Любовь на Бродвее - Беверли Марти

— Ты собираешься жить здесь, с нами?

— Только до тех пор, пока мы не поженимся. Затем у нас будет свое жилье. В Челси. — У Большого Мойши там было несколько хороших домов. Бенни знал, что хозяин может выставить одну из семей за просрочку платежа и сдать ему и Зельде квартиру.

— Челси. Это довольно далеко.

— Да. Но мы будем приезжать сюда каждую пятницу на ужин. Так что вам не придется слишком скучать по Зельде. Я закажу для нее такси.

— Такси. Понятно. Но скажи, кто будет следить за квартирой в Челси? Кто будет готовить еду? Зельда не может много работать.

— Знаю. Я найму кого-нибудь ей в помощь, пока доктора не поднимут ее на ноги, так чтобы она могла ходить.

Мистер Басе вздохнул:

— Бенни, я вижу, ты хорошо обо всем подумал. Мне нечего возразить, но когда все эти планы могут осуществиться? Все это кажется сказкой для Зельды, ее сестер да и для меня. Хорошо, ты можешь спать здесь в булочной до свадьбы. Я поговорю с раввином.

Четыре года спустя молодая пара по-прежнему жила в Челси, но уже не в арендованной квартире. Они занимали весь низ в трехэтажном доме, которым владел Бенни Кейн.

Два года назад Большой Мойша умер, а так как у него не было семьи, за исключением дальних двоюродных кузенов в Польше, он оставил все свое состояние Бенни. К тому времени молодой человек знал, что у Большого Мойши были и другие деловые интересы, из-за чего произошла небольшая война.

Бенни Кейну пришлось помериться силами с Толстым Йосселом и Шломо Корнблюмом, а также с некоторыми другими конкурентами. Все они были намного старше и опытнее его, однако он победил, потому что был сообразительнее и жестче других и потому что думал о Зельде и ее нуждах. Ему удалось перехватить внука Толстого Иоссела по дороге домой из еврейской школы и передать записку для деда, в которой говорилось, как легко можно расправиться с ребенком. После этого все стало проще.

Во многих сражениях Бенни легко добивался победы, за исключением борьбы за здоровье Зельды. По крайней мере раз в месяц он показывал ее новым докторам, но никто из них не преуспел в восстановлении подвижности ее усохших ног, чтобы можно было выбросить ненавистные скобы.

Однако в постели Зельда была без них. В темноте ее недостаток не проявлялся. Бенни и Зельда страстно занимались любовью почти каждую ночь. Он был удивлен ее ненасытностью и тем, что она придумывала, чтобы доставить ему удовольствие, Бенни полагал, что ни одна проститутка в публичных домах на Сколлей-сквер, которыми он частично владел, не могла дать за деньги столько наслаждения, как его жена.

— Зельда, — каждый раз шептал он потом, — ты невероятно хороша. Я так счастлив.

— Я люблю тебя, Бенни. Очень люблю, — всегда отвечала она. Но однажды ночью, накануне пятой годовщины их супружества, Зельда ответила по-другому:

— Я рада, что ты счастлив, Бенни, дорогой. И хочу, чтобы ты стал еще счастливее. Я беременна.

— Что? Но доктора говорили…

— Знаю. Я знаю все, что они говорили. Но это правда. Я беременна. Уже три месяца. Наш ребенок родится в октябре.

Зельда взяла его руку и плотно прижала к своему животу. Она многое предвидела, но не могла рассказать об этом своему любимому мужу.

— Это мальчик. Я чувствую. Мы назовем его Мойшей в честь нашего благодетеля.

— Мы будем звать его Майер, это более по-американски.

— Хорошо, — согласилась Зельда. — И он будет адвокатом, Бенни. Замечательным адвокатом. Обещай, что так и будет.

— Эй, это зависит не только от меня, — запротестовал Бенни, стараясь не показывать, что внутри у него все опустилось при этих ее словах. — Ты его мать и должна оказывать на него большее влияние, чем я.

— Адвокатом, дорогой. Обещай.

— Хорошо, — прошептал он, крепко прижимаясь к ней.

В день своего рождения, в октябре 1901 года, Майер Кейн весил восемь фунтов и четыре унции и был поразительно похож на отца. Это очень обрадовало бы Зельду, если бы она не умерла сразу же после родов.

В отличие от Бенни Кейна Дино Салиателли с самого рождения готовили к темным делам. Он принадлежал к восьмому поколению мужчин, которые были связаны с мафией, сначала на Сицилии, а затем в итальянских кварталах различных американских городов. К тому времени, когда он родился в Бостоне в 1885 году, его семья была уже очень влиятельной. Франко Салиателли, отец Дино, импортировал оливковое масло из Палермо и продавал его бакалейщикам по всему Норт-Энду, Восточному Бостону, Медфорду и Эверетту. Он также предупреждал своих покупателей о возможных подвохах, за что те исправно платили ему каждый месяц.

Дино являлся последним ребенком и единственным сыном в семье, где было пять дочерей. Его рождение было встречено с большой радостью, и Франко неустанно следил за тем, как мужает мальчик. Дети в их роду, как правило, росли высокими и худыми. Он решил нарушить эту традицию.

— Ешь, мой мальчик, ешь… — непрестанно повторял Франко. Затем, обращаясь к жене, говорил:

— Дай ему побольше мяса и спагетти. Что с тобой, Анна? Мой сын чахнет, а ты ничего не предпринимаешь.

Дино ел, ел и ел, однако становился все выше и худее.

— У него такая натура, — настаивала мать, заламывая руки и призывая Господа в свидетели, что она дает сыну еды более чем достаточно.

— Ешь, мой мальчик, ешь, — настаивал Франко.

К пятнадцати годам Дино вырос до пяти футов и десяти дюймов и весил сто двадцать пять фунтов. У молодого отпрыска богатой и могущественной семьи Салиателли была еще одна примечательная особенность — его глаза. Они вобрали в себя все то бесчисленное оливковое масло из Сицилии, которое щедро переливали в кувшины и разливали по котелкам и кастрюлям на кухне Анны. Они были влажными, черными и огромными.

С раннего детства, казалось, эти глаза пронизывали человека насквозь и видели все.

— Мама моя, посмотрите на эти глаза, — повторял Франко. — Это глаза капо, которому должны подчиняться.

Иногда глаза сына пугали его и заставляли сомневаться, кто главный в его собственном доме.

— Он должен знать больше, чем я могу научить его, — размышлял Франко однажды ночью вслух. — Надо послать его на время в Сицилию в дом моего отца.

Анна запричитала и заплакала. Это было безумством посылать единственного сына так далеко, в страну, где существовали вражда и кровная месть. Кто знает, что может случиться?

— Так надо, — твердо сказал отец. И летом 1901 года в возрасте шестнадцати лет Дино отплыл в Палермо.

В течение четырех лет, которые юноша провел на острове, кое-что произошло. Во-первых, он глубоко познал семейный кодекс преданности и чести, существовавший в обширном клане, которому он принадлежал, а также узнал о других, соперничающих кланах. Во-вторых, он убил первого в своей жизни человека.