Время играть - Альбина Равилевна Нурисламова

игры: поражение. Ожидайте уведомления о начале третьей игры», — вот что я прочел.

На мою сумку никто не позарился. Я сходил за курткой, оделся. Настенные часы в холле показывали половину четвертого: до десяти вечера мне предстоит сыграть еще в одну игру, а нервы на пределе, силы на исходе.

Проходящие мимо косились на меня. Наверное, вид был жуткий, а взгляд стеклянный, как у наркомана. Я никого не замечал, не узнавал.

В общагу я не пошел, бродил по улицам, пытаясь сообразить, как поступить, ожидая, что мне сообщат о начале новой игры. Я даже согрелся, точнее, мне было все равно, холодно или тепло, собственное тело казалось чужим и непослушным.

Мобильник запищал: пришло сообщение. Я трясущимися руками вынул сотовый, едва не выронив его. Это оказалась обычная рассылка, но я заметил, что предыдущее сообщение — извещение о проигрыше в первой игре — пропало. Как исчез из журнала звонков и вызов, сообщающий о второй игре.

Я не удалял их, никто не мог взять мой телефон, чтобы сделать это, ведь он всегда был при мне, однако и звонок, и сообщение исчезли. И в этот момент я четко осознал ужас положения, в котором оказался. Мне со всей очевидностью стало ясно, что мой противник, тот, кто организовал эту игру, — вовсе не человек.

Как человек мог бы проделать все это: пробраться в запертую изнутри комнату и сунуть под подушку лист бумаги? Удалить информацию из моего телефона? Сбросить с неба птицу с письмом в клюве?

Да и это, скорее всего, цветочки, каких же ждать ягодок?

Не человек… Как страшно, если вдуматься. Но кто тогда? Ведь никого и ничего за пределами нашего мира не существует?

Или существует?

Мама говорила: «Не играй с шулером — у него карты крапленые; не садись обедать с дьяволом — у него всегда ложка длиннее».

А я, кажется, сделал это. Сел обедать, к взялся играть. Никакой надежды.

Но ведь Корнеева выиграла! От этой мысли стало жарко. Как я мог упустить из виду? Она смогла, значит, это возможно, сдаваться рано. Да и вообще, я понял: мне нужно к Корнеевой, маленькой, смешной, пучеглазой Корнеевой, которая сумела обыграть дьявола! Наверняка она знает больше меня, подскажет что-то, поможет. Ведь это благодаря мне она выиграла, если уж на то пошло!

Я забрел довольно далеко от общаги и вернулся, когда уже стало темнеть. Пока метался, пытаясь узнать, в каком она блоке, Корнеем нашла меня сама. Вернее, не она, а новости о ней.

— Девчонка на крышу забралась!

— Спрыгнет, точно спрыгнет, ой, мамочки!

— Зачем? Надо полицию! Вызовите кто-нибудь ментов!

Обрывки фраз, чьи-то истерические вопли и слезы накрывали меня с головой, окутывали плотным облаком. Я летел по лестнице на девятый этаж (лифт вечно застревал), даже не понимая, зачем мне так нужно добраться до Корнеевой, что я буду делать, когда увижу ее, что хочу услышать.

У двери на крышу толпились люди, не решаясь выйти наружу: вдруг самоубийца испугается и спрыгнет? Я как-то умудрился просочиться сквозь толпу, и никто меня не остановил.

Очутившись на крыше, я словно шагнул в невесомость. Звуки стихли, все исчезло. Остались лишь я, пустота и Корнеева, стоявшая у края.

Было ветрено и сыро, все-таки пошел мокрый снег. Плохой день, чтобы уйти из жизни: если есть посмертная память, в ней застрянет только промозглая морось.

Уже стемнело, но все было хорошо видно: свет лился из окон соседних зданий, переливались мишурным блеском витрины и вывески. Лицо Корнеевой было одухотворенным, словно она собиралась прочесть стихи.

— А, это ты, — бросила она. — Так и знала, что явишься. Чего тебе?

Мне нужно было о многом ее спросить, но слова сорвались с языка до того, как я успел всё обдумать:

— Тебе было проще! Ты знала, что я игрок, а я про тебя нет! Ты могла выбирать и планировать, а я был пешкой! — Вправду думаешь, что мне было легче? — спросила Корнеева, и лицо ее смеялось, сморщилось.

Внезапно я понял, что она имела в виду. Для каждого — своя игра, так сказал Марк. Если бы мой выигрыш зависел от другого человека, если бы я знал, что кто-то погибнет, чтобы я победил, разве стал бы пытаться!

Или все же?…

— Почему ты хочешь умереть? Ты выиграла. Надо выиграть хотя бы одну игру и…

— Оказалось, есть суперигра, — крикнула Корнеева, и ее круглые глаза стали еще больше. — Если хватит мужества сыграть, присоединишься к Нему! Если нет, откажешься, Он явится за тобой и сожрет твою душу!

«Кто?» — хотел спросил» я, но это было излишне: все ведь понятно.

Тот, у кого карты крапленые. У кого ложка всегда длиннее.

Кого не переиграешь, как ни старайся.

Я не знал, что сказать, но Корнеева и не ждала моих слов.

— В детстве мы прыгали в траву с крыши гаража. А еще в снег с недостроенной двухэтажки. Летишь вниз — и дух захватывает! Не вce решались, но я всегда прыгала. И сейчас прыгну. Я сыграю!

Дверь на крышу с треском распахнулась, послышались грохочущие шаги и голоса.

Корнеева посмотрела туда и улыбнусь.

— Нет! — закричал я и рванулся к ней.

— Да! — громко сказала она и опрокинулась навзничь.

Спустя несколько часов я лежал в своей комнате, уставившись в потолок. Липатов тихо сидел в углу. Поначалу он пытался расспрашивать меня, но потом понял, что это бесполезно, и отстал.

Тело Корнеевой увезли. Полицейские поговорили, с кем хотели, и тоже уехали, вместе с журналистами. Никто ничего не мог сделать, никто ничего не знал.

Кроме меня.

Пятнадцать минут назад мне позвонили. Я поднял трубку и услышал голос. Искажений, звучащий глухо и словно из глубины колодца, но на этот раз вполне узнаваемый. Женский. Да не просто женский.

— Третья игра, — произнесла Корнеева.

— Выиграла и присоединилась к Нему?

— Сейчас двадцать ноль-ноль, — не слушая меня, говорила Корнеева или то существо, каким она стала. Кто-то, забравший себе ее голос. — Финальная игра продлится два часа. В десять вечера все закончится либо победой, либо поражением. Это прятки. Ваша задача — спрятаться за это время так, чтобы вас не нашли. Удачи.

Я не собирался прятаться: можно ли скрыться от Сатаны? Разве что в церковь пойти. Но церкви, наверное, ночью закрываются. В принципе, я сумел бы пробраться, но не видел смысла: во-первых, я неверующий, а во-вторых, бесполезно. Допустим, я каким-то чудом переиграю нечистого. Потом мне предстоит суперигра, а к ней я не готов. Не хочу ни присоединяться, ни отдавать душу на растерзание.