Город богов - Ольга Крючкова

Командор приказал отряду разбить привал. Он приблизился к своей лошади и острым кинжалом сделал глубокий надрез на шее. Несчастное уставшее животное издало жалобное ржание… Но командор цепко держал её под уздцы и с жадностью припал к ране, из которой обильно сочилась кровь. Утолив жажду и, отерев окровавленные губы, он обратился к своим людям:

– Господь простит мне это прегрешение, ибо у меня нет другого выхода, дабы сохранить жизнь. Советую вам сделать тоже самое.

Португальцы вняли совету своего командора. Многие из них, принимавшие участие в дальних экспедициях, не раз испробовали лошадиной крови. И это не вызывало в них ни отвращения, ни угрызений совести. Что поделать, за жизнь надо бороться…

После кратковременного отдыха португальцы снова двинулись в путь. Дон Альвареш вёл свой отряд по наитию, будучи уверенным, что ему помогает сам Господь и направляет его.

Настал вечер. Португальцы начали роптать. Командор приказал расположиться на ночлег и выставить усиленную охрану.

Алехандро де Каминья, томимый дурными предчувствиями, лично проверил все дозорные посты и только после этого отправился в шатёр, который делил с капитаном и его помощником.

Он долго не мог заснуть. Неожиданно в памяти всплыл отец, обедневший идальго, и матушка, вечно одетая в чёрное платье и дымчатую мантилью, в соответствии со строгими испанскими традициями.

Затем перед глазами пролетело путешествие в Новый Свет на одном из судов торгового флота. А там, на земле Terra do Brasil, он встретил дона Альвареша и почти сразу же поступил к нему на службу в качестве секретаря. С тех пор прошло почти пять лет. Ни разу Алехандро не усомнился в правильности решений своего патрона. Но сейчас… Он почти был уверен, что экспедиция в некий город, принадлежавший чачапойя, якобы наполненный золотом, была авантюрой. Алехандро упрекал себя за то, что утаил от командора предостережение старого индейца-аймара по поводу того, что из этого запретного города никто ещё не вернулся. Но теперь, увы, ничего изменить нельзя. Либо португальцы достигнут города, либо умрут от жажды и их тела растерзают гиены.

Наконец, Алехандро заснул…

Сумрак окутал лагерь португальцев. Вскоре, измученные дневным переходом и жаждой они заснули. Тишину лишь изредка нарушало стрекотание цикад. Дозорные из последних сил боролись со сном, пытаясь вглядываться в окрестности кампос. Но глаза предательски слипались…

…Лагерь португальцев плотным кольцом окружили люди в леопардовых шкурах. Они бесшумно, словно призраки двигались по кампос, сливаясь с травой в единое целое. Их вооружение оставляли длинные бронзовые ножи, которыми они мастерски убивали врагов и тех, кто осмелился приблизиться к запретному городу, который они охраняли.

Индеец-чулупи, которого допрашивал Алехандро, сидел рядом с оставшимися носильщиками подле костра. Неожиданно он встрепенулся и втянул ноздрями воздух.

– Я чувствую приближение смерти… – прошептал он и обвёл взором своих индейцев-собратьев, спавших непробудным сном. – Богам нельзя сопротивляться… Такова моя участь… – продолжил он размышления. – Я должен подчиниться… – Он лёг рядом с индейцами на землю и закрыл глаза. – Скоро я встречусь со своими предками…

Смертоносный круг смыкался всё плотнее. Чачапойя, люди-леопарды, бесшумно сняли дозорных португальцев. Ещё несколько мгновений и они также бесшумно, словно бесполые духи, проникли в лагерь…

…Дон Альвареш спал в своём шатре крепким сном. Ему снилось золото, много золота. Он даже застонал во сне от удовольствия. Что может быть прекраснее этого благородного металла?

Полог его шатра всколыхнулся, словно от налетевшего порыва ветра. Слуга, спавший подле входа, проснулся и выглянул наружу. Один из чачапойя ловким ударом сразил португальца прямо в грудь и, зажав ему рот, опустил на землю.

Чачапойя ещё раз осмотрелся: воины в леопардовых шкурах безжалостно расправлялись со спящими португальцами.

Воин, удовлетворённый происходящим вокруг, вошёл в шатёр командора. Этого белого человека ему приказали захватить живым. Он не мог нарушить приказа своего повелителя.

…Алехандро проснулся, его рука машинально потянулась к мечу. Он крепко обхватил рукоять, металл отчего-то показался ему неестественно горячим.

– Капитан… – позвал он едва слышно.

Тот проснулся.

– Что ещё?..

– Я чувствую приближение беды… Кажется у нас незваные гости… – сказал Алехандро, поднявшись с шерстяного одеяла.

– Да, ладно вам… Спите… Завтра опять тащиться по жаре в этот чёртов город… – проворчал помощник капитана.

Не успели капитан и его помощник окончательно очнуться ото сна, как в шатёр ворвались трое леопардовых воинов. Меткими ударами они сразили двух португальцев. Алехандро же оставили в живых… Ибо его хотел увидеть сам повелитель.

Отряд чачапойя возвращался обратно в город. Командор и его верный секретарь, были привязаны, словно добыча, за руки и за ноги к длинным палкам, которые несли индейцы.

Вылазка чачапойя увенчалась успехом: португальские солдаты, капитан и его помощник были убиты. Не пощадили люди-леопарды и носильщиков. Но их тела отнюдь не растерзают гиены. Специальный отряд чачапойя покинул город и направился к месту расправы. В его обязанность входило разделать трупы португальцев, выбрать лучшие куски мяса, разложить его по бочкам, коих у белых людей было в достатке, засолить и переправить в город.

Дон Альвареш очнулся – голова и тело нестерпимо болели. Но, несмотря на это он попытался оглядеться и понять: что же происходит? К своему вящему удивлению он обнаружил, что привязан к палкам, словно кабан, и индейцы тащат его в неизвестном направлении. Рядом он заметил Алехандро в точно таком же положении. Секретарь пребывал без сознания, из его плеча сочилась кровь.

Дон Альвареш попытался закричать, но этому помешал кляп. Командор, понимая безвыходность сложившегося положения, начал мысленно молиться. Вскоре он услышал гортанную речь чачапойя – впереди показались очертания города. «Вот я и достиг города… – подумал командор. – Дабы обрести здесь свою смерть… Увы, не суждено мне насладиться прелестями жизни в Лиссабоне…»

По мере приближения к городу, командор заметил, что ворота его переливаются на солнце: «Бог мой! Это же золото! И оно должно было стать моим!»

Прошло два месяца. В Санта-Круз уже считали экспедицию, возглавляемую доном Альварешем, погибшей. Неожиданно в городе появился сумасшедший индеец-чулупи. Кто-то узнал в нём проводника, отправившего с экспедицией в Гран-Чако. Он представлял собой жалкое зрелище и не мог связно выражать свои мысли. Монахи францисканцы приютили его в своей миссии. Через какое-то время речь несчастного чулупи начала обретать смысл. Однажды он сказал монаху-миссионеру: