Русский царь Иосиф Сталин, или Да здравствует Грузия! - Ольга Грейгъ

Министр весьма подробно знал ситуацию, в которой в данный момент оказался Якубовский, и его задача заключалась как раз в том, чтобы не раззадорить, а сгладить острые углы и тем самым добиться по крайней мере деловых взаимоотношений.

Но маршал Якубовский не унимался и министр дал ему возможность выговориться. Когда ограниченный словарный запас Ивана Игнатьевича иссяк и он начал без конца повторять одну фразу: «я верен делу партии до конца», Андрей Антонович указательным пальцем правой руки аккуратно приподнял одну из звезд Героя на мундире собеседника. И спокойным сильным баритоном произнес: «Иван, если ты не уймешься, я тебя не пугаю, я сниму не одну звезду с тебя, а обе, и одна из них уж точно окажется на груди у твоего начальника штаба. Но где ты сам будешь тогда? Уймись, Иван… ибо факт фальсификации документов о предоставлении тебе Звезд Героя в январе и сентябре 1944 года получит огласку».

Гречко имел достоверную информацию о том, что Ивана Игнатьевича только раз удостоили звания Героя Советского Союза – в январе 1944-го. При награждении повторно обычно говорилось: «за то-то и то-то наградить второй Золотой Звездой и соорудить бронзовый бюст на родине Героя». Но оттого что вновь представленные документы были сфальсифицированы (заменили только дату), то и в сентябрьском указе обязательных слов о бюсте на родине дважды Героя не оказалось. И лишь спустя некоторое время – еще не закончились бои – аппаратчики наградного отдела спохватились и скорректировали указ, дописав, что И. И. Якубовский награждается второй звездой и в его честь на родине следует соорудить бюст. Так подтасовка приобрела законную силу. А все из-за того, что не дай бог сообщил бы кто о промахе Сталину или Берии, то сотрудникам наградного отдела шкур своих не спасти. Но наша страна всегда отличалась тем, что не было ничего тайного, что бы не стало явью… для тех, кому положено все знать.

Не мог не знать сей тонкий нюанс Иван Игнатьевич. И не стоило после войны в пьяном угаре делать бурю в стакане. Штеменко в этом конкретном случае можно было назвать буквоедом, бюрократом, но только не фальсификатором. И какова же цена подвигам командира бригады подполковника Якубовского? Если нам скажут, что он-де был на войне, нюхал порох, узнал почем фунт лиха, так разве ж мало на советско-германском фронте командиров бригад, а тем более подполковников, нюхавших порох, не удостоены не то что Героя Советского Союза, но зачастую даже солдатской награды ордена Красной Звезды… даже посмертно… так и ушедших от нас безвестными героями… А вот Иван Игнатьевич пекся о личной сытой жизни, о славе и о незаслуженных наградах больше всего на свете. Факт присвоения первой Золотой Звезды оброс за десятилетия байками. Но факт остается фактом. В конце 1943-го– начале 1944-го года бригада подполковника Якубовского находилась в глубоком тылу на перевооружении и пополнении. Оснащалась воинская часть британскими танками, которые имели низкую проходимость, и тогда один из умельцев бригады порекомендовал установить на гусеничные траки острые шипы, тем самым повысив проходимость танков по снегу. О конструктивном изменении полетела на Лубянку шифровка от особиста бригады. Информация легла на стол Лаврентию Павловичу, который счел ее забавной и при одной из ближайших встреч с вождем рассказал об этом, добавив фразу, ставшую крылатой: «Некий Якубовский, товарищ Сталин, подковал Черчилля». Сталин, находясь в хорошем расположении духа, юмор наркома внутренних дел воспринял положительно. И, чудеса: юмор превратился в Золотую Звезду Героя.

В послевоенные годы «гениальность» генерала Якубовского росла постоянно, а всплески ее приходились на смену политической ориентации в Кремлевских кабинетах.

Маршал Советского Союза Гречко припомнил и недавнее заседание Военного совета государств – участников Варшавского Договора, на котором Иван Игнатьевич, как тогда говорили, выступил с историческим докладом. «Товарищи! Весь советский народ, воодушевленный историческими решениями ХХ(очередного) съезда КПСС, семимильными шагами осваивает космос, увеличивает надои молока и поголовье скота на душу населения…» Затем Маршал Советского Союза, как и полагается, отдал должное проклятым империалистам, зарвавшимся маоистам, коварным сионистам, проискам империалистических разведок во главе с цитаделью империализма– США… и стоящей на страже завоеваний Великого Октября славной Советской армии, в которой он и коммунисты армии клянутся хранить бдительность Советской армии как зеницу ока… как завещал великий Ленин… и т. д. и т. п.

Трехчасовое чтение текста, набранного политработниками генерала Волкогонова, вряд ли кто слушал. Тем более находившиеся в зале генералы братских стран, не очень хорошо владеющие русским языком; к тому же все знали, что эта галиматья на следующий день будет опубликована в органе Министерства обороны СССР «Красной звезде» и в военных газетах стран – участников войск Варшавского Договора.

…Маршал Гречко взглянул на Ивана Игнатьевича, огромной тушей возвышающегося в кресле, бледное лицо которого выражало тупость заевшегося военного чиновника и абсолютное развращение властью. Сует Гречко невольно сорвалась фраза: «Откуда ж ты такой, а, Иван Игнатьевич? Говорят, ты отличился в битве за Москву и был любимцем Сталина… Ты отличился, Иван Игнатьевич, когда командовал придворной Кантемировской дивизией. Ты тогда, в 53-м был готов выполнить любой приказ».

Якубовский видимо пришел в себя, потому что тут же ответствовал: «Андрей Антонович, а как бы вы поступили на моем месте?»

Андрей Антонович еще не успел ничего сказать, как его собеседнику стало настолько плохо, что адъютанту министра пришлось срочно вызывать врача. Тот рекомендовал немедленно доставить Якубовского в кардиологический центр ЦВКГ – Центрального военного клинического госпиталя имени Бурденко.

Следующая и, пожалуй, последняя встреча двух военачальников– Якубовского и Штеменко– состоялась через несколько лет по окончании командно-штабного учения, которым практически руководил генерал армии Штеменко. Ибо главком почти все время отсиживался на даче командного состава в Подмосковье, где его уже не окружали (о, возраст и немощность!) артистки из военного ансамбля, как это было в бытность его командования войсками Киевского военного округа.

Звезды, понятное дело, ни с плеч ни с груди у Ивана Игнатьевича никто не отобрал, но и Штеменко не стал в этой истории выигравшим. К его Звезде на галстуке не добавились обещанные алмазы, соотвествующие статусу Бриллиантовой Звезды Маршала Советского Союза. Зато на груди министра обороны СССР Маршала Советского Союза А. А. Гречко, ставшего к тому времени членом Политбюро ЦК КПСС, оказалась вторая геройская Звезда, – в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР. А на малой родине соорудили бронзовый бюст.

Андрей Антонович стал недосягаем для всех полководцев минувшей войны– находившихся ли в строю или на заслуженном отдыхе Маршалов Советского Союза. В том числе и для обрюзгшего и постаревшего Сергея Матвеевича Штеменко, чьи награды он «перехватил». Кстати, в определенном кругу ходила даже байка, что Штеменко, не стерпев нанесенной обиды, стрелял в Гречко…

Штеменко, пожалуй, единственный, кто в своей книге «Генеральный штаб в годы войны.» (ч. 1–2,1968 – 73) указал – сколько было произведено награждений высшей полководческой наградой – орденом «Победа»– советских и иностранных граждан и сколько всего было изготовлено этих орденов. Он не назвал лишь ордена «Победы», которые были вручены без огласки в указах… Скорей всего, Сергей Матвеевич этого не знал… Либо ему было запрещено говорить об этом… Орденов «Победы» без огласки удостоены два советских гражданина: один был митрополитом Русской Православной Церкви, второй – одним из руководителей бывшего Коминтерна.

И что любопытно: Сергей Матвеевич также описал как готовилась форма одежды Генералиссимуса Советского Союза, варианты которой, по словам Сергея Матвеечива, были отвергнуты Сталиным. Живым манекеном для этой цели служил начальник тыла Красной армии генерал армии Хрулев, которого многие считали умелым хозяйственником. Кстати, он впоследствии не подписался под клеветой Хрущева на Сталина…

Я видел Сергея Матвеевича Штеменко незадолго до его смерти. Он тогда посетил главную базу Черноморского флота – Севастополь, побывал на кораблях 30-й дивизии, где его весьма любезно встречали матросы и офицеры. Многие осознавали, что они соприкасаются с человеком, чей образ в сознании советских людей долгое время ассоциировался с войной и лично с руководителем партии и Советского государства – Сталиным. Штеменко олицетворял дух недавно прошедшего времени, времени жестокого и трагического, времени глубочайших загадок и романтического энтузиазма. Времени, особенности и коллизии которого наложили свой неизгладимый отпечаток на судьбу этого военачальника. …Мне, тогда ищущему и горячему, любящему размышлять все хотелось понять: любил ли этот человек– нет, не власть, не награды, не славу, а: кормушку? И, размыслив, я ответил себе однозначно: нет, не любил… он не мог полюбить ее, потому как просто ее не заметил, не хотел замечать… ибо разве можно заметить веселое благо и разгульные удовольствия жизни, когда тебе всего только 34 года, ты полон нерастраченных сил и мощной энергии, и тебя вот бросают в пекло жизни… о, тогда даже мощь Везувия кажется ничтожной в сравнении с тем, что ты пережил в свои молодые годы…