На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана) - Александр Штепенко

У всех нас был многолетний стаж работы, и, пожалуй, нет такого места на Севере, где бы мы не бывали - над всем побережьем и островами Баренцева моря до берегов Аляски.

Через семь часов полёта под нами во всей своей красоте - первый заполярный город Игарка, наша база, с которой мы будем совершать свои полёты в море, пока не наступит лето и не откроются гидроаэродромы в Карском море.

Крутой вираж над городом. Самолёт легко и плавне чертит воду и останавливается у бочки на якоре. Концами лодка прикрепляется к бочке, и мы на катере подъезжаем к пристани. Нас встречают знакомые игарцы и ранее прибывшие сюда летчики.

В Игарке идет полным ходом подготовка к летней страде - навигации. Лесозаводы работают день и ночь. На пристанях и причалах расчищаются места для приёма океанских пароходов.

Солнце, светящее круглые сутки, дает авиации возможность работать непрерывно. Уходят и приходят рейсовые самолёты.

Связавшись по радио с полярными радиостанциями в Карском море и узнав от них обстановку, мы вылетаем из Игарки в Карское море.

После шестнадцати часов полёта над ледяными, ещё не тронутыми весенним солнцем просторами Карского моря мы возвратились в Игарку. Планируя на посадку, мы увидели у бочки, рядом с нашей стоянкой, покачивающийся на воде самолёт одинаковой с нашим конструкции. Это был самолёт лётчика Ивана Ивановича Черевичного, с которым у нас существовало тайное, никем не высказанное соревнование - сделать ледовую разведку наивозможно большей площади, с наибольшим количеством часов налёта.

Экипаж лётчика Черевичного в основном был тот, с которым он зимой 1940 года летал в район Полюса недоступности, где совершил три посадки на льдине. Члены экипажей хорошо были знакомы друг другу, и даже больше - многие были большими приятелями. Здесь же, на пристани, состоялась встреча двух соревнующихся экипажей. Посыпались вопросы о Москве, о близких и знакомых. Не обошлось и без "подначки".

Кто-то из экипажа Черевичного сообщил, что лётчик Матвей Ильич Козлов, базирующийся в Нарьян-Маре, на реке Печоре, сделал один полёт в Баренцовом и Карском морях продолжительностью в двадцать пять часов. Сразу все остальные вопросы перестали нас интересовать, и мы всячески пытались выяснить подробности этого замечательного полота.

Но никто не знал подробностей. Вскоре Черевичный со своим экипажем вылетел из Игарки на восток, к устью реки Лены, откуда он должен был проводить ледовую разведку морей Лаптевых и Восточно-Сибирского.

Черевичный улетел, и мы лишились сна. Двадцать пять часов полёта лётчика Козлова без посадки не давали нам покоя.

- Механикам заливать горючее, штурманам узнавать погоду и готовить маршрут, - распорядился наш командир.

- Михаил Васильевич, на сколько часов готовить маршрут полёта?

- Маршрут готовь на всё горючее. Время - по погоде. С первой сносной погодой вылетаем.

Подготовка шла быстро и весело. Полёт обещал быть очень интересным. Осуществлялась, наконец, моя давнишняя мечта - составить ледовую карту всего Карского моря, прилегающих морей и частей океана.

Погода стояла хорошая. Заняв места в самолёте, мы отвязались от бочки и порулили на большой Енисей для взлёта. Был штиль.

Два раза мы тщетно пытались оторваться: бежали по течению, пробовали против течения. Но лодка зарывалась носом в воду и никак не хотела выходить на редан. Зарулили обратно на стоянку, выгрузили всё, что казалось лишним, и слили полтонны горючего. После этого, хотя и с трудом, лётчикам удалось оторвать присосавшуюся лодку от воды. Каждый приступил к своей работе.

Вскоре, за Усть-Енисейским портом, воды Енисея как бы обрывались и дальше пробивались к морю уже под льдом. Сильное течение весенних вод на ледяной кромке ломало и подминало лёд. Громадные льдины поднимались высоко из воды и затем обрушивались вниз, создавая водоворот и кроша льдины на мелкие части.

Дальше на север воды вовсе не стало видно. У Карского моря перед нами открылась белая ледяная поверхность, освещаемая низким полярным солнцем.

Оба наши пилота давно уже вышли из того пилотского возраста, когда управление самолётом доставляет удовольствие. Они в своей жизни столько крутили всяких штурвалов, что сейчас по первой просьбе уступают свои места любителям.

Водопьянов уступил мне своё пилотское место, а сам ушёл в кают-компанию. Пусэп, передав мне управление, уселся поудобнее и, отвернувшись от солнца, стал дремать.

Недалеко от острова Диксон курс был взят на запад, к острову Белому и к берегам Новой Земли.

На первый взгляд ледяная поверхность моря кажется ровной, белой. Но для нас, ледовых разведчиков, лёд не ровный, не одинаковый и даже не белый.

На нашей карте всё больше и больше появляется условных значков всевозможных форм и цветов; по ним будет составлено и отправлено в Москву подробное донесение о ледовой обстановке.

Пролетаем остров Белый. Он закрыт облаками, и место полярной станции мы определили по радиокомпасу. Но облака были здесь местного характера, и вскоре мы продолжали полёт к берегам Новой Земли уже при хорошей видимости.

Ледовая обстановка становилась всё более сложной и запутанной. Я ни на минуту не мог уже оторваться от наблюдений. Самолётом теперь управляли сами лётчики по очереди.

Дойдя до восточного берега Новой Земли в районе пролива Маточкин Шар, мы повернули на север и продолжали полёт вдоль берегов Новой Земли. Слева от нашего пути тянулась горная цепь с ледниковыми куполами, сверкавшими на солнце. Некоторые ледники доходили до берегов и, обрываясь высоким пластом льда, уходили под воду. Отсюда, с этих ледниковых обрывов, возникают айсберги. Смерзшиеся с ледяными полями, они высоко торчат среди льдов.

На северной оконечности Новой Земли, на Мысе Желания, - одна из старейших полярных станций. Ещё в давние времена мореплаватели пытались обогнуть этот мыс с запада, с моря Баренца, и войти в Карское море. Но редко кому это удавалось. Один из таких неудачников, которому льды преградили дорогу в Карское море, и назвал эту оконечность Мысом Желания.

Развернувшись над полярной станцией, мы пошли прямо на север, вдоль границы двух морей: моря Баренца, чистого от льда, и Карского, забитого льдами до горизонта.

Незаходящее солнце стояло низко на горизонте, бросая на снег длинные тени от торосов. Монотонный шум моторов стал привычен. Воздух спокоен. Машина идёт ровно. Внизу же однообразная картина - слева вода, справа льды.

Водопьянов спит на походной койке. Чухновский залез в спальный мешок, наблюдает в иллюминатор, зарисовывает льды. Сугробов на своём чердаке возле приборов дремлет. Пусэп держит одним пальцем штурвал и приучает машину ходить без помощи лётчика. Мой помощник начинает сдавать - истекает двенадцатый час нашего полёта. Я не даю ему дремать.