Рота, подъем! - Александр Ханин

– Не надо сегодня. Ну, зачем тебе это надо? – обычная защита советской девушки в постели, чувствуя рядом с собой неутомимого мужчину.

– Я люблю тебя.

– Я тебя очень люблю, но, может быть, мы сегодня поспим?

Кто научил женщин этим вопросам, на которые нельзя дать вразумительный ответ? Где был Фрейд, когда утверждали, что в СССР секса нет? Почему молодым людям надо было всего добиваться экспериментальным путем проб и ошибок? На эти ответы зарождающаяся в

Советском Союзе наука психология не спешила дать ответы.

При таком образе жизни было естественно, что в момент выбора летнего трудового лагеря в институте, я выбрал городской оперотряд, куда меня с радостью утвердил не только институтский комитет комсомола, но райком. Призыв

Мама с сестренкой отдыхали в небольшом санатории на острове под

Ленинградом, а я, выполняя обязанности командира оперотряда центра города, бегал во время каникул после окончания первого курса, на

Невском проспекте, фанатично стараясь избавить город от спекулянтов и валютчиков. Ночные рейды стали частью моей жизни, и родитель, и так не часто наблюдавший меня дома, совсем перестал лицезреть мою личность в родных пенатах в квартире с камином, расположенной в старинном доме построек времен Петра Первого между Марсовом Полем и

Эрмитажем.

Наши оперотрядные мероприятия не всегда выглядели культурно, с учетом того, что любой даже самый мелкий валютчик знал, что мог получить срок от трех лет. Мы не только патрулировали улицы центра города в команде, но и оформляли задержанных, передавали их патрулям, отчего знали все милицейские машины в районе. Горком комсомола устраивал дополнительный мероприятия под своим началом. В таком рейде я познакомился с корейцем Юрием Кимом, командиром подобного нам отряда соседнего, Невского района.

– У тебя ксива с собой?

– С собой.

Отсутствие удостоверения у Кима было необычным явлением для оперативника, но кореец не дал мне сильно задуматься.

– Пойдем с тобой в паре. Приводить будем не к вам, а в оперчасть гостиницы.

Мы вышли на перпендикулярную Невскому проспекту улицу, идущую мимо гостиницы Европейская к памятнику Пушкину, за которым стоял

Русский музей.

Ким сразу встал около двери туристического автобуса. В темном салоне через тонированные стекла виднелся известный всему району валютчик, разговаривающий с водителем.

– Будем брать.

– С чем ты его брать будешь? Он никогда так не будет брать баксы.

– Не важно с чем. За приставание к иностранцам.

– Там и иностранцев-то нету.

Валютчик начал спускаться по лестнице из автобуса. Ким, не слушая меня, быстро приблизился к двери.

– Предъявите Ваши документы.

– А ты кто такой?

– Милиция. Покажи ему удостоверение.

Я достал удостоверение внештатного сотрудника милиции, уже предчувствуя неладное.

– Да пошли вы оба, – валютчик, чувствуя, что за ним в этот раз ничего нет, дернул рукав, за который ухватил кореец.

– Со мной! – опять потянул на себя руку Юрий.

– Пошел ты, – парень резко дернул руку и встал в стойку.

Кореец последовал его примеру, и шоу, на которое нельзя было бы достать билеты ни за какие деньги, началось. Таких спаррингов я не наблюдал ни на одной тренировке. Валютчик ударил, Ким поставил блок и нанес встречную серию ударов руками и ногами, но спарринг – партнер свободно от них ушел. Резко развернувшись, валютчик, вяло переставляя ногами, побежал, Ким бросился за ним, в этот момент убегавший резко оттолкнулся от земли и постарался ударить корейца ногой в живот, попав в жесткий блок. Сунув удостоверение в карман, я подбежал к ним.

– Ты что сделать хочешь? – спросил я корейца, стоящего в стойке каратиста.

– Задержать.

– А чего тогда ногами машешь?

Валютчик не стал дожидаться ответа и развернулся к нам спиной. Я тоже не стал ждать ответа и сделал резкий шаг вперед, перехватив уходящую назад в беге правую ногу. Дальше сработал автомат – удар под коленку, болевой на руку, зажим головы. Валютчик, упав на колено, свалился на грудь и рявкнул под болевым приемом. Я держал так, как учили и как неоднократно было отработано не только в спортзале. Но моего веса явно не хватало. Парень начал поднимать меня на мышце.

– Чего смотришь, вторую руку возьми.

Юрий перехватил вторую руку и зажал ее своими лапищами. Я поднял голову и увидел вспышки фотоаппаратов иностранцев, которыми буквально была забита улица.

– Идиот ты, брат. Пошли.

Мы подняли валютчика и привели его в опорный пункт гостиницы, где сразу посадили в кабинет начальника.

– Пойду я, прогуляюсь, – сказал я и вышел на улицу.

– Я все видел, все видел, – крикнул по-русски какой-то мужик с фотоаппаратом. – И все заснял. Я на Вас.

– Стоять! – я кинулся за ним.

Мужик побежал по Невскому, время от времени выкрикивая спасительное "Милиция". Мы добежали до канала Грибоедова, где стоял, как статуя свободы, страж закона в сержантских погонах.

– Товарищ милиционер, товарищ милиционер, – кинулся к нему фотограф, прячась за спину сержанта – Я видел… Он меня… Товарищ милиционер…

– Привет, Сань, – протянул мне руку сержант. – Чего случилось?

– Привет, Сереж. Снимал оперативное задержание.

– Я…

– Сам пленку отдашь или помочь? – спокойствие сержанта не давало места для возражений.

– Сам, сам.

Мужик быстро вынул катушку и, выдернув из нее пленку, протянул сержанту.

– Себе оставь. Мне мусор не нужен. Свободен.

– Я буду жаловаться.

– Ваше право. Будь, – хлопнул мне по руке сержант. – Будут проблемы, мы на посту.

Я вернулся в опорный пункт. На подоконнике перед входом в оперпункт сидели и курили Ким и задержанный валютчик.

– Ким, что тут происходит?

– Разобрались. Это же Васильев-младший, чемпион Европы по боксу.

Мы с ним однажды на тренировке встречались. Вот разобрались. Чего своих-то задерживать?

– Но ты силен, братан, – покручивая плечо правой руки, сказал

Васильев. – Рука до сих пор болит. Профессионально.

Я не стал отвечать, считая ниже своего достоинства принимать знаки внимания или уважения от валютчика, даже чемпиона Европы. О братьях Васильевых уже многие знали в центре. Они держали под своим контролем всех спекулянтов и валютчиков. Тем более было бессмысленно задерживать человека, который не брал в руки ни от водителей, ни от туристов деньги. Оценить все произошедшее я смог только минут через десять, когда рассказал друзьям о случившемся. Если бы Васильев дотянулся до меня своей левой, то я бы не сидел за столом, а пытался бы подняться с асфальта с помощью врачей скорой помощи.