Ребенок от лучшего друга - Ксения Богда

стараюсь не смотреть ниже подбородка лучшего друга.

Вопросы множатся в голове в геометрической прогрессии.

– Какого фига? – голос после сна сипит, и я откашливаюсь.

Меня передергивает от абсурдности происходящего.

– Макс? – пытаюсь разбудить друга, который снова уснул, кажется.

Подхожу к кровати, где раскинулся парень, и тыкаю ногой в его обездвиженное тело.

– Иди лучше сюда, – бормочет Макс и шарит рукой в воздухе.

Я мешкаю, и ему удается зацепить меня за руку и дернуть к себе.

Ноги запутываются в покрывале, и я с визгом валюсь на грудь Макса. Он охает и распахивает глаза.

– Леля? – ошарашено выдыхает он и чуть ли не скидывает меня с себя.

Опускает глаза вниз и возвращает на меня.

– Че за фигня? – вскакивает на ноги.

Его ведет в сторону, но ему удается выровнять тело.

Я же все еще стараюсь не отрывать глаз от его лица. Взъерошенные русые волосы и прищуренные синие глаза, которые внимательно осматривают меня.

– Мы че…– он не договаривает и запускает руку в волосы.

Тыкает пальцем сначала на меня, потом на себя и вопросительно вздергивает бровь.

– Я не помню, – шепчу я.

Меня, кажется, отпускает первый шок, и я усиленно прислушиваюсь к ощущениям, но гул в голове перебивает все другие ощущения.

– Так, – Макс начинает метаться по комнате, – давай рассуждать логически.

Из него вырывается стон, и он хватается за голову.

– Нет логически, наверное, не получится, – падает на кровать и опирает голову на руки.– Что произошло?

Он поднимает на меня непонимающий взгляд.

– Ты у меня спрашиваешь? – всплескиваю руками и тут же жалею.

Покрывало, пользуясь случаем, ползет вниз, грозясь обнажить все стратегически важные места.

– Ну я же с тобой проснулся в одной кровати.

Злится. Хмурится, ероша непослушную темную шевелюру. Теперь уже я жалобно стону и сажусь на противоположный край кровати.

– Ты хоть что-нибудь понимаешь?

Спрашивает так, как будто не сидит сейчас передо мной в чем мать родила. А я все же перевожу взгляд на плечи, забитые татуировками. Во рту пересыхает от темных узоров на смуглой коже, и я сглатываю. Пытаюсь.

Красивый, зараза!

– Может, ты оденешься хотя бы? – жалобно скулю я, потому что глаза против воли опускаются еще ниже.

Зажмуриваюсь, когда Макс встает и плетется к комоду.

Слышится шорох одежды, даже мат. Грохот. Но я сильнее зажмуриваюсь, потому что не уверена, что выдержу лицезреть обнаженную фигуру Макса, которая может взбудоражить любую.

– Готово.

Открываю глаза и облегченно выдыхаю. На друге спортивные штаны и футболка.

А вот где мои вещи? Вопрос.

– Ты не мог бы найти мои вещи? – стискиваю пальцы на груди и убеждаюсь, что никакой участок тела не мелькает перед другом.

– А сама? – недовольно бурчит Макс.

Складывает руки на широкой груди.

– Ну пожалуйста, – жалобно надуваю губы.

Это всегда действует. И этот раз не становится исключением. Макс обреченно закатывает глаза к потолку и разворачивается.

– Ладно, ладно. Заставляешь больного старого человека… – бубнит он, скрываясь за дверью.

Что уж я там заставляю, непонятно.

Какое-то время я сижу в тишине и предпринимаю еще одну попытку вспомнить события ночи и вечера. Но словно блок.

– Лови, – мне в грудь врезается ворох одежды.

– Эй, – возмущаюсь, – а поаккуратнее нельзя?

– Ой, Соколова, тебе тут до дома-то дойти, – ржет Макс.

Ну если он начинает шутить, значит, приходит в норму.

– Какая разница.

Внезапно становится так обидно, что ему наплевать, как я выгляжу.

Так. Стоп! А мне-то с какой стати становится это важно? В каком виде он меня только не видел за время нашей дружбы!

– Ничего не помню, – обреченно бормочет Макс.

– Я тоже.

– Ты что-нибудь чувствуешь? Ну, что там обычно чувствуют девчонки, когда у них что-то с парнями?

Он сейчас вот издевается? Откуда мне это знать? У меня и парней-то не было.

Закусываю губу и беспомощно смотрю на друга.

– А ты что-нибудь чувствуешь? – бурчу я и складываю руки на груди.

Ожидаемо в ответ только молчание. Опускаю взгляд на помятую одежду.

– Отвернись, – смущенно прошу я и как-то чересчур дергано заправляю выпавшую прядь за ухо.

Откуда вдруг это стеснение? И руки вон подрагивают, хотя всегда чувствовала себя свободно в присутствии друга.

– Пойду кофе приготовлю, а то невозможно же. Вместо башки как будто утюг.

Макс оставляет меня одну. И я хватаюсь за голову. Даю себе еще немного времени, чтобы не поддаться нарастающей панике.

А что, если все же что-то было?

Да ну нет. Никогда и намека не было ни на что такое, а тут вдруг от одного глотка тормоза сорвало?

Делаю несколько глубоких вдохов, хотя сердце все так же отчаянно тарабанит в груди. В голову врезается мысль, что после ночи должно быть какое-то свидетельство. Ну, не знаю, типа там кровавые пятна и все такое.

Снова вскакиваю, подбадриваемая этой шальной мыслью. Точно! У меня же никого не было, значит, возможно…

Осматриваю быстро кремовую простынь и ничего не нахожу. Тело слабеет от облегчения, настроение поднимается, и я быстро втискиваюсь в одежду.

– Ну ты где там застряла, Лель? Через окно, что ли, решила уйти? Ты это брось, у тебя опыт не очень удачный.

Вот говнюк! Это он сейчас напоминает мне про тот случай, когда я к нему от родителей сбегала?

– Между прочим, из-за тебя тогда я свалилась в кусты шиповника, придурок! – ору в ответ.