Соучастники - Элмор Леонард

— Ни черта он не видел, — уверенно заявил Уэнделл. — Ему известно, что ты сумел во всем разобраться?

— Его это не беспокоит, — пояснил Делса. — Он уже видит себя в новом образе. В показаниях Три-Джи уверяет, что стрелял Тайрелл, и сообщает, что сам он после инцидента сел в свою машину, поехал домой и накурился дури. Я попросил его прочесть протокол и, если там все верно, расписаться на каждой странице.

— И при этом глядел ему в глаза, — добавил Уэнделл.

— Он все подписал.

— Ручаюсь, что подписал и очень скоро во все поверит, начнет рассказывать всем в квартале о своих «подвигах» и превратится в местную знаменитость. Ну как же, встал рядом с гангстером и выстрелил в него. Ты арестовал Тайрелла?

— По словам Джерома, он через день работает в закусочной «Мак-авеню» в Гросс-Пойнт-Вудс. Нанесем визит вежливости в тамошний участок. Заглянем в закусочную позавтракать, а ребята из отдела особо тяжких преступлений явятся туда и схватят его на месте.

— Джером готов выступить в суде?

— Я не хочу, чтобы он это делал. На основе его показаний прокурор признает Тайрелла виновным в убийстве без отягчающих обстоятельств и потребует для него от шести до пятнадцати лет. То есть влепит ему срок по полной программе, решив, что тот подлец до мозга костей. Нет, я желал бы пустить слух, будто Джером отказался выступать в суде под присягой. Да, конечно, он дал отпор Тайреллу и набил ему физиономию, но не станет позорить его в суде. Если он поможет опустить Тайрелла на самое дно, то будет считаться предателем своего рода.

— Ты рассуждаешь совсем как «Черные Пантеры» в прошлом, — не без ехидства заметил Уэнделл. — И что это значит «своего рода»?

— Подонки, — нехотя откликнулся Делса. — Та мразь, что торчит у нас каждый день, наговаривает друг на друга и врет.

— Что ты намерен делать с Джеромом? — осведомился Уэнделл. — Наверное, хочешь превратить его в информатора? А он об этом знает?

— Пока что нет. Я займусь им чуть позже, вызову сюда для еще одной беседы. Посмотрю, сможет ли он заложить знакомого.

— Какой же у него стимул?

— Скажу ему, что мы хорошо заплатим.

— Это может сработать раз или два, — усомнился Уэнделл.

— Вчера, — продолжал Делса, — поздно вечером в отеле на Касс старикан не сумел толком объяснить, откуда у него в номере на ковре следы крови. Джекки спросила, почему у него окровавлена рубашка, а он ответил: «О, это Тамми меня обняла, и у нее все время кровотечение». Тамми — потерпевшая. Он пристрелил ее за то, что она стащила двадцать восемь баксов из комода. Его сын и портье, вместе с которым они сбывают кокаин, поднялись в номер и выволокли оттуда труп. Дотащили до пятого этажа и бросили.

— Умаялись, — заключил Уэнделл.

— Да, мне тоже так кажется.

— А что еще? Как там тот парень, сидевший в своей машине на Сент-Антуан? — напомнил Уэнделл.

— Я разговаривал по телефону с его женой, — сообщил Делса. — Она слышала три выстрела. Но ни одного свидетеля у нас нет, работать не с кем. И мы по-прежнему ищем двоих белых, которые отстреливают негров-наркодилеров. Кажется, они должны быть заметными, выделяться, однако мы до них еще не добрались.

— И тот парень, который пришил другого на кладбище, — кивнул Уэнделл. — Интересно, о чем думает человек, тринадцать раз стреляя в другого?

— Разве кто-нибудь из них способен думать? — парировал Делса.

3

Ранним вечером Монтес Тейлор ехал в коричневом хозяйском «лексусе». Он уже миновал центр Детройта и приближался к Восточному Джефферсону, когда зазвонил его мобильник. Монтес вынул аппарат из кармана кашемирового пальто песочного цвета. В тон пальто был подобран золотистый галстук, отчетливо выделявшийся на фоне серого делового костюма.

— Монтес слушает. — Он отвечал так, потому что ему мог звонить только мистер Парадиз.

Но звонил Ллойд.

Хозяин просил передать, чтобы Монтес привез побольше выпивки, сигарет и кассет с порнофильмами. Монтес не стал ждать, пока Ллойд договорит.

— Я сижу в офисе, слушаю записи нашей новой звезды, Ким. И тут является толстозадый Тони-младший и начинает допытываться, что я делаю. Я отвечаю: «Собираю письма и старые документы вашего папаши». А он мне: «Как только старик умрет, я тебя из дома выгоню». Я спрашиваю: «А как быть с моей премией за выслугу лет и с медстраховкой?» А сынок лишь ухмыляется: «Ты, видимо, шутишь».

— Как будто ты сам не знаешь, что они тебя сразу вышвырнут, — заметил Ллойд. — И ты приземлишься пятой точкой на асфальт.

— Плевать я на него хотел, — заявил Монтес. — А что делает старик?

— Смотрит свое любимое шоу «Колесо Фортуны». Он просит тебя купить несколько пачек «Вирджинии Слим 120» — знаешь, таких длинных. Вечером будет его цыпочка.

— Постой, — перебил его Монтес. Фары встречных машин слепили глаза. Поняв, что снизил скорость, он нажал на газ. Конечно, Ллойд ошибся, и немудрено — он стареет. — Ты перепутал! Она должна была приехать вчера. Я заезжал за ней, но ее не было дома.

— Поэтому она приедет сегодня, — терпеливо пояснил Ллойд.

— Старик не сказал мне ни слова о ее приходе.

— А вот мне сказал, и я тебе передаю. Так что купи по дороге эти проклятые сигареты, — повторил Ллойд и повесил трубку.

Монтес убрал мобильник и достал из внутреннего кармана костюма другой, простенький. Он пользовался этим аппаратом, когда звонил сам. Номер он набил большим пальцем. Знакомый женский голос произнес:

— Алло.

— Можно мне поговорить с Карлом? — осведомился он.

Женщина ответила, что его нет дома. Тогда Монтес спросил, где он и когда придет. Его собеседница сказала:

— Кто знает, где шляется этот недоумок? — Она добавила: — Больше сюда не звоните, — и повесила трубку.

— Вот блин, — выругался Монтес и свернул налево из правого ряда под рев клаксонов и визг тормозов тех, кто ехал прямо. На полной скорости он въехал на Ирокез-авеню, промчался по площади с круговым движением и затормозил у входа.

Своим ключом Монтес отпер дверь георгианского особняка, построенного восемьдесят лет назад. Он очутился во мраке, среди старой мебели, тяжелых комодов, столов и стульев, на которых никто никогда не сидел, и старых картин — пейзажей с лесом и океаном; свет пробивается сквозь деревья и облака — на них ничего не происходит. Вряд ли картины будут висеть здесь через год или два. Как только старик отбросит коньки, весь этот хлам вывезут на помойку. Недавно мистер Парадиз жаловался: никто из его детей не желает жить в Детройте. Им нравятся пригороды — Уэст-Блумфилд и Фармингтон-Хиллс. А значит, он оставит дом человеку, всю жизнь прожившему в «городе» и способному оценить его дар. Старик поступит справедливо и не кривя душой, он вознаградит Монтеса за десять лет преданной службы. Да какая там служба — сплошное лизание зада.

Однако в последний месяц все изменилось.

Монтес объяснял старику, как можно превратить его кабинет в увеселительный центр. Встроенная в стену плазменная панель, рядом — музыкальный центр последней модели, в общем, хай-тек в полном наборе. А мистер Парадиз отвечает:

— Я понял твою игру, Монтес. — Надо признать, голова у него неплохо работает. — Ты хочешь, чтобы я заранее купил тебе аппаратуру.

И вдруг хозяин ударил его под дых:

— Монтес, я передумал и не оставлю тебе дом. — Говорил так, будто ему жаль, но, судя по интонациям, ни о чем он не жалел. — Я знаю, что обещал тебе… — Однако теперь его внучка Аллегра, замужняя дочь Тони-младшего, решила перевезти своих детей в город, она считает, что жизнь в городе бодрит. И здесь им будет лучше, чем в Гросс-Пойнт. — Ты же понимаешь, когда дело касается семьи… — пояснил старик.

Монтес понял, что ему нужно сделать, пожал плечами и печально улыбнулся хозяину:

— Где уже мне соперничать с маленькой Аллегрой. — Ведь ясно, эта стерва получит все, что хочет. — Я понимаю ее желание жить «в городе», хотя тут кругом сплошной криминал, который бодрит куда сильнее, чем Гросс-Пойнт.

— Ставлю десять к одному, — заявил старик, — Аллегра продаст особняк, еще не успев в него переехать. Мне известно, что ее муж Джон не прочь перебраться в Калифорнию и делать там вино.

Вот дерьмо! Очередной удар в живот, прямо по кишкам. Монтес с трудом заставил себя пожать плечами и растянуть губы в улыбке, догадываясь, что старик предложит ему что-нибудь взамен. Так оно и случилось.

— Ты получишь чек — как бы премию от компании, — проговорил мистер Парадиз. — Тогда ты не будешь упомянут в завещании, и не будет никаких осложнений.

Монтес был больше не в силах скрывать свои чувства. Он уставился на старика, как случалось уже не раз в тот последний месяц. Уставился и спросил:

— Мистер Парадиз, неужели вы верите, что ваш сын мне хоть что-нибудь даст?