Том 1 - Агата Кристи

— Господи, сколько здесь склянок! — воскликнул я, оглядывая комнату. — Неужели вы знаете содержание каждой?

— Ну придумайте вы что-нибудь поновее, — сказала Цинция, вздыхая. — Каждый, кто сюда заходит, произносит именно эти слова. Мы собираемся присудить приз первому, кто не воскликнет: «Сколько здесь склянок!» Я даже знаю, что вы скажете дальше: «И сколько же народа вы отравили?»

Я улыбнулся, признавая свое поражение.

— Если бы вы все только знали, как легко по ошибке отравить человека, то не шутили бы над этим. Ладно, давайте лучше выпьем чаю. У нас тут в шкафу припрятано множество разных лакомств. Нет, не здесь, Лоуренс, это шкаф с ядами. Я имела в виду вот тот большой шкаф.

Чаепитие прошло очень весело, после чего мы помогли Цинции вымыть посуду. Едва были убраны чайные принадлежности, как в дверь постучали. Лица хозяек сразу сделались строгими и непроницаемыми.

— Войдите, — сказала Цинция резким официальным голосом.

На пороге появилась молоденькая, немного испуганная медсестра, которая протянула, «светилу» какую-то бутылочку. Та, однако, переадресовала ее Цинции, сказав при этом довольно загадочную фразу: «На самом деле меня сегодня нет в госпитале». Цинция взяла бутылочку и со строгостью судьи начала ее рассматривать.

— Это лекарство должны были отправить еще утром.

— Старшая медсестра просит извинить ее, но она забыла.

— Скажите ей, что надо внимательнее читать правила, вывешенные на дверях.

По лицу медсестры было видно, что она не испытывает ни малейшего желания передавать эти слова старшей медсестре, которую она явно побаивалась.

— Теперь препарат не отправить раньше завтрашнего дня, — добавила Цинция.

— Может быть, вы попытаетесь приготовить его до вечера?

— Ладно, попробуем, — милостиво согласилась Цинция, — хотя мы ужасно заняты, и я не уверена, что у нас будет на это время.

Цинция подождала, пока медсестра вышла, затем взяла с полки большую бутыль, наполнила из нее склянку и поставила ее на стол в коридоре. Я рассмеялся: «Дисциплина прежде всего?»

— Вот именно. А теперь прошу на балкон, оттуда видно весь госпиталь.

Я проследовал за Циннией и ее подругой, и они показали мне расположение всех корпусов. Лоуренс остался было в комнате, но Цинция сразу же позвала его на балкон, затем она взглянула на часы.

— Ну что, «светило», есть еще работа на сегодня?

— Нет.

— Ладно, тогда запираем двери и пошли.

В то утро я впервые по-настоящему разглядел Лоуренса. По сравнению с Джоном разобраться в нем было куда труднее. Застенчивый и замкнутый, он почти во всем являлся полной противоположностью брата.

Однако в его манерах чувствовалось внутреннее благородство, и мне казалось, что тот, кто может действительно хорошо узнать Лоуренса, должен испытывать к нему глубокую привязанность. Я не мог отделаться от впечатления, что в его отношении к Цинции чувствовалась сдержанность и что она тоже в присутствии Лоуренса выглядит немного смущенной. Но в то утро они были веселыми и беспрестанно болтали между собой.

Когда мы проезжали через деревню, я вспомнил, что собирался купить несколько марок, и мы заехали на почту.

Выходя, я столкнулся в дверях с каким-то маленьким человечком и начал было извиняться, как вдруг он радостно вскрикнул и, заключив меня в объятия, жарко расцеловал:

— Хастингс, друг мой, — воскликнул он, — неужели это вы?

— Пуаро! — вырвалось у меня. Мы пошли к экипажу.

— Представляете, мисс Цинция, я только что случайно встретил своего старого друга мсье Пуаро, с которым мы не виделись уже много лет.

— Надо же, а ведь мы хорошо знаем мсье Пуаро, но мне и в голову не приходило, что вы с ним друзья.

— Да, — серьезно произнес Пуаро, — мы с мадемуазель Цинцией действительно знакомы. Ведь я оказался в этих краях лишь благодаря исключительной доброте миссис Инглторп.

Я удивленно взглянул на него.

— Да, друг мой, она великодушно пригласила сюда семь моих соотечественников, которые, увы, вынуждены были покинуть пределы своей страны. Мы, бельгийцы, всегда будем вспоминать о ней с благодарностью.

Пуаро обладал весьма необычной внешностью. Ростом он был не выше пяти футов и четырех дюймов, однако держался всегда с огромным достоинством. Свою яйцеобразную голову он обычно клонил немного набок, а пышные усы придавали ему довольно воинственный облик. Внешний вид Пуаро был абсолютно безупречен; казалось, заметь и пятнышко на костюме, оно причинит ему больше страданий, чем пулевое ранение. И в то же время этот изысканный щеголь (который, как я с сожалением отметил, теперь сильно прихрамывал), считался в свое время одним из лучших детективов в бельгийской полиции. Благодаря своему невероятному чутью он блестяще распутывал самые загадочные преступления.

Он показал мне маленький дом, в котором жили все бельгийцы, и я обещал навестить его в самое ближайшее время. Пуаро изящно приподнял свою шляпу, прощаясь с Цинцией, и мы тронулись в путь.

— Какой он милый, этот Пуаро, — сказала Цинция. — Надо же, я и не думала, что вы знакомы.

— Да, Цинция, а вы, значит, сами того не подозревая, общаетесь со знаменитостью! — И весь остаток пути я рассказывал им о былых подвигах моего друга.

В прекрасном настроении мы возвратились домой. На пороге спальни показалась миссис Инглторп. Она была чем-то очень взволнована.

— А, это вы!

— Что-нибудь случилось, тетя Эмилия? — спросила Цинция.

— Нет, все в порядке, — сухо ответила миссис Инглторп, — что у нас может случиться?

Увидев экономку Доркас, которая шла в столовую, она попросила занести ей несколько почтовых марок.

— Слушаюсь, мадам.

Затем, чуть помедлив, Доркас неуверенно добавила: «Может быть, вам лучше не вставать с кровати: вы выглядите очень усталой».

— Возможно, ты и права, впрочем нет, мне все-таки надо успеть написать несколько писем до прихода почтальона. Кстати, ты не забыла, что я просила разжечь камин в моей комнате?

— Все сделано, мадам.

— Хорошо. Значит, после ужина я смогу сразу лечь. Она затворила дверь в спальню, и Цинция в недоумении посмотрела на Лоуренса.

— Ничего не понимаю. Что здесь происходит? Казалось, он не слышал ее слов. Не проронив ни звука, развернулся и вышел из дома.

Я предложил Цинции поиграть немного в теннис перед ужином. Она согласилась, и я побежал наверх за ракеткой. Навстречу мне спускалась миссис Кавендиш. Возможно, это были мои фантазии, но похоже, и она выглядела необычайно взволнованной.

— Прогулка с доктором была приятной? — спросил я с наигранной беспечностью.

— Я никуда не ходила, — ответила она резко. — Где миссис Инглторп?

— В своей комнате.

Ее рука стиснула перила, она чуть помедлила, словно собираясь с силами, и, быстро спустившись, прошла через холл в комнату миссис Инглторп, плотно закрыв за собой дверь.

На пути к теннисному корту я проходил мимо окна в спальне Эмили Инглторп, оно было открыто и, помимо своей воли, я стал свидетелем короткого обрывка их разговора.

— Итак, вы не хотите мне его показать? — спросила Мэри, тщетно пытаясь сохранить спокойный тон.

— Милая Мэри, оно не имеет никакого отношения к тому, о чем ты говоришь, — раздалось в ответ.

— Тогда покажите мне его.

— Да говорю тебе, это совсем не то, что ты думаешь. Ты здесь вообще ни при чем.

На это Мэри воскликнула с растущим раздражением: «Конечно, я и сама должна была догадаться, что вы будете его защищать».

Цинция с нетерпением дожидалась моего прихода.

— Вот видите, я была права! Доркас говорит, что был ужасный скандал.

— Какой скандал?

— Между ним и тетей Эмили. Надеюсь, она его наконец-то, вывела на чистую воду.

— Вы хотите сказать, что Доркас была свидетелем ссоры?

— Нет, конечно! Просто она будто бы совершенно случайно оказалась под дверью. Доркас утверждает, что там творилось нечто ужасное. Любопытно, что же все-таки произошло?

Я вспомнил о миссис Райкес и о предостережении мисс Ховард, но на всякий случай промолчал, в то время как Цинция, перебрав все мыслимые варианты, весело заключила:

— Тетя Эмили просто вышвырнет его вон и никогда больше не вспомнит.

Я решил поговорить с Джоном, но он куда-то исчез. Было ясно, что днем произошло что-то весьма серьезное. Мне хотелось забыть тот случайно услышанный разговор, но напрасно: я все время невольно возвращался к нему, пытаясь понять, какое отношение ко всему этому имела Мэри Кавендиш.

Когда я спустился к ужину, мистер Инглторп сидел в гостиной. Лицо Альфреда, как и всегда, было совершенно непроницаемым, и меня вновь поразил его странный отсутствующий вид. Миссис Инглторп вошла последней. Она была по-прежнему чем-то взволнована. Весь ужин за столом царила тишина. Обычно мистер Инглторп постоянно суетился вокруг своей жены, поправлял подушечку и вообще изображал из себя чрезвычайно заботливого мужа. На этот раз он сидел совершенно отрешенный. Сразу после ужина миссис Инглторп снова пошла к себе.