Маргарита Ангулемская и ее время - А. Петрункевич

Сбылось предсказание Сенеки, сделанное им в трагедии «Медея»:

Пройдут века, и океан откроет миру хранимые им тайны,И явится новый великий материк,И новые Тифисы найдут новые земли.

Таков был исторический момент, в который родилась Маргарита, а два года спустя (11 сентября 1494 года) – ее брат, будущий король-рыцарь Франциск I. Франциску еще не было двух лет, когда умер их отец, Карл Ангулемский; 19-летняя вдова осталась с двумя маленькими детьми. Ее, Луизу Савойскую, графиню Ангулемскую, не любила королевская чета – ни сам Карл VIII, ни его супруга Анна, поэтому молодая графиня поселилась вдали от двора, в своем замке Коньяк, и целиком отдалась воспитанию детей, которых боготворила. Но ей не суждено было долго вести такой замкнутый и уединенный образ жизни. В 1498 году внезапно скончался Карл VIII и на престол вступил Людовик XII, начавший собой династию Валуа-Орлеанов. Вскоре он женился на вдове своего предшественника Анне Бретонской.[4]

Новый король призвал Луизу Савойскую ко двору. Ведь она была его близкой родственницей,[5] к тому же необычайно красивой. О красоте молодой графини говорили и писали многие, упоминает об этом также и Брантом:[6]

Луиза, была очень хороша собою и прекрасно сложена, так что при дворе трудно было найти женщину красивее ее.

Король, искренне любивший графиню, очень хотел, чтобы у нее установились добрые отношения с королевой,[7] но это оказалось невозможным. Обе властные, честолюбивые, настойчивые и страстные, они никак не могли поладить: сходство их характеров порождало между ними только ненависть. К тому же дальнейшие события лишь разжигали их скрытое недоброжелательство: все сыновья Людовика XII умирали в раннем детстве, поэтому естественным наследником престола являлся сын Луизы – здоровый, крепкий мальчик; с этим гордая королева никак не могла смириться. Однако взаимная антипатия этих двух женщин, судьбою поставленных в положение соперниц, тщательно скрывалась ими самими. Более того: вероятно, по настоянию короля, Луиза с детьми переселилась в королевский замок Амбуаз, где продолжала усердно заниматься их воспитанием; но она не могла уже держаться в стороне от придворной жизни, как прежде.

Между тем настало время учить Маргариту и ее брата. К маленькой графине приставили почтенную женщину, некую госпожу де Шатийон (Chаtillon), владевшую, по словам Сент-Марта, всеми добродетелями сразу. В ребенке рано проявился пытливый ум, и Луиза, с согласия опекуна, короля Людовика XII, решила дать своей дочери блестящее образование. Маргарита изучала греческий и латинский языки, а итальянским и испанским она владела в совершенстве с ранних лет благодаря заботам матери. С девочкой занимались лучшие учителя того времени: так, для освоения классических языков был приглашен Робер Гюро (Hurаult), а для еврейскаго позднее – Павел Каносса Парадизио (Cаnossа Раrаdisio).

Луиза лично следила за литературным образованием Маргариты, приучая ее к чтению и поощряя детские попытки литературного творчества. Маргарита рано начала пробовать в этом свои силы. В ней сказывался династический дар, полученный от Карла Орлеанского, который после битвы при Азенкуре провел 25 лет в английском плену и там скрашивал свое одиночество тем, что писал (в поэтической форме) воспоминания о прошлых счастливых днях. В результате получился целый сборник лирических произведений, среди которых есть весьма изящные.[8]

Произведения Маргариты редко достигали той непринужденности и поэтичности, которые дали ее деду имя поэта: ни она, ни ее брат не имели поэтического таланта в строгом смысле этого слова, но она несомненно обладала художественным чутьем и развитым литературным вкусом, которые сказались и в языке ее прозаических сочинений, и в том постоянном интересе к литературе, который не покидал ее до конца жизни.

Но мы забежали несколько вперед. Вернемся в мрачные залы старого королевского замка и под вековые деревья амбуазского парка, на зеленые берега широкой Луары. Здесь рядом с развитой не по летам Маргаритой растет общий баловень, будущий король Франциск I. Казалось бы, ничто не может сблизить задумчивую девочку-подростка и непоседливого буйного мальчика. Она – с пылкой фантазией, мистическим умом, громадной жаждой знания, внимательно слушает рассказы своих учителей о древних философах и евангельских истинах, жадно читает все, что попадается под руку, а он – с неиссякаемой энергией, бесконечными забавными выдумками, целые дни проводит в шумной компании своих сверстников, устраивает турниры и примерные осады деревянных крепостей или скачет на горячей лошади. А между тем, несмотря на разницу характеров и интересов, самая нежная, самая тесная дружба связывает их, сестру и брата, вырастая и усиливаясь с каждым годом.

Позже эта дружба найдет себе обоснование в тождестве их вкусов и в тех чертах, которые дают право называть Маргариту выдающейся представительницей Возрождения, а Франциска – королем Возрождения (хотя, может быть, по справедливости, он не заслужил этого почетного имени).

Маргарите было 12 лет (в 1504 году), когда она впервые появилась при дворе Людовика XII вместе со своим братом, носившим теперь, в качестве первого принца крови, титул герцога Валуа, пожалованный ему три года тому назад королем. С каждым годом становилось все вероятнее, что престол перейдет от Валуа-Орлеанов к Валуа-Ангулемам, и взоры патриотов с любовью останавливались на 11-летнем Франциске и его молодой матери, заботливо воспитывавшей его для будущей славы.

Поскольку сыновья Людовика XII умирали в младенчестве, а его старшая дочь, которой исполнилось уже 6 лет, по Салическому закону[9] не могла быть преемницей своего отца, глухая вражда королевы Анны и графини Луизы Савойской приняла вполне определенную форму зависти и соперничества, что не давало покоя ни спесивой королеве, ни честолюбивой матери наследника престола. Королеве было о чем думать и беспокоиться: здоровье короля ухудшалось, а после его смерти она снова станет лишь герцогиней Бретонской, тогда как ее ненавистная соперница, какая-то графиня Ангулемская, гордо вступит на ее престол вместе со своим сыном и, конечно, разделит с ним власть, до сих пор принадлежащую ей, королеве Анне, гораздо больше, чем Людовику.

Эти мысли приходили в голову не только Анне, но и Луизе – для графини они были так же приятны, как для королевы тяжелы. В ее журнале[10] (Journal de Louise de Savoie) находится следующая пометка:

Анна, королева Франции, в день св. Агнессы, 21 января, разрешилась от бремени сыном, но он не мог помешать возвышению моего цезаря, ибо вскоре умер (саr il avait faute de vie).