Невеста рока. Книга вторая - Деннис Робинс

Сен-Шевиот больше не ездил в Лондон, поскольку доктор Босс предупредил его, что ребенок может появиться на свет со дня на день. Так что до поры до времени он забросил свои постоянные клубы на Пиккадилли и очередную любовницу. Разморенный жарой, лениво зевая, он бродил вокруг замка, спал или крепко напивался. Жену он видел редко, но приставил к ней двух опытных повивальных бабок, рекомендованных доктором Боссом. И теперь Флер ни на секунду не оставалась одна, постоянно находясь под неусыпным вниманием этих двух женщин. Барон не желал, чтобы во время родов с его женой что-нибудь случилось.

Несколько месяцев назад, когда Флер спросила его, не могла бы она пригласить побыть с ней ее старинную подругу Кэтрин Куинли, Сен-Шевиот согласился, считая, что визит Кэтрин улучшит настроение жены. Однако судьба не подарила Кэтрин этой маленькой радости, ибо за несколько дней до поездки к Флер она слегла с оспой.

Теперь, когда роды неминуемо приближались, Флер оставалась совершенно одна и телом, и душой. Постоянное присутствие повивальных бабок и служанок нестерпимо мучило ее. Флер раздражала одна мысль о том, что Сен-Шевиот бродит где-то поблизости… и ожидает… готовый, как тигр, наброситься на нее, в случае если она сделает что-то неугодное ему… сделает что-то не на пользу ребенку. Его ребенку. И ни в коем случае не ее.

Она больше не спускалась вниз, а все время оставалась наверху, в опочивальне или будуаре. И ей бы еще больше нравилось находиться в этой сказочной опочивальне, не знай она, что сразу после рождения ребенка Сен-Шевиот намеревается уничтожить творение Певерила.

— Я бы сказала, что у нее не все дома, — как-то вечером проворчала миссис Динглефут, когда слуги ужинали, перебравшись по причине жары из кухни на воздух. — Наверное, и ребенок родится полоумным. Моя бывшая хозяйка перевернулась бы в могиле от такого известия.

Несмотря на то, что Певерил всегда старался покончить с ужином как можно быстрее, чтобы вернуться в свою уединенную башню и продолжать работу над картиной, он, как обычно, прислушался к разговору.

И, услышав эти слова, с возмущением запротестовал, что случалось с ним крайне редко. Глядя в упор на грозную домоправительницу своими честными глазами, он заметил:

— Любой, кто когда-нибудь разговаривал с ее светлостью, не может назвать ее ненормальной! Да, она довольно замкнута, но весьма умна и обладает многими талантами.

Миссис Д. обмахнулась веером, стерла тыльной стороной ладони пот со лба — во время жары она была особенно омерзительной — и, пристально посмотрев на художника, сказала:

— О! Да вы только послушайте нашего юного гения! Он всегда был защитником миледи.

Одетта, по-прежнему питающая тайную страсть к красивому юноше, придвинулась к нему и толкнула его локтем.

— Вы зря тратите время, мистер Певерил. О-ля-ля! Если мсье барон узнает о вашем, таком любовном отношении к ее светлости, он просто пристрелит вас. Вот так… — И она, прицелившись в Певерила вилкой, клацнула зубами.

Миссис Динглефут фыркнула. Айвор развязал галстук и сидел, обмахиваясь рукой, но проницательными глазами украдкой поглядывал на Певерила. Он жгуче завидовал молодому художнику с первого дня, как тот поселился в замке. В равной степени он ревниво относился и к молодой жене милорда, которой тот уделял столько времени и внимания. Как и миссис Динглефут, он страшно сожалел, что прошли те веселые деньки, когда в замке гремели дикие оргии, которые закатывал молодой холостяк. И валлиец произнес певучим голосом:

— А наш господин художник стал страшно чванлив… нарисовав всю красоту этой местности.

— Я не чванлив, — быстро возразил Певерил.

— Вы вообще-то задумываетесь о вашем поведении, мистер Певерил? — заговорила миссис Д. — Вы ведете себя несоответственно вашему положению. — Она сложила руки на огромной груди и злобно посмотрела на Молодого человека. — Прокрадываетесь в опочивальню ее светлости, когда милорд отсутствует… Не забывайте, что нам известно об этом.

Певерил вскочил из-за стола.

— Вы говорите низкие и непристойные вещи! — возмущенно воскликнул он.

Одетта схватила молодого человека за руку и попыталась усадить рядом с собой.

— Полно, полно вам, садитесь и ешьте, дорогой. Они только поддразнивают вас, — проговорила она.

Юноша резко оттолкнул ее руку. Он весь дрожал от негодования — из-за Флер, не из-за себя.

Айвор зловеще прищурился.

— Вам бы лучше поостеречься. Узнай его светлость, что вы так увлеклись миледи, он с вами обойдется весьма сурово.

— Не вмешивайтесь в то, что вас совершенно не касается и в чем вы ничего не понимаете, вы… — сердито начал Певерил.

— Остерегайтесь и моего плохого настроения, — отчетливо проговорил валлиец. — Я пока еще не ваш враг, но стреляю не хуже его светлости. К тому же я весьма опытный фехтовальщик. Можно вам задать вопрос, сэр Певерил: вы способны драться на дуэли?

— Я не владею шпагой и не хочу никакой драки. Я — художник, — ответил молодой человек.

— Или трус? — ехидно осведомился валлиец.

Воцарилась тишина. Остальные слуги прекратили шумный разговор, с грохотом поставили пивные кружки, отложили вилки и ножи. Худощавый мальчишка из кладовой вытер сальные руки о передник и приготовился слушать. Все сгорали от любопытства, ожидая, что ответит молодой художник на это прямое оскорбление мистера Айвора.

Певерил мог дать лишь один ответ. Всегда деликатный, учтивый и полностью отвергающий физическое насилие, Певерил Марш, однако, не мог стерпеть, чтобы его назвали трусом. Он набросился на валлийца. В следующую секунду он очутился на полу, а стальные пальцы Айвора изо всех сил вцепились в его горло. Никто из присутствующих не осмеливался вмешаться. Если когда-нибудь даже главный повар или дворецкий в чем-то противоречили валлийцу, то потом только сожалели об этом. Одна Одетта с пронзительным криком схватила Айвора за руку.

— О Боже, отпустите же! Вы убьете его! Он же слабее вас! — кричала она в ужасе.

— Пусть дерутся, — злобно произнесла миссис Динглефут, сверкая от удовольствия глазами. Она буквально тряслась от радости, видя тщетные усилия юноши высвободиться из железных рук валлийца.

Вдруг дверь в помещение для слуг широко распахнулась и вбежала одна из повитух. Чепец ее был сдвинут набок, розовощекое лицо искажено волнением. Размахивая голыми веснушчатыми руками, она закричала домоправительнице:

— Миссис Д! Миссис Д.! Умоляю, скорее горячей воды, и как можно больше! Ее светлость рожает!

Немедленно рокот возбужденных голосов взорвал тишину. Все слуги, включая домоправительницу, вскочили со своих мест. Ибо наступил тот Великий Момент, которого так напряженно ожидали все обитатели замка. Это спасло несчастного Певерила, который почти потерял сознание. Айвор отпустил его горло. У него не было времени как следует проучить молодого художника. Он слегка пнул юношу носком башмака и произнес:

— Вот видишь, мой нежный джентльмен, я твой победитель. Смотри у меня, в следующий раз я окончательно вытрясу из тебя душу.

Певерил, пошатываясь, поднялся на ноги, потирая поврежденную шею. Его лицо стало алым от боли и унижения. Этой ночью кроткий художник стал человеком, мечтающим научиться драться так, чтобы суметь подвергнуть Айвора такому же унижению, какому подвергся он сам.

Взволнованная Одетта, поддерживая несчастного юношу, поднесла к его губам стакан с вином.

— Глупенький, зачем вы вывели из себя валлийца? — причитала она. — Вот, выпейте. О-ля-ля! Вы слишком откровенно показали, что вы поклонник ее светлости! О Боже!

Певерил выпил предложенное вино. Тем временем Айвор исчез, слуги разбежались в разных направлениях.

— Что случилось? — глухо пробормотал художник.

Одетта сказала:

— Ее светлость рожает. Мне тоже надо идти, я должна помогать там. Ну полно же вам, Певерил… не тратьте попусту время на прекрасную даму, которая окружена врачами и няньками и скоро станет заниматься новорожденным. Такому красивому мальчику, как вы, нужна красивая девушка, которую он мог бы целовать… — Она захихикала, скользнула к нему и плотно прижалась. — Сегодня ночью я тайком проберусь в башню к вам в гости. Все будут слишком заняты, чтобы интересоваться, куда я иду.

— Благодарю, но я не хочу, чтобы вы приходили ко мне в башню, — решительно произнес Певерил и пошел через вестибюль, пока ничего ясно не осознавая, но чувствуя невыносимую тревогу.

Она рожает. О Боже, до чего это отвратительно, ужасно! Из такого изящного прекрасного тела, которое он боготворил, обожал всем своим существом, не сегодня завтра должен появиться ребенок Сен-Шевиота. Она будет страшно страдать. Молодой человек ничего не понимал в подобных вещах, но был очень впечатлительным. Все эти мысли были для него невыносимы. Горя в лихорадке, вырвавшись из объятий Одетты, он помчался по винтовой лестнице в свою студию. Там, упав на колени подле окна, он воздел руки к небесам и начал страстно молиться: