Наказание без преступления - Диёра Нарбаева

Роман решил заглянуть к маме. Давно он не приходил к ней в гости. Они только созванивались ежедневно, и особенно вечером. Валерия Викторовна очень беспокоилась о сыне. Болезненно она восприняла его решение уйти из дома и жить самостоятельно. Долго уговаривала ещё хоть чуть-чуть пожить с ними, с ней и сестрой, но юноша упёрся, словно баран. На все просьбы, чтобы Рома принимал материнские деньги на пропитание, он опять-таки упирался и довольно нервно пояснял, что он человек взрослый и самостоятельный, и всего добьётся сам. Однако не предполагал он, как это трудно – жить взрослой жизнью. Но переборов в себе сильное желание вернуться в родительский дом, парень всё-таки привык к свободе выбора и ответственности за своё собственное благополучие, так что больше не хотел возвращаться к матери. «Какое интересное у меня с Раскольниковым сходство, – вдруг задумался Костров. – У меня тоже ведь только мать с сестрой остались». И тут он углубился в воспоминания детства, как они с отцом часто гуляли, ездили на рыбалку и просто общались. А потом – развод, и эти хорошие встречи стали происходить всё реже и реже, а затем и вовсе прекратились. Где сейчас его папа? Этот вопрос интересовал юношу, но он не хотел спрашивать у мамы. Она не любила говорить о нём. Подойдя к подъездной двери родительского дома, Рома набрал код, который не менялся вот уже много лет, и, услышав одобрительный щелчок, вошёл внутрь. Здесь было влажно и сыро, как и на улице, а потому парень поспешил подняться на нужный этаж, чтобы скорее очутиться в уютной сухой квартире. С силой нажав на звонок, Костров ещё подумать не успел, а дома ли мама, как изнутри послышались торопливые шаги. Мама открыла дверь и даже застыла на секунду, удивлённая визитом сына.

– Рома! – наконец, улыбнулась она и, крепко обняв его, завела в полутёмный узкий коридор. – Что же ты не предупредил, что зайдёшь? Ох, ох! А как же учёба? Сегодня же не выходной. Что-то случилось?

– Всё хорошо, всё хорошо, – отвечал Рома, раздеваясь.

Мама всегда любила много «щебетать» и волноваться по поводу его здоровья и дел в целом. А юноша уже привык к этому и спешил сразу говорить, что, мол, всё хорошо и не нужно волноваться. Они прошли на кухню и просидели там долгое время, разговаривая обо всём, что происходит с ними и в мире вообще.

– Так почему ты не в университете? – спросила Валерия Викторовна, попивая чай.

– Плохо себя чувствовал вчера, не пошёл. А сегодня вот за справкой в больницу ходил.

– Но завтра ты пойдёшь?

– Да.

– Ничего серьёзного, значит?

– Да, хандра какая-то напала, видимо. Сегодня мне уже хорошо.

– Ну и слава Богу! – кивнула женщина. – Но старайся не пропускать, сынок. Сам понимаешь – выгонят и не заметишь. А как же без профессии?

– Да, я понимаю. Всё хорошо будет, не переживай. Окончу институт и работу хорошую найду.

Валерия Викторовна ещё что-то хотела сказать, но по квартире вновь разнёсся немного дребезжащий звук звонка.

– Это, наверное, Катя уже вернулась, – взглянув на часы, предположила мама и пошла открывать.

Рома с улыбкой развалился на стуле и стал ждать, пока сестричка разуется и зайдёт на кухню. Он слышал, как мама сказала ей, что к ним пришёл гость, но кто – не сказала. Заинтригованная, Катя разделась как можно скорее и оставив рюкзак прямо в коридоре, прошла на кухню.

– Ромка! – обрадовано вскрикнула девчонка и бросилась к брату.

Он даже заметить не успел, как она крепко обвила его шею. Пошутил, что ему дышать нечем, но и сам обнимал любимую Катюшу нисколько не слабее. Когда она уселась на стул рядом, он потрепал её по голове, как делал это всегда, с самого детства. И нужно сказать, что свои волосы трепать Катя позволяла одному только Роме.

Екатерина Родионовна вступала как раз в тот возраст, когда вот-вот люди со всех сторон будут обращаться к тебе не «девочка», а «девушка». Подростковый период – тот самый тяжёлый период в жизни человека, когда ценности и мнение только формируются, когда ты бунтуешь против целого мира, когда ты считаешь себя либо особенным, либо ничтожеством. Сильнейший максимализм. В случае Кати – она считала себя несимпатичной девочкой, у которой ничего не получается. Да, она была худовата, низкого роста, некоторые части тела её ещё не совсем развиты, но всё шло к тому, что вскоре она станет очень красивой девушкой. Меткий женский глаз всегда видит в более молодых девчонках задатки красивой фигуры, поэтому мама уверяла дочь, что ей не нужно переживать. Но говорить что-либо было бесполезно.

Семейство расселось за столом и разговор вновь вернулся в прежнее спокойное русло. Катька стала рассказывать о школе, какие у неё там новости, а Рома предупредил, что, мол, «если кто обижать будет, то помни: у тебя брат в институте учится». Мама радостно улыбалась, наблюдая за своими детьми. Когда-то она боялась, что они будут плохо ладить, но шло время, капризный Ромка привык к сестрёнке и стал ощущать острую потребность в её защите. Да, порой они ругались, но что значат все эти ссоры между родными людьми?

– Эй, Ромка, а у тебя девушка есть? – вдруг спросила Катя.

– А с чего ты интересуешься? – так же в ответ спросил Рома.

– А просто так.

– Ну, раз просто так, то и отвечать необязательно.

Сестра только надула губки, собираясь надавить на упрямца каким-нибудь аргументом, как в разговор вмешалась мама:

– Не только Кате это интересно, – пожала она плечами, – но и маме.

Девчонка хитро улыбнулась и взглянула на чуть смутившегося брата, который, конечно же, понял, что ответить всё-таки придётся.

– Нет, – буркнул он, опустив взгляд в чашку с чаем, – никого у меня пока нет.

– Ну и слава Богу, – будто успокоилась мама.

– «Слава Богу»? – удивился юноша. – Ты что же, внуков не хочешь?

– Нет, я ещё слишком молода, – женщина вскинула голову, как бы демонстрируя всю свою красоту и моложавость. – Да и тебе рано о детях думать. Профессию получить надо, на работу устроиться. А это всё будет, только позже.

Конец ознакомительного фрагмента.