает самолёт. Обходим стороной грозовые облака, спускаемся до самой тайги и снова доворачиваем самолёт на запад. Солнца не видно, оно где-то высоко, за толстыми облаками. Косые полосы ливня преграждают нам путь. Мы проскакиваем между полосами и низко, на бреющем полёте, несёмся над тайгой.

Впереди снова туча с ливнем и градом.

Лететь по прямой нельзя. Верная гибель. Круто отвернув в сторону, обходим подальше опасное место. В самолёте тихо. Лица у всех сосредоточенные. У каждого одна дума - о войне.

Погода плохая, очень плохая. Бывают моменты, когда самолёт вдруг встаёт на крыло, и кажется, что пилот не успеет выровнять машину и мы врежемся в тайгу. А она вот здесь, совсем рядом. И всё-таки мысли не об этом. И не опасность тревожит нас, а нетерпение.

Облака резко стали повышаться.

Мы проскочи грозовой холодный фронт. Низко разворачиваемся над островом, где расположена база нашего гидроаэродрома, и не узнаём его.

На острове, всегда пустынном, необычайное оживление. Всё поле заставлено сухопутными самолётами. Снуют автомашиеы и тягачи. Идёт какое-то строительство, расширяется лётное поле.

Заходим на посадку. По самые винты зарывается наша лодка в волну.

Ветер против течения создаёт в воде такую кутерьму, что наша лодка рулит с трудом, не слушаясь управления. Всё же подрулили к песчаному берегу и с помощью команды рабочих аэропорта закрепили самолёт на месте.

На лётном поле, поднимая тучи пыли, рулят один за другим самолёты с подвешенными бомбами, взлетают и, построившись над аэродромом, скрываются вдали.

Возвратившаяся с запада группа самолётов заруливает на окраину поля. К самолётам подходят бензозаправщики и грузовики. Заливают горючее и подвешивают бомбы.

- Молодцы военные, - говорит начальник гидроаэродрома, - хорошо летают. День и ночь без перерыва.

- А куда они летают? - спрашиваем мы.

- На Запад. Финнов бомбят. Вы-то сами, что думаете делать?

- А вот доберёмся до Москвы, а там думаем, что и для нас работа найдётся.

- Найдётся; сейчас для всех работа найдётся. Я вот сам думаю отсюда уходить, уже подал заявление, - и, указывая, рукой на самолёт, заходивший на посадку, сказал:

- А этому, наверное, здорово досталось, на одном моторе вернулся домой.

К остановившемуся среди поля самолёту подошёл тягач и притащил к месту неподалеку от нас. Из разбитого мотора текло масло. В фюзеляже и плоскостях много разных дырок. Пилот узнал Водопьянова.

- А, Михаил Васильевич, здравствуй. С прилётом тебя. Это твоё корыто болтается?

- Здоров, здоров, вояка! Ну как воюешь?

- Да ничего, воюю помаленьку.

- Ты чего же так машину исковеркал? Что, разве жарко было?

- Да, это мне для вентиляции несколько дырок сделали.

- Что, здорово стреляют?

- Да нет, не особенно здорово. Бывает хуже. А так ещё ничего, жить можно. - Пилот сел в машину и на ходу добавил: - Ну, пока! Там ещё встретимся.

В столовой молодые девушки в белых передниках и косынках бойко обслуживают обедом прибывающие с полётов экипажи.

- Что, девчата, тоже воюете? - обратился Водопьянов к молодой весёлой девушке.

- Воюем, Михаил Васильевич, - задорно отвечали девушки, - а то как же, теперь всем надо воевать. А вы-то сами куда сейчас?

- Да вот спешу на войну, да никак до неё не доберусь.

- Ну, спешите, поторапливайтесь. А то можете и опоздать. Наши лётчики здорово им дают.

Среди военных людей, одетых одинаково - в гимнастёрках, перехваченных ремнями, и в пилотках - мы, в своих кожаных тужурках, в кепках и фуражках разного покроя и цвета, чувствовали себя не совсем хорошо. И каждый из нас только и мечтал о том дне, когда наденет вот такие же гимнастёрки с голубыми петличками.

Наконец, мы получили воздушный пароль и разрешение на полёт в Москву. Условия были жёстче, чем те, при которых прилетали сюда раньше. Требовалось в определённый час на такой-то высоте пройти точно в указанных воротах.

Обычно для гидропланов путь из Архангельска на Москву проходил над системой рек и озёр и намного удлинял Весь маршрут полёта. Нам же разрешалось лететь только по прямой, соединяющей Архангельск с Москвой.

- Ну, хлопцы, - устраиваясь на своём сиденье, сказал Водопьянов, - ещё один полёт на этом добром корыте, а там пересядем на хорошего коня.

- А нельзя ли, Михаил Васильевич, на этом самолёте, вот всем нашим экипажем воевать? - спросил Пусэп, занимая своё место.

- Нет, нельзя. Аэроплан хотя и добрый, но для войны не годится. Ни высоты нет, ни скорости. Собьют с первого вылета. Ну что, все готовы?

- Готовы!

- Запускай, Костя, моторы, да почапаем помаленьку.

Моторы, пригретые солнцем, быстро запустились. Мы отошли от берега и, порулив вверх по течению реки, развернулись.

- Ну, пошли! - сказал Водопьянов и двинул ручку газов доотказа.

Моторы зазвенели и быстро вытащили лодку на редан. Самолёт оторвался от воды.

Ну, Москва, принимай в свои ряды путников из далёкой Арктики! Как-то ты, Москва родная, сейчас выглядишь? Далеко мы были от тебя, а всё же во время прибудем, в самый нужный час. Сколько людей, сынов твоих верных, сейчас стремится к тебе со всех концов страны великой, вот так же, как мы, чтобы грудью своей отстоять тебя, родную, от врага.