Сказки Бурого Медведя - Лепешкин Михаил

Отпустил барин холопов, велел им делами заняться, а сам около сарая на бревно уселся, на Вешку смотрит, ждёт что тот скажет. Вешка же тоже от барина слова ждёт, так и сидят — ждут друг друга. Наконец барин и говорит:

— Что ж, уважение ты мне оказал, слово первому предоставив, и на том спасибо. Так чего же ты хочешь?

— Вольный я, воли и хочу.

— Не злодей я какой, а барин, значит, о людях своих заботиться должен. Хоть ты и бунтуешь, но отвечаю всё равно я за тебя.

— Перед кем же ты отвечаешь?

— Перед Богом, перед князем, перед совестью своей. Вишь, сколько глаз за мной, что бы я о вас, охламонах, заботился?

— Да, барин, тяжко тебе. Ну так, хоть я тебе облегчение сделаю. Хоть обо мне тебе заботиться больше не придётся. Чем не радость для тебя?

— Что ж, Вешка, будь по-твоему. Только теперь ты сам за себя ответчик. Сам себе голова и хозяин. Иди куда хочешь. Теперь ты не мой человек.

Не ожидал Вешка такого поворота, думал, барин его ругать будет, или грозить карами страшными. Потому не сразу ответил.

— А что это ты, барин, такой добрый нынче? Вот так враз и отпустишь? Коль споймали бы меня после побега, небось, всю спину в лохмотья кнутами исполосовал бы? А тут — на тебе, иди куда хочешь. Да что там, ты вон только что собирался меня собаками затравить, а теперь отпускаешь?

— А куда ты пойдёшь? Дурья башка? Шляться по свету? Иди. Может, где и сгинешь. Вот скажи, где ты ходил целый год?

— По лесам ходил, по полям ходил, реки видел.

— И хорошо ли жилось тебе этот год?

— Да уж лучше, чем тут.

— А как дальше-то жить собираешься? Опять бродяжить пойдёшь?

— Пойду. Только приелось оно мне. Дела настоящего нет.

— А знаешь ли ты, глупый, что настоящее дело вести — умение нужно?

— Догадываюсь.

— А откуда у тебя такое умение? Думаешь, вольным назвался, и теперь умеешь всё?

— Не думаю, но научусь как-нибудь.

— А на чём учиться-то будешь? Своего-то хозяйства нет у тебя.

— Знамо нет, откуда же взять-то его?

— Ну, тогда есть у меня предложение к тебе. Стоит у меня в дне пути отсюда, рядом с большим болотом, что Топлюгой прозывается, доменка — печка, в которой руду плавят. Да вот беда, без хозяина она. Был там мастер хороший, да помер недавно. Вот с тех пор работать на ней некому стало. Холопа туда не поставишь, других нет никого. А железо-то ох как нужно! В хозяйстве без него никак не справиться. Да и князь у нас молод да горяч, а раз так, то в походы обязательно ходить будет. А в походах оружия надо столько, что и за всю жисть не накуёшь. Вот и взял бы ты эту доменку в свои руки. Будешь там руду добывать, железо плавить. Я тебе двух холопов в подмогу дам. Каждый десятый пуд можешь себе брать — остальное моё. На свою десятину будешь инструмент и уголь покупать, сам есть да холопов кормить. А что останется, то твоё. Как накопишь на своё дело, так и иди в другое место, ставь свою доменку.

Опять дивится Вешка — что это барин такой добрый стал? А барин дальше поёт-заливается:

— Ты не думай, что я тебя обмануть хочу, просто хозяйственного человека найти ой как сложно в наше время. А у тебя хозяйская жилка есть. Сдюжишь. Там ить всё равно что на воле, только ещё и делу научишься.

— Хорошо ты, барин, говоришь да вот беда, не умею я руду плавить да железо варить.

— Ну, этой беде помочь нетрудно. В пяти днях пути от доменки деревня есть, что на другом краю Топлюги стоит, Рудня называется. В той деревне мастер есть, Крица, бо-ольшой рудознатец. Пойдёшь к нему, поклон от меня передашь, скажешь, что от меня, пришёл делу рудному да железному учиться. Плату за науку он не возьмёт, зато ох не каждого учить станет. Как он учеников отбирает, о том только он сам и ведает, зато все кого он обучал, великими мастерами стали. Понравишься ему — будешь мастером.

— А ну как барин его не позволит ему учить меня?

— А нет там барина. Вольные они все. Вся деревня древним обычаем живёт. Своим родом, своим правом, своим Богам молится.

— Ух ты, вот здорово-то! И что, холопов там вообще нету?

— Нету, только закупы, да и те больше из других родов, которые долг не выплатили. Отработают и уйдут к своим.

— А за что же долги-то?

— Так они там рудознатцы да кузнецы, а значит колдуны все. Вот и наколдовывают напастей на добрых людей. Ты к чёрному старцу сходи, он тебе про их колдовство всё расскажет.

— Нет, не пойду я к нему. Он и раньше-то на мои вопросы ответить не мог, а сейчас и подавно ничего не скажет. Да и злой он на меня. Лучше там, на месте, сам разберусь.

— Ну, как знаешь. Я же тебя до доменки провожу, покажу её, а там решишь, как быть.

— Что ж, быть по сему, — согласился Вешка.

Показал барин Вешке доменку. Тот посмотрел на печь, на хозяйство, на места вокруг. Всё хорошо вроде. И землянка хорошая, и ледник есть, чтобы продукты хранить, и сарай крепкий. Руда тоже недалеко, много ходить не надо, заправляй доменку да вари железо. Да и опять же при деле, а дело, оно всегда прокормит. Согласился Вешка и отправился в Рудню к мастеру Крице.

Долго ли, коротко ли он до Рудни ходил, только пришёл туда к ночи уже. Спросил мастера Крицу. Указали ему на крепкого старика с короткой, опалённой бородой.

— Здрав будь, Крица!

— И ты здрав будь, отроче. Откуда знаешь меня?

— Да барин, что в усадьбе с другой стороны Топлюги живёт, тебе поклон передал. А я прошу рудному да железному делу меня научить.

— В ученики, значит, метишь? А примет ли тебя Топлюга? Да и Яр Пламень-батюшка ласков ли будет?

Удивился Вешка речи такой, но вида не подал. Коли учить его будут, так расскажут, что к чему, а коли нет, так и спрашивать нечего.

Старик же продолжал:

— Сейчас поздно уже, ложись-ка спать, вон там, между доменкой и болотом. Там ложбинка есть, вот там и устраивайся. У меня же дел ещё невпроворот, железо доварить надо, а на рассвете и выпущу его на свет белый.

— А может, помогу чем тебе, дедушка?

— Помошников у меня и так хватит. А от тебя сейчас вреда больше будет, чем помощи. Ты ложись, ложись, завтра и решим, как с тобой быть.

Повернулся Вешка, нашёл ложбинку, улёгся, положил котомку под голову и решил всю ночь смотреть, что мастер Крица делать будет. А тот ничем особым и не занимался, сидел себе у доменки да иногда трогал её, поглаживал. Бормотал что-то себе под нос. Смотрел Вешка, поглядывал, да и заснул…

И снился сон ему странный, будто бежит чудище огромное, а из ран его кровь-руда льётся да на землю проливается. Вот и на Топлюгу пролилась. И вроде немного её с чудища капнуло, а как в топи плюхнулось, так вся Топлюга ходуном заходила, из берегов вышла да на много дней вокруг разлилась. И хранит она с тех пор кровь-руду чудища того от глаза чужого, никому не даёт прикоснуться к сокровищу этому. И ходит она старухой белою да косматою — глаз чужой отводит. А коли кто поближе к сокровищу подойдёт, так и вовсе в топи затащит, и поминай как звали любопытного. Вот и сейчас она рядом с Вешкой встала, смотрит на него — глазом не моргнёт. А Вешка в глаза ей глянул и увидел пустоту мертвенную, а за ней ничего. И затягивать его эта пустота стала куда-то. Но опомнился он и крикнул:

— Неправильно это! Не пустота за смертью, а новая жизнь! Жизнь в другом свойстве! Отринув отжившее, умирает прежний человек. На новую стезю становясь, заново рождается.

И потеплели глаза у Топлюги, и улыбнулась она. И помолодела даже, превратившись в деву красивую. Повернулась — и пошла к себе на болото. И чем дальше она уходила, тем жарче Вешке становилось. Вот уже терпеть мочи нет. Оглянулся Вешка, а рядом Яр Пламень стоит да спалить его пытается жаром своим. Уже и одежда на нём дымиться начала, и волосы на голове трещать стали… Опомнился тут Вешка и крикнул:

— Неправильно! Не сжигает и убивает огонь, а переплавляет он! Через горнило пройдя, руда железом становится, а под молотом да водой калёная — в булат превращается! Сквозь труды и лишения пройдя, человек подобно железу закаляется, и знание обретя, мужем достойным становится!