Убийство — это послание - Картер Браун

— Спасибо, Дэнни, — произнесла наконец Алиса. — Вы когда-нибудь встречались со Стирлингом?

— Пока нет, — ответил я.

— Не думаю, что это его голос, — сказала она вдруг. — Согласна, он очень похож, но это не его голос.

— Кому могло понадобиться такое?

— Не знаю. — Ее широкий рот растянулся в прежней, знакомой уже мне хищной ухмылке. — Я долго думала об этом после того, как в первый раз прослушала ленту в квартире Стирлинга. То, что говорится обо мне и Эде Нормане, не только ложь, но и ужасное оскорбление для меня. Я скорее бы легла в постель с первым попавшимся швейцаром, чем с этим тощим кроликом. — Она не отводила взгляда от моих глаз. — Быть любовницей — значит сознавать, что все может кончиться в любую минуту. Если завтра Стирлинг потеряет ко мне интерес, я останусь с деньгами, которые он положил в банк на мое имя в начале месяца, с квартирой, оплаченной до конца квартала, несколькими драгоценностями, дорогой одеждой — и это все! То же самое я получу, если он неожиданно умрет, так что посудите сами, какой смысл мне его убивать?

— Все зависит от того, кто говорит правду про Эда Нормана — вы или голос на пленке, — сказал я.

— Мне кажется, я знаю, кто живет с этим недоделанным кретином Норманом, — резко оборвала меня Алиса. — Эта сука Шери!

— Там говорилось, будто Вейланд имеет против жены что-то такое, из-за чего она не может сама подать на развод. Из-за чего же? — поинтересовался я.

— Не знаю, в чем там дело, но, думаю, так оно и есть. С тех пор как я стала его любовницей, ему доставляло большое удовольствие демонстрировать это перед ней. Так что она могла получить столько доказательств его неверности, что их хватило бы на десять разводов.

— Однако все-таки остается вопрос, который я задал в начале нашего разговора: кому могло понадобиться подделывать голос Вейланда?

Алиса медленно потягивала виски, затем, посмотрев на меня поверх края своего бокала, задумчиво произнесла:

— Наверно, это прозвучит дико, но предположим, что Стирлинг уже мертв. Может быть, кто-то уже убил его, а потом подделал голос и организовал этот так называемый прием? Убийца понимает, что тело рано или поздно найдут и вы отнесете пленку в полицию. Это даст им пятерых подозреваемых, не правда ли?

Я улыбнулся:

— Вы сами сказали, Лиз, что это довольно дикая идея.

— Не беспокойтесь о диких идеях, — ответила она холодно. — У меня их полно. Например, с чего это Стирлинг внезапно решил нанять вас и вашего друга лакея?

Я всегда считала, что частные детективы должны быть крутыми ребятами, а тут Тетчер справился с вами безо всякого труда. Как это понимать? — Ее иронический смешок болезненно задел мое самолюбие. — Вы в этой схватке оказались больше похожи на щеголеватого хлыща, чем на частного детектива.

— Просто я недооценил Тетчера, — промямлил я невразумительно. — Второй раз такого не случится!

С чего вы решили, что этот лакей мой друг?

— Зачем же он тогда направил пистолет на Тетчера и, между прочим, заодно всем дал понять, что никто не осмелится уничтожить пленку?

— У вас очень недоверчивый склад ума, Лиз. — Я вынул из бумажника письмо, лежавшее в пакете Вейланда, и протянул его ей:

— Думаю, вы должны знать его подпись?

Она быстро прочла записку и отдала ее мне:

— Подпись выглядит подлинной. Но тот, кто так хорошо сымитировал голос, мог подделать и подпись.

— Не понимаю, где вы держите змею, которую должны будете приложить к своей груди, — вздохнул я. — Но то, что она где-то здесь, я уверен!

— Есть способ легко доказать, что вы парень что надо, — сказала она небрежно. — Или дайте мне эту пленку, или уничтожьте ее при мне.

— Шутка — хорошая вещь, — проворчал я, — но, как сказал один сиамский близнец другому, то, что ты просишь, невозможно.

Она пожала обнаженными загорелыми плечами:

— По-моему, я не так уж много прошу, Дэнни. Ведь пленка все равно поддельная. — Розовый кончик ее языка медленно прошелся по верхней губе, увлажнив ее. Тлеющий уголек в темных глазах медленно разгорался пламенем. — Я очень практичная девушка и буду рада выказать вам мое расположение самым практическим образом.

— Вы вводите меня в искушение, — ответил я холодно, — но мне заплатили тысячу долларов, чтобы хранить эту пленку в надежном месте и не передавать ее в другие руки.

— Что ж, значит, мне придется признать свое поражение. — Она встала. — Можно мне воспользоваться вашей ванной комнатой?

— Конечно, — сказал я. — Через спальню, потом направо.

Она протянула руку, чтобы взять с дивана свою украшенную драгоценностями вечернюю сумочку, — и на какую-то долю секунды время как бы остановилось.

Я смотрел, как ее пальцы сжали один край сумочки, и ждал, когда она поднимет ее, но ничего подобного не произошло. Затем она схватила сумочку обеими руками и крепко прижала к обнаженному животу. Необъяснимая задержка была, должно быть, всего лишь оптической иллюзией, и я подумал, не следует ли мне сходить к врачу и проверить свою печенку.

— Я ненадолго, Дэнни. — Грациозно улыбнувшись, она направилась в спальню.

Я подлил себе виски и поудобнее устроился в кресле, а минуты через две услышал, как она ласково произносит мое имя. Повернув голову, я увидел, что она направляется ко мне с застенчивым, донельзя фальшивым выражением лица. Сумка все так же была прижата к животу, но в ее облике произошло одно существенное изменение — металлических нагрудников не было.

— Иногда они немного жмут, — прошептала она, — и тогда мне хочется на какое-то время освободиться от них.

Ее чуть продолговатой формы груди выдавались вперед, составляя почти прямой угол с телом, а их молочная белизна вызывающе контрастировала с окружающим медным загаром тела. При каждом шаге груди мягко покачивались; мой взгляд невольно задержался на твердых сосках. Она остановилась от меня в нескольких шагах, и я неожиданно обнаружил, что встаю.

— Я склонна к неожиданным решениям, — хрипло произнесла она, — и решила доставить тебе удовольствие без каких бы то ни было условий. Просто чтобы показать, что не сержусь на тебя из-за этой пленки.

— Вы читаете мои тайные желания, — сказал я.

— Отвернись на минуточку, — прошептала она. — Мне всегда казалось, что девушка, снимающая трусы перед мужчиной, который на нее смотрит, выглядит как-то нелепо.

Я повернулся, и в какую-то долю секунды меня вдруг осенило, что происходило в те, другие доли секунды, когда время остановилось. Инстинкт сработал быстрее, чем разум, и я неожиданно для самого себя обнаружил, что бросился на колени. Я услышал неприятный свистящий звук над своей головой, за которым последовало короткое взвизгивание, когда Лиз коленом ударилась о мое плечо и лицом вниз упала в кресло.

Сумка вылетела у нее из рук и со стуком ударилась об пол. Подняв и взвесив ее на руке, я понял, как крупно повезло мне, что она пролетела мимо моей головы.

Заглянув внутрь, я увидел в одном ее углу увесистый сверток тщательно упакованных серебряных долларов.

Брюнетка оставалась на прежнем месте, с зарытым в подушки кресла лицом и поднятым задом. Вдруг она принялась громко вопить, испуская потоки слез; я подумал, что если кто-то и имеет право на слезы, то это я — на слезы облегчения.

— Заткнись! — скомандовал я, довольно крепко ударив ладонью по обтянутому белым шелком заду.

От неожиданности и боли Лиз снова издала пронзительный вопль, а слезы полились еще обильнее, шумным потоком. Я сел на диван и в ожидании, пока она успокоится, проглотил сначала свою порцию виски, а затем и ее. Ждать пришлось, как мне показалось, чертовски долго; но постепенно всхлипывания стали стихать, превратившись в сопение и периодическое шмыганье носом, пока наконец она не выпрямилась и медленно, волоча ноги по полу, не приблизилась ко мне.

Выглядела она так, как и должна была выглядеть героиня сказок «Тысячи и одной ночи» утром тысяча второго дня. Красные глаза, покрытые пятнами щеки со следами слез, шероховатые искусанные губы, на которых не было и следа помады. Не осталось и тени от недавней сексуальности, только резко бросающаяся в глаза вульгарность. Я подал ей белый шелковый плащ, она быстро надела его, крепко прижала руки к грудям, словно подумала, что их-то и надо в первую очередь защищать от насильника, общество которого ей приходится терпеть.

— Как больно вы ударили! — жалобно протянула она.

— Этой тяжелой сумкой с таким количеством долларов вы вполне могли убить меня, — ответил я рассудительно.

— Если бы вы отдали мне эту пленку сразу же, ничего такого бы не случилось и мы сейчас могли бы заниматься любовью.

Логика для женщины, должно быть, то же, что для мужчины бюстгальтер, подумал я: они знают о ее существовании, но не представляют, какую могут извлечь из нее пользу.

— Боже! — простонала она между тем. — Я, наверное, выгляжу как драная кошка. Отдайте мне мою сумочку, чтобы я могла навести хоть какой-нибудь марафет.