Встречи с Лиз (рассказы) - Л Добычин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4
Перед столовой "Нарпит" воняло капустой, и, поглядывая поверх очков, прохаживался около своего ящика панорамщик. Здесь Ерыгин замедлял шаги и, повернув голову, смотрел в окно. Видны были тарелки с хлебом и горчичницы. В глубине клевала носом плечистая кассирша.- Бельгийский город Льеж посмотрите? - подкрадывался панорамщик. Ерыгин встряхивался и бежал на бухгалтерские.
Будет много получать, придет пить пиво...
Глина раскисла. У Фани Яковлевны засосало калошу. Безработные не приходили. Ерыгин с Захаровым и Вахрамеевым сдвигали табуретки и болтали. Сблизив головы, смотрели, как Захаров рисует Германию под пятой плана Дауэса: дождь, плавают утки, рабочие с бритыми головами таскают камни, надсмотрщики щелкают коровьими кнутами, из-под зонтика выглядывают социал-предатели, потирают руки и хихикают.
К праздникам подмерзло. Выпал снег. Седьмого и восьмого веселились. Выбралась и мать в клуб "Октябрь". Возвращаясь, плевалась.
Висели тучи. С канцелярии убирали транспаранты и гирлянды из крашеных бумажек: - Империалистические хищники, терзающие Китай! Прочь грязно-кровавые руки от великого угнетенного народа.
За рекой было бело - с черными кустиками. Сзади звонили. Навстречу мужики гнали коров. По брошенным вместо мостика конским костям Ерыгин перешел через ручей.
Тащились с сеном. Тоненькие стебельки свисали и чертили снег... Что-то припомнилось. Барабанный треск, песок, тонко исчерченный... По зеленой улице с серыми тропинками разгуливают архиерей и нэпманша - затевают контрреволюцию. Интеллигентка Гадова играет на рояле. Товарищ Ленинградов, ответственный работник, влюбляется. Ездит к Гадовой на вороном коне, слушает трели и пьет чай. Зовет ее в РКП(б), она - ни да, ни нет. В чем дело? Вот Гадова выходит кормить кур. Товарищ Ленинградов заглядывает в ящики и открывает заговор. Мужественно преодолевает он свою любовь. Губернская курортная комиссия посылает его в Крым. Суд приговаривает заговорщиков к высшей мере наказания и ходатайствует о ее замене строгой изоляцией: Советская власть не мстит.
1924
САВКИНА
1
Савкина, потряхивая круглыми щеками, взглядывала на исписанную красными чернилами бумагу и тыкала пальцем в буквы машинки.
Дунуло воздухом.- Двери! Двери! - закричали конторщики. Вошел кавалер щупленький, кудрявый, беленький...
Солнце грело затылок. Гремели телеги. Гуляли чванные богачки Фрумкина и Фрадкина. Морковникова, затененная бутылками, смотрела из киоска.
Блестя трубами, играли похоронный марш. Несли венки из сосновых ветвей и черные флаги. На дорогах с занавесками везли в красном гробу Олимпию Кукель.
Савкина пригладила ладонями бока и, пристроившись к рядам, промаршировала несколько кварталов.
Повздыхала. Как недавно сидели за сараями. День кончался. Толклись мошки.- Все так прилично одеты,- уверяла Олимпия и таращила глаза.- У некоторых приколоты розы... Ах, родина, родина!..
Мать, красная, стояла у плиты. Павлушенька, наклонившись над тазом, мыл руки: обдернутая назад короткая рубашка торчала из-под пояса, как заячий хвостик.
Накрыли стол.- Не очень налегайте на пироги,- предупредила мать и пригорюнилась: - Бедная Олимпия. Без звона, без отпевания.
Разделавшись с посудой, Савкина припудрилась, взяла тетрадь и, втирая в руки глицерин, вышла за сараи почитать стишки. Кукель в синем фартуке доил корову.
- Обижаются, что без ксендза,- пожаловался он.- А когда я - партейный.
На обложке тетради был Гоголь с черными усиками:
"Чуденъ Днhпръ при тихой погодh".
Появилась маленькая белая звезда. Савкина, мечтательная, встала и пошла к воротам.
У Кукеля шумели поминальщики. Где-то наигрывали на трубе. Павлушенька, с побледневшим лицом и мокрыми волосами, вернулся с купанья. Покусывая семечки, пришел Коля Евреинов. Воротник его короткой белой с голубым рубашки был расстегнут, черные суконные штаны от колен расширялись и внизу были как юбки.
2
На полу лежали солнечные четырехугольники с тенями фикусовых листьев и легкими тенями кружевных гардин. Савкина заваривала чай. Павлушенька брился.
Мать, в коричневом капоте с желтыми цветочками, чесала волосы.
- Зашла бы ты, Нюшенька, в ихний костел,- сказала она, - и поставила бы свечку.
В маленьком бревенчатом костеле было темно и холодно. Свечного ящика не оказалось. Низенький ксендз Валюкенас сделал перед алтарем последний реверанс и отправился за перегородку. Вздохнув, поднялась и прошла мимо Савкиной Марья Ивановна Бабкина, француженка,- в соломенной шляпе с желтым атласом, полосатой кофте и черной юбке на кокетке, обшитой лентами.
Несло гарью. Сор шуршал по булыжникам. В канцелярии висел портрет Михайловой, которая выиграла сто тысяч. Воняло табачищем и кислятиной. Стенная газета "Красный Луч" продергивала тов. Самохвалову: оказывается, у ее дяди была лавка...
Оглядывая друг друга, расхаживали по залу. Мимоходом взглядывали в зеркало. Савкина, в лиловой кофте пузырем, смеялась и шмыгала глазами по толпе. Коля Евреинов наклонял к ней бритую голову. Его воротник был расстегнут, под ключицами чернелись волоски!
- Буржуазно одета, - показывал он. - Ах, чтоб ее!..
На живописных берегах толпились виллы. Пароходы встретились: мисс Май и клобмэн Байбл стояли на палубах... И вот, мисс Май все опротивело. Ее не радовали выгодные предложения. Жизнь ее не веселила. По временам она откидывала голову и протягивала руки к пароходу, проплывавшему в ее мечтах. Вдруг из автомобиля выскочил Байбл - в охотничьем костюме и тирольской шляпе.
Савкина была взволнованна. Ей будто показали ее судьбу...
Лаяли собаки. Капала роса. Морковникова в киоске, освещенная свечой, дремала.
3
После обеда Савкиной приснился кавалер. Лица было не разобрать, но Савкина его узнала. Он задумчиво бродил между могилами и вертел в руках маленькую шляпу.
Окна флигеля были раскрыты и забрызганы известью: Кукель переехал в Зарецкую, к новой жене.
На деревьях зеленели яблоки. Небо было серенькое, золотые купола белесые. Гуляльщики галдели. Фрида Белосток и Берта Виноград щеголяли модами и грацией.
На мосту сидели рыболовы. В темной воде отражались зеленоватые задворки. Купались два верзилы - и не горланили.
Савкина вошла в воротца. Пахло хвоей. На крестах висели медные иконки. Попадались надписи в стихах. За кустами мелькнул желтый атлас Марьи-Иванниной шляпы и румянец ксендза Валюкенаса.
Дома - пили чай. Сидела гостья.
- Наука доказала, - хвастался Павлушенька, - что бога нет.
- Допустим, - возражала гостья и, полузакрыв глаза, глядела в его круглое лицо. - Но как вы объясните, например, такое выражение: мир божий?
Расправляя юбки, Савкина уселась. Налила на блюдечко.
- Опять я их встретила.
- Не собирается ли в католичество? - мечтательно предположила гостья.
- Проще, - сказал Павлушенька и махнул рукой. Мать, улыбаясь, погрозила ему пальцем. Посмеялись.
- Съешьте плюшечку, - усердствовала мать, - американская мука вообразите, что вы - в Америке!
Савкина грустила над стишками. Павлушенька пришел с купанья озабоченный и, сдвинув скатерть, сел писать корреспонденцию про Бабкину: "Наробраз, обрати внимание".
4
Савкина, растрепанная, валялась на траве. Била комаров. Сорвала с куста маленькую розу и нюхала. Она устала - задержали переписывать о поднесении знамени.
Приятно улыбаясь, из калитки вышла с башмаком в руке новая жилица и пошла к сапожнику... Мимо палисадника прошел отец Иван.
- Роза, Роза, - вбежал в дом Павлушенька. - Где моя газета с статьей про Бабкину? - Запыхавшись, высунулся из окна. - Нюшка, где газета? Мы с ним подружились. Как я рад. Он разведенный. Платит десять рублей на ребенка...Этот, - говорит, - пень, давайте выкопаем и расколем на дрова.
Деря глотку, проехал мороженщик. Пришел Коля Евреинов в тюбетейке: у калитки обдернул рубашку и прокашлялся.
- Идите за сарай, - сказала мать в комнате. - Он там с сыном новой жилицы: подружились.
Вопили и носились туда и назад Федька, Гаранька, Дуняшка, Агашка и Клавушка. Собачонка Казбек хватала их за полы. Мать в доме зашаркала туфлями. Загремела самоварная труба.
- Иди, зови к чаю.
Всех коммунаров,пели за сараями,
Он сам привлекал
К жестокой, мучительной казни.
Сидели обнявшись и медленно раскачивались. Савкина остановилась: третий был тот, щупленький.
1924
ЛИДИЯ
1
На руке висела корзинка с покупками. Одеколон "Вуайаж" Зайцева вынула и любовалась картинкой: путешественники едут в санях. Внюхивалась. Правой рукой подносила к губам с белыми усиками на пятиалтынный мороженого.
Лейся, песнь моя,
Пионерска-я!
Коренастенький, с засученными рукавами, с пушком на щеках, шагал сбоку и, смотря на ноги марширующих, солидно покрикивал:
- Левой!
- Это кто ж такой? - спросила Зайцева.
- Вожатый, - пискнула белобрысая девчонка с наволокой и, взглянув на Зайцеву, распялила наволоку над головой и поскакала против ветра.