Эйсид Хаус - Ирвин Уэлш

Крисси болтала в беспорядочной, экспансивной манере, высказываясь об окружающем мире и приводя показательные примеры из своей жизни в качестве доказательства своих суждений. У меня есть привычка — смотреть на голые руки людей. Руки Крисси были испещрены следами заживших царапин; вроде тех, которые остаются после трансплантации тканей для сокрытия швов. Еще более заметными были следы от порезов, свидетельствовавшие своей глубиной и расположением больше о ненависти к самой себе, о реакции на глубокое разочарование, а никак не о серьезной попытке самоубийства. Ее лицо было открытым и живым, но в ее водянистых глазах просматривался аспект униженности, обычный для травмированных людей. Я читал ее как старую потертую карту всех мест, где ты не хочешь побывать: наркомания, умственное расстройство, наркопсихоз, сексуальная эксплуатация. В Крисси я видел ту, кому не нравится ни этот мир, ни она сама, и она пытается улучшить свое положение с помощью ебли и наркоты, не понимая, что только осложняет себе жизнь, усугубляя проблему. Я и сам был знаком с некоторыми из тех мест, в которых побывала Крисси. Но она выглядела так, словно была очень плохо снаряжена для подобных путешествий и, похоже, задерживалась там намного дольше, чем другие.

В данный момент ее проблемы заключались в выпивке и Ричарде. Моей первой мыслью было то, что она заслуживала обоих. Я нашел Крисси довольно омерзительной. Ее тело было покрыто слоем твердого жира вокруг живота, лодыжек и бедер. В ней я видел забитую женщину, чье единственное сопротивление эффекту среднего возраста заключалось в решении носить молодежную одежду, слишком облегающую и откровенную для ее мясистой фигуры.

Ее одутловатое лицо флиртующе cтроило мне ужимки. Меня слегка поташнивало от этой женщины; она лишилась привлекательности, но бессознательно продолжала пытаться демонстрировать давно потерянный сексуальный магнетизм, словно не замечая гротескной водевильной карикатурности того, что его подменило. Именно тогда, как парадоксально это не звучит, ужасный импульс, скорее всего берущий начало из внутренностей моих гениталий, поразил меня: этот человек, к которому я испытываю отвращение, эта женщина станет моей любовницей.

Почему же это должно было случиться? Наверное из-за моей естественной извращенности; возможно Крисси была тем странным театром, где отвращение встречается с привлекательностью. Может быть, я восхищался ее упрямому нежеланию признаться в безжалостном увядании ее возможностей. Она вела себя так, словно новые, будоражащие, восхитительные события ждали ее за углом, несмотря на все доказательства обратного. Я чувствовал беспричинное желание, как и обычно при встрече с таким типом людей, тряхнуть ее и выкрикнуть правду ей в лицо: «Ты — бесполезный, уродливый кусок мяса. Твоя жизнь до сих пор была безнадежной и отвратительной, и впредь она станет только еще хуже. Перестань лгать самой себе».

Переполняемый конфликтующей массой эмоций я активно презирал каких-то людей, одновременно планируя их соблазнение. Только гораздо позже я признавал, к своему ужасу и стыду, что эти чувства ни капли не конфликтовали. На этот раз, тем не менее, я не был уверен, флиртовала ли Крисси со мной или лишь поддразнивала этого убогого Ричарда. Возможно, она и сама не была в этом уверена.

— Мы завтра едем на пляж. Ты просто обязан поехать с нами, — заявила она.

— Было бы замечательно, — широко улыбнулся я и лицо Ричарда потеряло цвет.

— Мне, возможно, придется работать... — нервно заикнулся он.

— Ну, тогда, если ты нас не повезешь, мы поедем сами! — она жеманно улыбнулась в манере маленькой девочки — тактика, часто используемая шлюхами, которой она, несомненно, когда-то была, пока обладала внешностью, приносящей деньги.

Я безусловно врывался в раскрытые ворота.

Мы выпили еще и поговорили, пока все более нервничающий Ричард не закрыл бар, а потом пошли в кафе немного дунуть. Время нашего свидания было окончательно определено; я жертвовал своей ночной жизнью ради дневных пляжных забав с Крисси и Ричардом.

На следующий день, Ричард был очень напряженный, когда вез нас на пляж. Я получал удовольствие, смотря, как белели костяшки его пальцев, сжимавших руль, когда Крисси, изогнувшись на переднем сиденье, завела со мной фривольный и относительно кокетливый разговор. Любая глупая шутка или несмешной анекдот, лениво слетавшие с моих губ, встречались взрывами неистового хохота со стороны Крисси, в то время как Ричард страдал в напряженном молчании. Я мог чувствовать, как ненависть ко мне возрастала по нарастающей, сокрушая его, срывая дыхание, помрачив его мыслительный процесс. Я чувствовал себя как проказливый ребенок, увеличивающий громкость на телевизоре с единственной целью разозлить взрослых.

Он невольно осуществил некоторое подобие мести, когда вставил в магнитофон кассету с Carpenters. Я корчился от дискомфорта, пока они с Крисси хором подпевали.

— Такая ужасная потеря, Кэрен Карпентер, — серьезно сказала она. Ричард кивнул, угрюмо соглашаясь.

— Жалко, не правда ли, Юэн? — спросила Крисси, желая включить меня в их странный мини-фестиваль скорби по поводу этой мертвой поп-звезды.

Я улыбнулся в доброжелательной, но слегка наплевательской манере.

— Мне насрать. По всему миру есть люди, которым нечего есть. Почему я должен испытывать сожаление по поводу сверхпривилегированной ебанутой янки, которую так много трахали, что она оказалась не в состоянии донести ложку жратвы до своего рта?

Последовало удивленное молчание. Наконец Крисси заныла:

— У тебя гадкий, циничный ум, Юэн!

Ричард чистосердечно согласился, не в силах скрыть свое удовольствие от того, что я расстроил ее. Он даже стал подпевать песенке «Top of the World». После этого они с Крисси начали что-то говорить на голландском и хихикать.

Меня не возмутило это временное отлучение. По правде говоря, я наслаждался их реакцией. Ричард попросту не понимал тип таких людей, как Крисси. Я чувствовал, что ее привлекали уродство и цинизм, потому что она считала себя способной изменить людей. Во мне она видела вызов. Раболепное ухаживание Ричарда иногда забавляло ее, но все же он был подобен коротким каникулам, а не постоянному сидению дома, совершенно пресному и скучному. Пытаясь стать таким, по его мнению, как она хочет его видеть, он не оставил ей ничего для изменения, не давая получить ей удовлетворение от действительно сильного влияния на отношения друг с другом. А покамест она будет держать этого дурака рядом на привязи, чтобы он потакал ее безграничному тщеславию.

Мы лежали на пляже. Мы кидали друг другу мяч. Это было некоей карикатурой на то, что люди делают на пляже. Я начал чувствовать себя неудобно от этой ситуации и жары и пошел полежать в теньке. Ричард бегал вокруг в своих обрезанных джинсах; загорелый и атлетичный, несмотря на слегка вздутый живот. Крисси выглядела смущающе дряблой.

Когда она пошла за мороженым, впервые оставив меня с Ричардом наедине, я почувствовал, что слегка начинаю нервничать.

— Она изумительна, не правда ли! — с энтузиазмом заявил он.

Я с неохотой улыбнулся.

— Крисси через многое прошла.

— Да, — признал я. Это я уже и сам понял.

— Я к ней отношусь совсем не так, как к другим женщинам. Я давно с ней знаком. Иногда мне кажется, что ее надо защищать от нее самой.

— Это слишком концептуально для меня, Ричард.

— Ты знаешь, о чем я. Ты прячешь руки.

Я почувствовал, как моя нижняя губа искривилась в инстинктивной обиде. Детская, абсолютно нечестная ответная реакция кого-то, кто на самом деле не был обижен, но делает вид, что обижен, чтобы оправдать грядущую агрессию к собеседнику или заставить его заткнуться. Для меня такое поведение было вторым "я". Я был доволен тем, что он чувствовал, будто выяснил все обо мне; с иллюзией власти надо мной он станет дерзким и потому неосторожным. А я подловлю момент и вырву у него сердце. Он не был такой уж сложной мишенью, лежа рядом на рукаве своей рубашки. Во всей этой ситуации мои с Ричардом отношения были настолько же важны, насколько и отношения между мной и Крисси — в каком-то смысле она была местом битвы, на котором развернулась наша дуэль. Наша естественная антипатия, возникшая при первой встрече, прошла тепличный период в оранжерее продолжавшегося контакта. За поразительно короткое время она распустилась в полноценную ненависть.

Ричард нисколько не раскаивался в своем бестактном замечании. Напротив, он продолжил атаку, пытаясь создать из меня подходящую фигуру для своей ненависти:

— Мы, голландцы, отправились в Южную Африку. Вы, британцы, угнетали нас. Вы засунули нас в концлагеря. Вы придумали концлагеря, а не нацисты. Это вы их научили этому, так же как и вы научили их геноциду. Вы были более эффективны с маори в Новой Зеландии, чем Гитлер с евреями. Я не оправдываю то, что буры делают в Южной Африке. Никогда. Никоим образом. Но вы, британцы, заложили ненависть в их сердца, сделали их жестокими. Угнетение порождает угнетение, а не разрешение конфликта.