Расскажи это птичкам - Чейз Джеймс Хэдли

«Лучше не стоит, – решил он. – Слишком рискованно. Я могу все испортить. Сочинить сюжет для рассказа не составит особого труда, и тогда уже у меня будет веский повод для встречи. В следующий понедельник она снова будет одна. К этому времени нужно обязательно что-то придумать: пускай какую-нибудь банальщину – не важно».

Он нехотя завел двигатель и поехал в направлении Брента.

– О чем задумались, мистер Энсон? – полюбопытствовала Анна Гарвин.

Энсон вздрогнул, нахмурился и посмотрел на сидевшую за печатной машинкой в другом конце кабинета девушку. Эта молодая жизнерадостная толстушка преданно работала на него вот уже два года. Она носила очки в роговой оправе – предмет, уродовавший лицо любой женщины, по мнению Энсона, – и к тому же обладала редким талантом подбирать самую неподходящую одежду, которая ее полнила и делала еще менее привлекательной.

Анна сбила его с мысли: он как раз размышлял над сюжетом про аферу со страховкой.

– Я обратилась к вам дважды, – продолжала Анна, – но вы сидите с таким видом, словно обдумываете план убийства.

Энсон напрягся:

– Слушай, Анна, я занят. Ты можешь немного помолчать?

Ее круглое добродушное лицо обиженно скривилось, и она продолжила печатать.

Энсон поднялся, подошел к окну и стал наблюдать за плотным потоком машин, движущихся по Мейн-стрит.

Стояло субботнее утро. После обеда он договорился с приятелем сыграть партию в гольф, но сейчас настроение играть у него пропало. Мег завладела его рассудком настолько, что ему никак было не сосредоточиться на работе. Около дюжины писем лежало на столе, ожидая, когда он обратит на них внимание, но он не мог заставить себя взяться за них.

«Словно обдумываете план убийства».

А ведь этим он и занимался: планировал убийство ради выгоды; конечно, только вымышленное – для рассказа Мег Барлоу. Но даже если бы он действительно задумал убийство? Неужели все так ясно написано у него на лице, что даже такая простушка, как Анна, может прочитать его мысли?

Он направился к своему столу.

– Начнем, – сказал он и, когда Анна взяла блокнот, принялся диктовать.

У Энсона была однокомнатная квартира на пятом этаже в Олбани-Армс, жилом комплексе неподалеку от железнодорожного вокзала Брента. Он жил в этой кроличьей норе с тех пор, как стал агентом страховой компании. К каждой квартире прилагался подземный гараж с длинным въездом со стороны улицы.

Энсон отвратительно сыграл в гольф, без аппетита поужинал, зато хорошо выпил. Наконец, расслабившись после физической нагрузки и немного подшофе, он добрался на машине до дома, въехал в тускло освещенный тоннель и мастерски загнал автомобиль в отведенное ему «стойло».

Он заметил, что остальные боксы почти все свободны. На выходные большинство жильцов спешили покинуть город. Энсону нравилась тишина, воцарявшаяся в доме в это время: никакого тебе вопящего телевизора, топающих над головой людей и галдящих во дворе детей.

Он заглушил двигатель, выключил фары и вылез из машины. Захлопнув дверь, Энсон почувствовал, что он тут не один. Он резко повернул голову. Высокий плотный мужчина вышел из тени и теперь стоял у въезда в бокс, глядя прямо на него. От неожиданности Энсон вздрогнул. Он всматривался в темноту, пытаясь понять, кто перед ним.

– Привет, калека, – сказал мужчина низким хриплым голосом. – Долго же я тебя ждал!

Сердце Энсона заколотилось, и все внутри сжалось от страха. Перед ним стоял Матрос Хоган! Последние несколько дней он был настолько поглощен мыслями о Мег Барлоу, что напрочь забыл об угрозе Джо Дункана. Теперь он вспомнил его слова: «Даю тебе время до субботы. Если не вернешь – Матрос поговорит с тобой по-другому».

В памяти Энсона вдруг всплыла одна из историй, ходивших о Матросе Хогане. Как-то он навестил одного из клиентов Джо, который не смог расплатиться с долгами, и жестоко его покалечил. Энсон собственными глазами видел того парня после «разговора» с Матросом, поэтому знал, что та история нисколько не приукрашена. Как рассказывали, Матрос своим здоровенным кулачищем просто треснул беднягу по затылку. После этого человек стал инвалидом: ездит в коляске, выглядит и ведет себя как идиот. Когда полиция попыталась повесить нападение на Матроса, пять букмекеров дали показания, что во время инцидента он играл с ними в покер в Лэмбсвилле.

И вот теперь Матрос Хоган не спеша приближался к Энсону, а тот отступал, пока не уперся пятками в бетонную стену. На расстоянии четырех футов от жертвы Матрос тоже остановился: руки засунуты в карманы брюк, бесформенная шапка съехала на один глаз, между толстыми влажными губами торчит папироса.

– Я пришел за долгом, калека. Гони денежки.

Энсон судорожно сглотнул.

– Передай Джо, что в понедельник он все получит, – выпалил Энсон, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

– Джо сказал мне забрать деньги сейчас, а не то… – Он вынул из карманов свои кулачищи. – Ну же, калека. Я хочу домой.

Энсон ощутил, как его спина вжалась в холодную бетонную стену. Дальше отступать было некуда. Перед глазами стоял тот парень в инвалидной коляске.

– Деньги будут у меня в понедельник, – пролепетал он. – Скажи Джо… Он поймет. Мне должны…

Он осекся, когда Матрос наклонился к нему. Испугавшись еще больше, Энсон внезапно закричал высоким истерическим голосом:

– Нет! Не трогай меня! Нет!

Хоган гадко усмехнулся:

– У тебя серьезные проблемы, калека. Кроме Джо, в свободное время я работаю на Сэма Бернштейна. Ты должен ему восемь штук. Сэм не верит, что ты ему заплатишь. Ладно, у тебя есть еще время, но Сэм беспокоится насчет тебя. И Джо беспокоится. Тебе лучше заплатить Джо в понедельник, иначе я отделаю тебя так, что мать родная не узнает. – Он злобно осклабился, блеснув мелкими белыми зубками. – А если не достанешь денег для Сэма, я буду бить тебя до тех пор, пока ты сам не взмолишься о смерти. Усек?

– Да, – выдавил из себя Энсон, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

– Лады. Значит, заплатишь Джо в понедельник… Уговор?

«Все будет хорошо, – отчаянно билось у Энсона в голове. – Мне дали целых два дня. В понедельник вечером я буду с Мег».

Но Матрос, видимо, не считал, что все хорошо, – он сделал резкий обманный бросок вперед, не оставляя жертве никаких шансов для маневра. Кулак Матроса, похожий на молот, со всей силы врезался в живот Энсона, и тот согнулся пополам, словно складной нож.

Энсон растянулся на залитом бензином полу лицом вниз. Он слышал, как Матрос сказал:

– В понедельник, калека! Не отдашь деньги – пеняй на себя. Отхватишь по-настоящему. И помни про Сэма! Не заплатишь ему – считай, ты покойник.

Энсон неподвижно лежал, обхватив живот руками, стиснув зубы и тяжело дыша. Он смутно ощущал холодный бетон, остужавший его измученное болью тело, и слышал звук тяжелых удаляющихся шагов бывшего чемпиона Калифорнии в полутяжелом весе.

В воскресенье, в четверть двенадцатого утра, Энсон лежал в постели. Вокруг его пупка – в том месте, куда ударил Хоган, – расплылось большое темно-лиловое пятно. Вчера ему кое-как удалось дотащиться до лифта и подняться к себе в квартиру. Он принял три таблетки снотворного и лег спать. Когда он проснулся, сквозь щель между шторами пробивались яркие утренние лучи. Он поковылял в ванную. Внутри все горело. «Хорошо хоть обошлось без крови», – подумал Энсон, но на самом деле он был напуган и с ужасом думал о следующей встрече с Хоганом, если ему так и не удастся достать деньги для Дункана. Он мысленно перенесся в будущее, к июню. Должно быть, он был не в своем уме, когда одолжил у Бернштейна те восемь тысяч. Да, он определенно спятил, поставив все деньги на эту проклятую лошадь! Энсон подумал о часе расплаты, и мороз пробежал по коже. Сейчас он отчетливо понимал, что ему никогда не собрать нужной суммы. Он приложил руку к животу и съежился. Хоган его покалечит. Энсон знал это. И он тоже станет дурачком.