Трое на велосипедах - Клапка Джером

Но даже если наши желания и сбываются, то подается это совсем под другим соусом. С самого начала все пошло прахом: Этельберта не заметила, что я неважно себя чувствую; пришлось обратить на это ее внимание.

- Извини, дорогая, мне что-то нездоровится.

- Да? А я ничего и не заметила. Что с тобой?

- Сам не знаю, - ответил я. - Боюсь, это надолго.

- Это все виски, - решила Этельберта. - Ты обычно не пьешь, только у Гаррисов. От виски тебе всегда плохо.

- Виски тут ни при чем, - заметил я. - Надо смотреть глубже. По-моему, мой недуг скорее душевный, чем телесный.

- Ты опять начитался критических статей, - сказала Этельберта. - Почему бы тебе не послушать моего совета и бросить их в огонь?

- И статьи здесь ни при чем. За последнее время мне попалась пара весьма лестных отзывов.

- Так в чем же дело? - спросила Этельберта. - Ведь должна же быть какая-то причина!

- Нет, - ответил я, - в том-то все и дело, что причины нет. Одно лишь могу сказать: в последнее время мною овладело странное чувство беспокойства. - Этельберта посмотрела на меня с любопытством, но ничего не сказала, и я продолжил: - Это утомительное однообразие жизни, эта сплошная череда тихих, безоблачных дней) способны вселить беспокойство в кого угодно.

- Нашел, на что жаловаться, - сказала Этельберта. - Кто знает, наступят пасмурные дни, и не думаю, что они) придутся нам по душе.

- А я в этом не так уж и уверен, - ответил я. - В жизни, наполненной одними лишь радостями, даже боль, представь себе, может явиться желанным разнообразием. Я иногда задумываюсь, не считают ли святые в раю полнейшую безмятежность своего существования тяжким бременем. По мне, вечное блаженство, не прерываемое ни одной контрастной нотой, способно свести с ума. Возможно, я странный человек, порой я сам себя с трудом понимаю. Бывают моменты, - добавил я, - когда я себя ненавижу.

Частенько такой маленький монолог, заключающий намек на некие тайны, скрытые в глубинах нашего сознания, трогает Этельберту, но сегодня, к моему удивлению, он не произвел на нее должного впечатления. Насчет жизни в раю она посоветовала мне не волноваться, заметив, что это мне не грозит; то, что я - человек странный, всем известно, тут уж ничего не поделаешь, и если другие меня терпят, то нечего и расстраиваться. От однообразия жизни, добавила она, страдают все, тут она со мною согласна.

- Ты даже представить себе не можешь, как иногда хочется, - сказала Этельберта, - уехать куда-нибудь, бросив все, даже тебя. Но я знаю, что это невозможно, так что всерьез об этом и не задумываюсь.

До этого я никогда не слышал, чтобы Этельберта разговаривала в таком тоне. Это меня озадачило и безмерно опечалило.

- С твоей стороны очень жестоко говорить мне такие слова. Хорошие жены так не думают.

- Я знаю, - ответила она, - поэтому раньше и не говорила. Вам, мужчинам, этого не понять, - продолжала Этельберта. - Как бы женщина ни любила мужчину, порой он ее утомляет. Ты даже представить себе не можешь, как иногда хочется надеть шляпку и пойти куда-нибудь, и чтобы никто тебя не спрашивал, куда ты идешь и зачем, как долго тебя не будет и когда ты вернешься. Ты даже представить себе не можешь, как мне иногда хочется заказать обед, который понравился бы мне и детям, но при виде которого ты нахлобучил бы шляпу и отправился в клуб. Ты даже представить себе не можешь, как мне иногда хочется пригласить подругу, которую я люблю, а ты терпеть не можешь; встречаться с людьми, с которыми я хочу встречаться, ложиться спать, когда клонит в сон, и вставать, когда захочется. Два человека, живущие вместе, вынуждены приносить в жертву друг другу свои желания. Надо все же иногда расслабляться.

Теперь, хорошенько обдумав слова Этельберты, я понимаю, насколько они мудры, но тогда, признаться, они меня возмутили.

- Если ты желаешь избавиться от меня...

- Не петушись, - сказала Этельберта. - Я хочу избавиться от тебя всего лишь на несколько недель. За это время я успею забыть, что в тебе есть два-три острых угла, и вспомню, что в остальном ты очень милый, и буду с нетерпением ждать твоего возвращения, как, бывало, ждала тебя раньше, когда мы виделись не так часто. А теперь я перестаю замечать тебя - ведь перестают же замечать сияние солнца, и всего лишь потому, что видят его каждый день.

Тон, взятый Этельбертой, мне не понравился. Проникнуть в суть вещей она не может, и не ей рассуждать на столь деликатную тему, как эта. То, что женщина с вожделением предвкушает трех-четырехнедельное отсутствие мужа, показалось мне ненормальным: хорошие жены об этом не мечтают. На Этельберту это было не похоже. Мне стало не по себе; я понял, что никакой поездки мне не надо. Если бы не Джордж и Гаррис, я бы от нее отказался. Но так как мы уже договорились, то отступать было некуда.

- Отлично, Этельберта, - ответил я, - будь по-твоему. Если хочешь отдохнуть от меня, отдыхай на здоровье. Боюсь показаться чересчур навязчивым, но, как муж, все же осмелюсь полюбопытствовать: что ты собираешься делать в мое отсутствие?

- Мы хотим снять домик в Фолькстоне, - сообщила Этельберта, - мы едем туда вместе с Кейт. И если ты хочешь удружить Кларе Гаррис, - добавила она, - уговори Гарриса поехать с тобой, и тогда к нам присоединится Клара. Когда-то - вас еще мы не знали - мы славно проводили время втроем и теперь с радостью вспомним былые денечки. Как по-твоему, - продолжала Этельберта, тебе удастся уговорить Гарриса?

Я сказал, что постараюсь.

- Золотко ты мое, - добавила Этельберта. - Постарайся как следует. Можете взять с собой Джорджа.

Я ответил, что брать с собой Джорджа нет никакого резона, намекая на то, что Джордж холостяк и ничью жизнь не портит. Но женщины иносказаний не понимают. Этельберта лишь заметила, что бросить Джорджа одного было бы жестоко. Я пообещал передать это ему.

Днем в клубе я встретил Гарриса и спросил, как у него дела.

- А, все в порядке, меня отпустили, - ответил он. Но, судя по тону, было не похоже, что это приводило

его в восторг. Я стал вытягивать из него подробности.

- Все шло как по маслу, - продолжал он. - Она сказала, что Джордж хорошо придумал и мне это пойдет на пользу.

- По-моему, все в порядке, - сказал я. - Что же тебе не нравится?

- Все было в порядке, но на этом дело не кончилось. Затем разговор зашел о другом.

- Понятно.

- Ей взбрело в голову установить в доме ванну, - продолжал он.

- Уже наслышан, - сказал я. - Эту же самую мысль она подсказала Этельберте.

- Что ж, мне пришлось согласиться: меня застали врасплох, и я не мог спорить - ведь обо всем другом мы так мило договорились. Это обойдется мне не меньше ста фунтов.

- Неужели так дорого? - спросил я.

- Дешевле не выйдет, - ответил Гаррис, - сама ванна стоит шестьдесят фунтов.

Мне было больно слышать это.

- Потом еще кухонная плита. Во всех бедах, случившихся в доме за последние два года, виновата эта кухонная плита.

- Это мне знакомо. За годы совместной жизни мы сменили семь квартир, и все семь плит были одна хуже другой. Наша нынешняя - мало того, что ни на что не годится, еще и издевается. Она заранее знает, когда будут гости, и тогда на ней вообще ничего не приготовишь.

- А мы покупаем новую, - сказал Гаррис, но без всякой гордости. - Клара считает, что так мы сэкономим на ремонте. По-моему, если женщине вздумается купить бриллиантовую тиару, она объяснит, что таким образом экономит на шляпках.

- Во сколько, по-твоему, вам обойдется плита? - спросил я. Этот вопрос меня заинтересовал.

- Не знаю, - ответил Гаррис, - наверное, еще в двадцать фунтов. А потом речь зашла о пианино. Ты когда-нибудь замечал, чем одно пианино отличается от другого?

- Одни звучат громче других. Но к этому привыкаешь.

- В нашем первая октава никуда не годится, - сказал Гаррис. - Между прочим, что такое первая октава?

- Это справа, такие пронзительные клавиши, - пояснил я, - они орут, как будто им наступили на хвост. По ним колотят в конце всех попурри.

- Одного пианино им мало. Мне велено старое передвинуть в детскую, а новое поставить в гостиной.

- Что еще?

- Все, - сказал Гаррис. - На большее ее не хватило.

- Когда ты придешь домой, они придумают еще кое-что.

- Что? - сказал Гаррис.

- Домик в Фолькстоне, сроком на месяц.

- Зачем ей домик в Фолькстоне? - сказал Гаррис.

- Жить, - высказал предположение я. - Жить там летом.

- На лето она с детьми собиралась к родственникам в Уэльс; нас туда звали.

- Возможно, она съездит в Уэльс до того, как отправится в Фолькстон, а может, заедет в Уэльс на обратном пути, но, несомненно, ей захочется снять на лето домик в Фолькстоне. Возможно, я и ошибаюсь - вижу, что тебе этого хочется, - но есть у меня предчувствие, что я всетаки прав.

- Похоже, наша поездка нам дорого обойдется.

- Это была идиотская затея с самого начала.

- Мы были дураками, что послушались его. То ли еще будет!

- Вечно он что-нибудь выдумывает, - согласился я.