Четыре сезона - Василий Романович Копытцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брат устроился работать нотариусом — и у кого у кого, а у него была на совесть размашистая подпись — профессиональная примета людей его круга — это чтобы никто не подделал.
У Тамуры в паспорте стояла неловкая вертикальная римская единица “I”.
В паспортном столе шутку оценили.
“Как “Я”, но только “Один””
Тамура так и остался одинок.
У тебя есть ты сам
— И этого достаточно… почти
За этой коробкой он и пошёл в ближайший гаражный видео-прокат. Это было как раз по дороге домой. Впервые за всё время он поинтересовался у хозяина отдела — такого же молодого человека, как идут дела, пока тот рылся в грудах коробок.
— Если честно, дела идут не очень.
— О, даже так?
— Боюсь, придётся закрывать лавочку со дня на день. Очень жаль бросать это дело. Но со всеми этими онлайн-сервисами долго не протянешь… в общем, я, как это ни горько признавать, вне игры…
— Вне конкуренции.
— …
— Простите, сколько с меня?
— 600, вернёте через три дня.
— По рукам.
— Крепкое выражение. Не припоминаю в вас столько энергии. Простите, консультанту не подобает быть таким разговорчивым…
— О, мне только в радость!
— Но гость вы у меня не частый. Да и с недавних пор я единолично и владелец бизнеса, и работник, и грузчик, и консультант, и продавец, и пиар-менеджер. От такой канители и рехнуться не долго. Ни слова ни с кем не по работе за день. Домой возвращаешься — сон срубает… простите.
— Прекрасно вас понимаю…
— Ещё раз простите мне мою… может, что-нибудь ещё желаете?
— Да, видите ли, мне не на чем смотреть. Не найдётся ли у вас Блю-рея напрокат?
— В каталогах фирмы такого нет. Но лично у меня есть прошлогодний проигрыватель с подходящего разрешения экраном. Мне он больше не нужен. Думаю скоро переезжать. Колонки не отдам, музыку я люблю… хотя… к чёрту, забирайте, соседи часто ругаются. У меня есть чудесные наушники… ещё раз простите мне мою болтливость.
— Какова цена вопроса?
— Брал я всё вместе за 5,000 Иен, но вам с учётом износа уступлю за 3,000.
— Это тоже до среды?
— Нет, это насовсем.
— Видите ли, поселить его навсегда у меня не получится, места в каморке мало…
Выкинь Шнаудера к чертям — место и освободится
..для меня это слишком радикально. Хотя… если подумать, на балконе ему самое место. Да, я давно хотел поменять двери на скользящие стеклянные панели.
— Так мы договорились?
— О, да!
— Желаете сейчас получить приобретение на руки?
— Вы находите это возможным?
— Более чем. Мы закрываемся через полчаса. Если изволите подождать, можем зайти прямиком ко мне, это парой этажей выше.
— Не возражаете об одолжении?
— В чём оно состоит?
— Видите ли, я только недавно с больницы… и мне категорически противопоказано напрягаться.
Вспомни об этом, когда будешь проходить по газону мимо пледа, вспомни, как катался пузом по перилам
— Решительно не проблема. Я помогу вам с транспортировкой. Это всё, что вы намерены желать?
— Именно так.
— Чудесно.
Прокатчик озарился услужливой улыбкой. Тень грусти спала с его лица. На короткое время.
Как мало же надо, чтобы почувствовать себя живым!
***
Следующие два дня Тамура сидел в своей каморке с открытым балконом. Тонированные пластиковые стёкла приглушали солнечный свет, отражавшийся от окон соседних домов, чьи обитатели предпочитали большую приватность.
Неплохо бы купить занавески
— Свет меня не раздражает.
Скажи это завтра своим глазам
На следующий день сил что-нибудь сказать у него не было. От перенапряжения мозг превратился в кашу и надорвано болел.
Всё-таки перестарался ты с “отдыхом”
— Ыыаммм…Хъъъ
Провалявшись в беспамятстве ещё два с половиной дня, Тамура наконец пришёл в себя. Желудок ныл, словно толпа хулиганов всю ночь втаптывала его грязными говнодавами внутрь его измученного тела.
И не одну ночь, а все три
— Охх, помолчи. От тебя не легче.
Это ты сам себе говоришь
— Я что-то должен был сделать.
Не мешало бы поесть
— Я должен был вернуть кассету!
А доктор тебя предупреждал!
— Надо только подняться…
Не забудь плед, он так там и валяется
— Да ну его этот плед, другой найду.
Этот связала мама
Но Тамура уже себя не слушал. Он прохромал на улицу, ковыляя, спустился с лестницы, несколько раз остановился на ней, борясь с приступами тошноты.
Это всё от голода
— Мы идём в прокатную.
И славно, это как раз по пути к Кобаяши
— Как стыдно-то, он ведь ждал.
А мама ждала, что из тебя выйдет что-нибудь путное. Что ты хотя бы девушку себе найдёшь
— Мне не нужна девушка.
Что женишься
– “Слишком рано взрослеют”…
Опять ты за старое
– “Слишком рано остаются одни”
Вместо неоновой дорожки “Видеопрокат” над дверью красовался развёрнутый эмалированный папирус с акварельным рисунком и тушевой каллиграфической надписью:
“Old SalMOON”
“Старый (лунный) Лосось”
Рыбина была старательно выведена графичными чёрными контурами и раскрашена красными, жёлтыми и оранжевыми чернилами. На лбу и прочих сверкающих частях её тела белым акрилом были обозначены блики.
— На лосося по цвету совсем не похоже.
Но художник здесь поселился талантливый
— Интересно, сколько ему лет.
Наверняка какой-нибудь проворный юнец
— Почему ты так решил?
Знаешь как рождаются прозвища в школе? — мелких детей называют здоровяками, здоровяков, наоборот, малышами
— Сколько бы лет ему не было, он наверняка не лишён чувства юмора.
И, может быть, любви к английскому языку
— О, это было бы чудесно. Знать бы, что в этой лавке.
Похоже, возвращение кассеты откладывается на неопределённый срок
— Я бы, для порядка, ещё постучался к нему домой.
Так он и сделал.
Ему никто не ответил.
В двери было новомодное тонкое продолговатое окно для почты. Кассета с трудом пролезла в него. ХлопкА об пол не последовало. Тамура отогнул окошечко пальцем и увидел, что кассета легла на какую-то коробку.
— Видимо, про переезд он не шутил.
Ты хотел сказать, не ВРАЛ
— Всё в рамках приличий, как ты и хотел.
Ты и есть само неприличие
— Как…
Как ты и хотел
Спустившись во двор к «Старому лунному Лососю», Тамура толкнул дверь магазина, но она не поддалась.
Ты что, не
