Эйсид Хаус - Ирвин Уэлш

Ирвин УЭЛШ

ЭЙСИД ХАУС

Моим родителям, Пит и жин Уэлш, за всю их любовь и поддержку.

Когда приходит пора для Цезарского Гриба

Это — противоположность грибного сезона

Ибо Цезарский Гриб появляется в марте

А грибной сезон наступает в сентябре

Шестью месяцами раньше

На полгода

Равноденственно

Осеннее равно весеннему

Надеешься ли ты на большее,

Чем на лучшее равновесие

Между страхом и желанием

И только заблудший

Кто найдет путь прямой

Ни в лесу, ни в поле

Не будет мантий, подобных Цезарским, пурпуром отделанным

Даже целая улица, отделанная пурпуром

И на ней каждая дверь

Завернута будет в разную оберточную бумагу

Сентябрьские грибы полуночи

Показывают ритмы виденья

Двигаться мимо нельзя, не спотыкаясь об них

Стирай свои ленты

Стирай молнией свои ленты.

СТВОЛ

— Отличный гарнир к мясу, Мардж, — заметил я, c упоением прожевывая пищу. Еда была действительно хороша.

— Рада, что тебе понравилось, — отозвалась она, протирая очки, и ее лицо расплылось в снисходительной улыбке. Мардж, вне всяких сомнений — красивая женщина.

Сам я испытывал удовольствие, но вот Лиза размазала еду по всей тарелке, и ее нижняя губа презрительно поджалась.

— Неужели тебе не нравится, Лиза? — поддразнила ее Мардж.

Ребенок ничего не сказал, только качнул головой, и выражение на его лице осталось неизменным.

Глаза Гари вспыхнули. Маленькая Лиза откровенно не поднимала глаз с тарелки.

— О! Да ты, черт возьми, должна уминать за обе щеки, девочка! — свирепо рявкнул он. Лизу перекосило так, как будто его слова оказали на нее физическое воздействие.

— Оставь ее, Гари. Если она не хочет, то ей и не нужно это есть, — примирительно рассудила Мардж.

Взгляд Гари оставил ребенка. Уловив представившуюся возможность, Лиза выскользнула из-за стола и вышла из комнаты.

— Куда, как ты думаешь... — начал Гари.

— Ох, оставь ее в покое, — фыркнула Мардж.

Гари взглянул на нее и машинально сделал маниакальный жест своей вилкой.

— Я говорю одно, ты другое. И не стоит, блядь, удивляться, что меня не уважают в моем собственном чертовом доме!

Мардж робко пожала плечами. У Гари был крутой нрав и он действительно взвинчен с тех пор, как вышел из тюрьмы. Он повернулся ко мне, требуя понимания.

— Видишь, как оно, Джок? Каждый раз, твою мать! Обращаются со мной так, словно я невидимка хренов! В моем, блядь, собственном доме. Мой собственный ребенок, мать его так! Моя собственная жена, черт возьми. Господи боже, — простонал он, насмешливо указывая на Мардж.

— Не бери в голову, Гэл, — сказал я. — Пиршество Мардж заставляет нас гордиться ею. Все просто объедение, Мардж. Это не беда Лизы, что ей не понравилось, но ты же знаешь, каковы дети. У нас разные вкусы, пусть цветут все цветы.

Мардж одобрительно улыбнулась. Гари же пожал плечами и, нахмурившись, уставился в пространство. Мы доели оставшуюся часть обеда, прерывая нашу жрачку сдержанными ритуальными беседами; обсуждены шансы Арсенала на чемпионство в следующем сезоне, достоинства нового Ко-оп магазина внутри торгового центра в Далстоне сравнены с традиционным Сейнсбери вверх по дороге, установлены возможное происхождение и сексуальная ориентация нового менеджера, заменившего Мерфи, и бесстрастно взвешены все за и против открытия заново местной железнодорожной станции Лондон Филдс, закрытой много лет тому назад из-за ущерба, причиненного пожаром.

Наконец Гари отодвинулся и рыгнул, затем потянулся и поднялся.

— Отличная хавка, девочка, — сказал он успокаивающе. И повернулся ко мне. — Ты сыт?

— Да, — ответил я, поднимаясь.

Гари уловил немой вопрос на ироническом лице Мардж.

— Я и Джок должны поговорить немного о делах, вот так.

Лицо Мардж приняло теперь напряженное злобное выражение.

— Ты же не собираешься воровать снова, а?

— Я же сказал тебе, что не собираюсь, говорил же, — агрессивно парировал Гари.

Ее искаженный рот и прищуренные глаза встретили его взгляд.

— Ты обещал мне! ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ОБЕЩАЛ! И все те долбанные вещи, о которых ты говорил...

— Я не ворую! Джок! — воззвал он ко мне.

Мардж устремила на меня свои большие просящие глаза. Молила ли она меня, чтобы я сказал ей правду, или сказал то, что она хотела услышать? Гари обещал. Неоднократно обещал, неоднократно нарушал обещание. Независимо от того, что я скажу ей на этот счет, она снова будет обманута — Гари или каким-нибудь другим чуваком. Для некоторых людей неизбежны определенные виды разочарований.

— Теперь это железно. На все сто, — улыбнулся я.

Моя бредятина была достаточно убедительна, чтобы вернуть доверие к Гари. Напустив на себя вид оскорбленной невинности, он выдал:

— Вот. Ты, девочка, получила достоверную информацию прямо из уст непосредственного очевидца событий.

Гари пошел наверх взять бабки. Мардж печально покачала головой и нарушила воцарившееся молчание.

— Он беспокоит меня, Джок. Раньше он не был такой взвинченный и грубый.

— Он волнуется за тебя и за ребенка, Мардж. Это Гэл; он постоянно терзаем какими-то опасениями. Это в его природе.

Мы все терзаемы какими-то блядскими опасениями.

— Ты готов или что? — Гари высунул голову из-за двери.

Мы отправились в «Таннерс». Я сел в задней комнате и Гари последовал за мной с двумя пинтами. Он медленно, c полной концентрацией, поставил их на полированный стол. Он поглядел на пинты и мягко сказал, качая своей головой:

— Проблема не в Уитворте.

— Он, черт возьми, проблема для меня. Две, блядь, штуки стоят проблемы.

— Ты не сечешь мой базар, Джок. Не он проблема, так? Это ты, — его вытянутый палец решительно уперся в меня, — и я, — продолжил он, ткнув им себя в грудь. — Долбанные мудозвоны. Мы можем забыть об этих башлях, Джок.

— Какого хрена...

— Уитворт будет вешать нам лапшу на уши, дурачить, избегать нас, пока мы просто не заткнемся в тряпочку, как два хороших маленьких мальчика, — он язвительно улыбнулся. Его голос обладал холодным неумолимым резонансом. — Он не воспринимает нас серьезно, Джок.

— Так что ты предлагаешь, Гэл?

— Либо мы забудем об этом, либо заставим его воспринимать нас серьезно.

Я проиграл его слова в моей голове как пластинку, проверяя и перепроверяя их в поисках скрытого смысла, скрытого смысла в реальности, которую я немедленно признал.

— Так что же мы будем делать?

Гари глубоко вздохнул. Странно, что он теперь такой спокойный и обстоятельный, если сравнить с его раздраженным состоянием за обедом.

— Мы научим ублюдка воспринимать нас серьезно. Преподадим ему урок на хуй. Научим его проявлять немного уважения, вот что.

Возможный план, как мы сделаем это, Гари изложил предельно ясно. Мы вооружимся и предпримем поездку на квартиру Уитворта в Хаггерстоне. Затем выбьем из него все дерьмо, какое только возможно, прямо на его пороге и назначим последний срок для выплаты денег, принадлежащих нам.

Я обдумал данную стратегию. Разумеется, не было никакого шанса разрешить это дело легально. Моральное и эмоциональное давление оказалось никудышным и, как показала практика, абсолютно бесполезным, и, тут Гари был прав, это действительно компрометировало нашу состоятельность. Это были наши деньги, и Уитворту предоставлялась любая возможность, чтобы их выплатить нам. Но я стремался. Мы подошли близко к тому, чтобы открыть гнусный ящик Пандоры, и я чувствовал, что события выскальзывают из-под моего контроля. У меня начались видения тюрьмы Скрабс, или того хуже, конкретный пиздец со спущенной сворой собак и погружением в Темзу, или же какую-то вариацию этого клише, обозначающей в реальности одну и ту же вещь. Уитворт сам не представлял никакой проблемы, он был весь как на ладони; напыщенный, болтливый, но отнюдь не человек насилия. Тема была такая: насколько хорошие у него завязки. Мы скоро выясним. Мне придется смириться с этим. В другом случае, мне не выиграть. Если я не пойду до конца, я потеряю состоятельность в глазах Гари, и мне он нужен был больше, чем я ему. И что важнее, кто-то заныкает мои деньги и я останусь на мели, снедаемый самоуничижением за то, что капитулировал так бездарно.

— Давай разберемся с этой пиздой, — сказал я.

— Так-то, мой друг, — Гари похлопал меня по спине. — Всегда знал, что у тебя есть порох в пороховницах, Джок. Вы, долбанутые шотландцы, все сумасшедшие, вашу мать! Мы покажем этой паскуде Уитворту, кого он, сявка, кинуть решил.

— Когда? — спросил я, чувствуя вместе со смесью восхищения и тревоги подкатывающую к горлу тошноту.

Гари пожал плечами и поднял брови.

— Время не терпит.

— Ты имеешь в виду прямо сейчас? — открыл я рот от изумления. День был в самом разгаре и совсем не улыбалось делать это при солнечном свете.