Ребенок от лучшего друга - Ксения Богда

Меня задирал какой-то пацан, а Макс как рыцарь спас.

Снова ухожу под воду. В груди болезненно сжимается при мысли, что после сегодняшнего пробуждения мы все это потеряли.

Сквозь толщу воды слышу стук в дверь.

– Лель, готово все, выходи давай.

Натягиваю свою широченную футболку с логотипом любимой группы и плетусь на кухню.

Сзади меня сжимают, а у меня глаза из орбит лезут.

– Попалась, малявка.

Открываю рот, чтобы послать его матерно, но вовремя захлопываю, вспоминаю, что мы не одни, и выдаю в сторону коридора:

– Мама, ты в курсе, что предательство – это тяжкое преступление?

– Да ладно тебе, Лель, – Макс зарывается в мою влажную шевелюру.– Ну ты че как маленькая?

– Отвали, бабник чертов, – шиплю я и предпринимаю попытку вырваться.

Ну куда там, когда тебя сжимает такой боров, который может тебя раздавить словно букашку.

– Да что ты так всполошилась, как будто первый раз просыпаешься с голым парнем?– шипит он мне на ухо.

Дергаю локтем и по громкому оханью, а потом и свободе понимаю, что попала куда надо.

Отскакиваю от корчащегося в муках идиота. Хватаю с плиты сковороду и выставляю руку вперед, словно оружие.

Брови Макса взлетают вверх. Он переводит взгляд с меня на сковороду и обратно.

– Оружие на плиту, вы окружены, – ржет еще.

– Придурок, – рычу я и замахиваюсь.

Макс вскидывает руки вверх.

– Да что не так-то, Лель? Ну что ты так взъелась?

– Знаешь, даже если мы допустим, что это и было не в первый раз, это не дает тебе повод вести себя как придурок, – шиплю я в ответ.

– Даже если…– в этот момент в голове этого недоумка явно происходит бурная мозговая деятельность.– Лель, ну прости, – скулит гад и складывает ручки в просительном жесте.

И глазки так виновато таращит.

– Если бы я сразу понял, что я первый, кто удостоен лицезреть тебя утром в своей кровати, я бы отметил это дело с надлежащей помпой.

Ухмыляется. Пытается все в шутку перевести, но оценив мой вид, он заметно бледнеет.

– На счет «три» ты выметаешься отсюда и больше не появляешься на пороге моей квартиры.

– Иначе что?

Все еще храбрится. Вон даже грудь вперед выпятил, хоть на лице и застыла вина.

– Иначе эта сковорода полетит в твою смазливую рожу!– верещу я на всю квартиру.– Раз…

– Ладно, ладно, я понял, Лель. Ты чего разошлась-то? – заикается Макс и отступает назад.

– Два,– продолжаю отсчет и поднимаю сковороду выше.

Сдуваю с лица выбившуюся прядь и пытаюсь пришибить этого гада взглядом.

– Ухожу.

И Макса как ветром сдувает.

Наконец наступает блаженная тишина, и я выдыхаю.

– Доча, – из-за угла доносится робкий мамин голос.

– Мам, вот от тебя вообще не ожидала!– гаркаю я и хлопаю дверью в кухню.

Ну уж поесть-то спокойно можно?

Сажусь за стол на свое любимое место возле окна и выглядываю во двор. Пух этот чертов начался. Но детям все ни по чем. Резвятся, поджигают накопившиеся кучки этого тополиного добра.

Хмыкаю.

Мы с Максом вечно досаждали бабулькам на скамейках. Прям перед носами их факелы поджигали. Они тогда ругались страшно, грозились родителям настучать. А мы смеялись и дальше неслись со спичками наперевес.

У Макса отец вообще строгий, и, если бы ему донесли, Макс бы огреб по самое не балуйся. Но наши очаровательные мордахи, видимо, все же играли нужную роль, и каждый раз нам сходили шалости с рук.

И снова перед глазами картинка нашего сегодняшнего пробуждения.

Роняю голову на сложенные ладони и выдыхаю.

Ну нет! Потерять нашу дружбу сильнее меня.

– Ален, – в кухню рискует зайти папа, прикрываясь разносом, – я это, че хотел… Ты остыла?

Выглядывает из-за импровизированного щита.

Ну да, когда я злюсь, может достаться каждому. У меня срывает тормоза, и я могу нарычать на любого.

– Все нормально, пап, – накалываю на вилку пельмешек и отправляю в рот.

Закрываю глаза, когда вкусовые рецепторы встречаются с поразительным вкусом маминого коронного блюда.

Блин, вот ни у кого нет таких пельменей, как у мамули.

– Ты не забыла, что мы сегодня на дачу уезжаем на лето?– папа садится напротив.

Дача – это, конечно, сказано слишком скромно. Скорее, загородный коттеджик. Двухэтажный, в двести квадратов.

Ну и грядки, куда ж без них-то? Эта мамина территория, и папа делал их исключительно для Томочки, то есть мамы.

– Уже?

Запускаю пальцы в волосы. Совсем с этим Максом из головы все вылетело. Но тем лучше. Родители не увидят моей ломки по этому павлину.

А она будет.

Мы когда прекращаем общаться, меня без него словно наизнанку выворачивает.

А тут вообще такое…

Вздрагиваю. Так, прочь из моей головы!

– Дочь, – папа косится с подозрением в мою сторону, – у вас все нормально?

– А что может быть ненормально?

– Ну че-то вы с Максом поцапались, я слышал.

Закидываю еще одну пельмешку и стону от удовольствия.

– Это потому что кто-то ведет себя как болван, – выдаю с бесстрастным видом и взмахиваю вилкой перед носом.

Папа в этот момент тянется рукой к моей тарелке, чтобы спереть лакомство, но, услышав мою пламенную речь, начинает ржать, чуть ли не похрюкивая.

– Ну, у мужиков это бывает, да.

Теперь уже я подхихикиваю.

– Веселимся? – на кухню заходит уже одетая мама.

Видимо, думает, что буря в моем лице миновала. Но тут она прям промахивается.

– Вообще-то,