Газета Завтра 414 (45 2001) - Газета Завтра Газета

Комбинат, производивший оружейный плутоний, был заложен в годы, когда Америка господствовала в ядерных вооружениях. Наносила на советскую карту цели для атомных ударов. Окружила страну базами бомбардировочной авиации. Была готова испепелить СССР. Сталин дал приказ на строительство комбинатов, производящих ядерную взрывчатку. Двух наземных, в Челябинске и Томске, и одного подземного, на Енисее, с секретным городом атомщиков. Открытое наименование — Красноярск-26, закрытое — Железногорск.

"Ядерный апокалипсис" был реальностью ХХ века. Подземное царство, куда собиралось укрыться человечество от "гнева Господня", является памятником сталинизму. Советский Союз был смыт не волной всемирного ядерного потопа, а тихими ядовитыми струйками, подтекающими из бачка "перестройки". Подземный город в Саянах — памятник исчезнувшей эре, советскому периоду всемирной истории. Этот русский опыт строительства "подземной цивилизации", множество невиданных инженерных решений, создание уникальных систем жизнеобеспечения, исследование психологии человека, переместившегося из-под солнца в кромешные подземелья, вписывают этот город в футурологическую мечту русского космиста Циолковского и его предтечи Федорова. Оба чаяли бессмертие человечества, воскрешение грешников, помещенных в адские подземелья. Планировали расселение человечества на необитаемых, лишенных атмосферы планетах, опаляемых радиацией звезд.

Три реактора работали тридцать лет под землей, вмурованные в гранитную толщу, омываемые охлаждающей водой Енисея. "Сжигали" в своих стальных оболочках уран. Облученные таблетки урана накапливали в себе малые толики оружейного плутония, который выделялся в сложнейших химических циклах, — в ядовитых кислотных растворах, фильтрациях, смесях, где вещество перемещалось в емких сосудах из нержавеющей стали, пронизанное смертоносной радиацией. Автоматы, индикаторы, электронные графики, выведенные на огромные пульты, управляли из диспетчерских залов безлюдным, упрятанным в бетон и сталь производством, где создавалась начинка для будущих атомных бомб. Бомбардировщики с подвесками, барражировавшие над Северным полюсом, стратегические ракеты в шахтах и на мобильных установках, нацеленные на военные объекты Америки, подводные лодки, укрывшиеся под полярной шапкой и в течениях южной Атлантики, снаряжались оружием, произведенным в красноярских катакомбах. Плутониевые заряды лепили, как куличики в детских песочницах, в неимоверных количествах, способных разнести вдребезги всю солнечную систему. И, наконец, по договору с Америкой производство плутониевых боеголовок было прервано. Два красноярских реактора, утомленных, уставших рожать оружие, были остановлены. И лишь третий, работающий, как атомная электростанция, питающая Железногорск электричеством и горячей водой, продолжает трудиться.

Нахожусь в реакторном зале остановленного реактора, залитого ровным люминесцентным светом, озаряющим округлую бетонную глубину, полые, окисленные скважины, из которых извлечены металлические и графитовые стержни, стальные элементы, змеевики, трубы охлаждения. Разобранный, умертвленный реактор напоминает кита, который выбросился на рифы, и из него уже выклевали глаза, выели мягкие ткани, выдрали внутренние органы, и сквозь лопнувшую кожу виднеются голые ребра. И это мертвое, обезображенное смертью существо все равно прекрасно. Видно, с какой изумительной красотой и разумностью оно было создано. Каким мощным и совершенным было в ту пору, когда плавало в океанские просторах — просторах громадного ХХ века с его бурями, потоками великих идей, взрывами небывалых надежд, черными безднами катастроф и разочарований.

Когда закрывали реактор, простым нажатием красной кнопки отключали его от истории, на его успение собрался коллектив атомщиков — инженеры, химики, управленцы, военные. Многие годы они оставались вместе с реактором. Питали его, лечили, принимали его роды, справляли его юбилеи. Сознавали себя частью огромного советского мира, который поручил им тайное, жреческое дело, как весталкам, сберегавшим в недрах горы священный огонь. На мертвый реактор положили цветы. Его оплакивали. Его отпевали.

Сейчас за озаренным пультом, где приборы в пластмассовых футлярах несут в себе эстетику 50-х годов и еще можно заметить слабые биения отдельных умирающих клеток реактора, дежурит один-единственный престарелый оператор в белых одеждах. Сопровождает меня директор реактора, немолодой печальный атомщик, похожий на смотрителя музея. Рассказывает о своем загубленном детище, как моряки, всю жизнь прослужившие на могучем крейсере, что по старости разрезан автогеном и пущен на металлолом. Эту округлую глубокую полость с остатками стальной арматуры зальют бетоном, чтобы в толщи окаменелого раствора медленно, в течение целого века, остывала радиация, гасла жизнь ядерной машины, которая первоначально называлась ЛБ-120, что значит — "Лаврентий Берия". Директор напоминает верного стража, который не хочет расстаться с телом умершего князя и ждет, когда его погребут в кургане вместе с телом великого воина.

Я перемещаюсь в катакомбах, убеленных немеркнущим млечным свечением, в котором теряется смена дня и ночи, зимы и лета. Машинный зал атомной станции бархатно ревет турбинами, накаленным паром, белеет одетыми в асбестовые шубы генераторами, мерцает множеством циферблатов и стрелок. Отсюда на землю, сквозь гранит, изливаются электричество, пар, кипяток, освещая и согревая великолепный город в сосняках, где центральные улицы застроены неповторимой архитектурой сталинского ампира, а в зеркальном озере отражаются высотные башни, окруженные золотыми и красными иконостасами осени.

Советский Союз, спроектированное государство, развивался рывками, от проекта к проекту. Ликвидация неграмотности. Севморпуть. Строительство океанского флота. Целина. Геополитическое переустройство планеты. Освоение ближнего Космоса. Среди этих грандиозных проектов, догонявших один другой, "Атомный проект" был вершиной советской цивилизации. Грозным острием, заточенным Иосифом Сталиным, которое от бревенчатых изб, тележных дорог, гнилых стожков устремлялось в ослепительное развитие, цель которого — другая история, другое человечество, другое, богоподобное бытие. Я счастлив тем, что мне посильно, за письменным столом и на полях сражений, было дано воплощать " красную утопию". Что я был свидетелем великого порыва людей вырваться из пошлости, филистерства, унылого миропорядка. Преодолеть гравитацию вековечного страха, тупой ограниченности, упования на слепые силы природы, куда нас снова, как в гнилое болото с горы, столкнула "перестройка" — последний антипроект советской эпохи. Я счастлив тем, что за мою долгую жизнь в разное время мне открывались контуры "Атомного проекта".

Молодым человеком в Туве с геологами я двигался таежными тропами среди изумрудных пахучих лиственниц и кричащих кукушек. В руках моих — длинная труба радиометра, вынюхивает рыльцем породу, упирается то в малиновый цветок "Марьина коренья", то в черный скользкий валун. Как слепец, держу перед собой его зрячий посох, ведущий меня по уступам Саян. И вдруг среди красных песчаников стрелка начинает дрожать, циферблат зашкаливается, и я стою пораженный среди огненно-рыжих урановых руд, и солнце, мешаясь с радиацией, выжигает под закрытыми веками фиолетовый вензель.

Мангышлак у лазурного Каспия. На кромке пустыни и моря встала атомная станция "на быстрых нейтронах". Рядом с ней — опреснитель морской воды, похожий на огромного рыцаря, закованного в сияющие доспехи. Под латами стального великана вскипает морской рассол, опадает из раскаленных туч пресным дождем. Животворная река по трубам бежит вверх на скалы, и на ее берегах, там, где раньше пыльный верблюд жевал сухую колючку, как чудо, возникшее из мертвой пустыни, сверкают белоснежные башни, переливаются кристаллы домов, цветут, благоухают сады. Атомный "город солнца" Шевченко сотворен футурологами советской страны. Повторяя стихи Маяковского про "Город-Сад", подношу к каменной, выбитой динамитом лунке саженец дерева, погружаю корень в мягкую, привезенную за тысячу километров землю, подключаю к деревцу металлическую трубу с блестящей струйкой воды. Где-то и теперь в пустыне цветет посаженная мною черешня.

Секретный город под Томском. Фабрика по обогащению урана. В огромном зале крохотные центрифуги, жужжащие, как веретена. Разделяют изотопы урана. Драгоценные, сверхточные механизмы, плод инженерного гения. В стерильных безлюдных залах, пронизанных лучистой энергией, где невозможна жизнь кровяных телец, движутся ленты конвейеров, медленно качаются щупальца механических рук. Сквозь прозрачную защитную толщу вижу, как осторожная рука стального скелета извлекает из матрицы серебристое полушарие плутониевой бомбы. Несет мимо моих глаз с тусклым металлическим блеском. Сближение двух таких полушарий обеспечит взрыв, от которого, как тростинки, поникнут небоскребы Манхэттена. В этих залах создаются запасы энергии, которыми можно согреть ледяную Луну, перебросить на нее воздух и почву, засадить лесами, наполнить Мертвое море чистейшей, как в Байкале, водой, построить столицу оживленного спутника — Луноград.