Сказки Бурого Медведя - Лепешкин Михаил

Закончил он заказ, отправил весточку Надежде с оказией, а сам решил нож с топором охотнику деревенскому показать, да чтобы тот в деле их попробовал. Взял охотник поделки Крескины, головой качает. Шибко форма непривычная, да легковато всё. Однако когда из леса вернулся, отдавать не хотел, уж больно ладные вещи получились. Любую цену давал, и отстал, лишь когда Креска пообещал ему лично для него сделать, чтоб по руке были. А эти, мол, для другого человека по его меркам слажены.

Получив свой заказ охотник нахвалиться не мог, а как в деревне про то узнали, так и повалили на Крескин двор! Кому починить что! Кому заново сковать! За то время, пока кузнеца в деревне не было, много всего накопилось. Завалили Креску заказами, да звать стали уже не Креской-отроком, а Кресом-кузнецом. Он же от количества свалившихся дел не унывал, а скорее наоборот, интересно ему было — как тут решить, как там подлезть, как здесь сделать, да не просто сделать, а чтоб лучше для дела было, да человеку удобно. И так всё это его затянуло, что обедать из кузни он шагом ходил, на пути что-то обдумывая, а в кузню бегом бежал — поскорее задумку попробовать. Даже инструмент кое-какой сам придумал, чтобы ловчее дело спорилось. Не думал он уже, как молот держать, а лишь о том, какая форма должна быть, всё остальное руки сами делали, как будто у них свой ум появился. А матушка смотрела на него добрыми глазами и приговаривала:

— Был у меня надёжа-муж, теперь надёжа-сын!

За заказом же Надеждиным молодица приехала. Осмотрела всё, опробовала. Довольна осталась. А Кресу что? Он заказ отдал, плату получил, да дальше делами заниматься, их вон сколько! Смотрит на него женщина, а он за делом любимым и не замечает ничего. Мурлычет себе под нос что-то, а руки так и мелькают, и всё у него будто само собой делается. Вот клещи в его руках заготовку раскалённую из горна вынимают, на наковальню кладут, а молот в другой руке уже по ней охаживает, и звон стоит, что музыка праздничная:

— Тинь-бум-тинь-бум-тинь-тинь-тинь-бум-бум.

Заготовка же безформенная на глазах в лезвие ножа превращается! Вот вытянулась хищной щукою, вот жало обозначилось, остриё, обушок оформились, ещё чуть — и готовый ножик в бадью с водой опускается, зашипев рассерженной кошкой!

— Удели мне времени малость, Крес-кузнец, — попросила его молодица. — Есть у меня заказ для тебя, да не простой.

Оторвался Крес от дела любимого — как женщину не выслушать? Подошёл, и говорит:

— Так ведь молод я ещё для непростых заказов, может, кто другой, поопытнее, найдётся?

— Вижу я, горишь ты делом своим, а мне как раз огонь и надобен, ибо меч без огня — железка мёртвая.

Удивился Крес:

— Так ты мне что, меч заказать хочешь?

— Не просто меч, а для любимого человека. Муж мой на следующий год в поход с князем отправится, так ему не просто меч нужен, а друг верный. Знаю я, батюшка твой такие мечи делал.

— Батюшка-то делал, да мне не передал. Люди лихие его по дороге на ярмарку смертью убили.

— Знаю. Только кто же тебя всему остальному обучил? Тому, что ты сейчас умеешь?

— Ой, не знаю, — задумался Крес. — Всё как-то само собой получается, а иногда будто голос какой подсказывает! И знаешь, не пойму я, откуда он. То ветер нашепчет, то трава прошелестит, то угли прошипят, а чую я, что голос один, только через разные вещи он со мной разговаривает.

— Ты меч как сделаешь, сам его к нам привези. Батюшка у нас мудрый, не зря у Истока реки, рядом с Дубом древним да живым Родником живёт. Думаю, много интересного и полезного он тебе поведает. Там и сочтёмся с тобой за труд твой.

— Быть по сему, приеду. Только кого мне спросить там? Звать-то тебя как?

— Любовь, — ответила женщина.

Завершил Крес все заказы, а новых уже не брал, к серьёзному делу готовился. Ибо меч сковать — это не топор дроворубный сделать. В топоре, конечно, тоже своя душа вложена, но меч справа воинская, он не просто душу, но ещё и силу свою иметь должен, и к хозяину своему намертво привязаться. Он не только телом своим, но и сутью своей хозяина оберегать обязан от смерти, от раны, от бесчестья. Да притом кровь зря не лить, а лишь по делу.

Отправился Крес в город ближайший, да с кметями о мечах говорил, воеводам вопросы задавал, сам князь, помня батюшку Креса, время нашёл с ним побеседовать, да разрешил в дружине пожить, мечом позвенеть, бою поучиться. Полгода Крес в дружине жил, много чего узнал да понял. Биться на мечах научился, ибо силушка от Роду дана, умения наставники прибавили. Много мечей Крес-кузнец в дружине повидал. Бывало, возьмёт какой из них в руки, и смотрит на него, смотрит. Будто и не форму разглядывает, а душу его высмотреть хочет. А спросит кто, так не скажет, что высматривал. Не потому что скрывает. Вроде и хочет объяснить, да слова не находятся. Понятие-то в голове, оно ёмкое да простое. А как объяснять начнёшь, так хоть целый день говори, а кто из кметей время найдёт, чтобы целый день Креса слушать? Так и был он загадкой для всех. Потому, наверное, и в народе кузнецов колдунами кличут, что в науку их вникать не хотят. Вот только большинство мечей его совсем не устраивали. Он их не так сделал бы. По-другому. Всё больше он понимал, каким настоящий меч должен быть. И как стало ему невмоготу на такие мечи смотреть, а руки загорелись самый ладный из всех сделать, поблагодарил он наставников своих да в кузницу вернулся.

Дома руки, за полгода по делу истосковавшиеся, сами за молот взялись. А душа вокруг родных мест раскинулась, да всех знакомцев радостно приветствовала! И с Ветром-шалуном пошепталась, и Травушке шёлковой поклонилась, и к Речке текучей приласкалась. Они же, узнав о деле Кресовом, подсказывать стали мелочи всякие, делу помогающие, да заговоры сильные. А Дуб Вековой, что посреди дубравы растёт, поведал, что ещё дедушка Кресов в его корнях заготовку для меча закопал, чтобы железо силу воинскую в себя впитало да памяти Родовой набралось. Ибо Дуб собой три Мира единит. И Явь, и Навь, и Правь через него связь имеют. Железо то уж давно всего набралось, теперь жизнь ему давать пора. В мир людей мечом явить. Побежал Крес к Дубу. Аккуратно, корней не портя, заготовку выкопал. Дубу вековому поклонился да поблагодарил от всей души за сохранённый дар дедушкин.

Заговорило дело в кузнице разным говором! Звоном да шипением. Скрежетом да скрипом, бульканьем да сопением. Да так всё это звучало, будто заговор какой кузня выговаривает. Народ деревенский стал её стороной обходить, да подальше всё! Вдруг пристанет что, вовек потом не отмоешься, водой не отольёшь.

Долго ли, коротко ли, а сделал Крес меч. Да такой, что самому понравился! И жил он жизнью своей, только говорить не мог. Нянчил его Крес как ребёнка малого, выглаживал, подтачивал. В росе купал, с Ветром знакомил, Земле-Матушке да Небу-Отцу представил! На заре утренней с ним играл, серебряным вихрем вокруг себя запуская! На заре вечерней сказы ему сказывал! Сделал рукоять удобную да ножны ладные. Тут и время пришло заказ отдавать.

Собрался Крес в путь. Взял снедь нехитрую, в дороге полезную. Меч в тряпицу завернул и отправился лесом вдоль реки к истокам, к Дубу древнему да Роднику целебному, чтобы отдать меч, им рождённый, в честные руки. В жизнь новую, да в дружбу верную.

Три дня шёл Крес вдоль реки, да три ночи. Никого не встретил, кроме зверей разных да духов лесных. Ну, да те доброму человеку зла не сделают. На четвёртый день повстречались ему мужики. Да было в них что-то, от чего хотелось их стороной обойти, а уж заговорить, так и вовсе противно. Зашелестел ветер в листве: «Осссторожно!» Небо нахмурилось, беду чуя. И сорока на дереве затрещала: «Тррревога! Тррревога!» Хотел было Крес мимо пройти, да мужики те на дороге встали и разговор затеяли.

— Кто будешь, добрый человек? — спросил самый здоровый с мечом на боку. — Куда путь держишь?

— Кузнец я, к истоку иду, — ответил Крес. — Только тороплюсь я, некогда мне с вами разговаривать.

— Кузнец, говоришь? Так у меня к тебе тоже дело есть. Так что погоди малость.