Адриан. Золотой полдень - Михаил Ишков

Вечером устроил прощальный ужин, на который явилась матушка Постумия, домовые рабы, вольноотпущенники, числившиеся в клиентах Лонгов. Присутствовала и Зия — весь вечер она лила слезы. Горевала так, что Постумия Лонга не выдержала и приказала — не хлюпай носом. Хватит отпевать моего сына, он пока живой. Посидели недолго, надо было отдохнуть перед дорогой. В утренних сумерках, в сопровождении уже знакомого сингулярия и приданных ему Аттианом двух всадников, доставлявших императорскую почту, отправился в Брундизий.

Глава 2

Море, казалось, поджидало Ларция Корнелия Лонга.

Он, как и большинство римлян, являлся сухопутным человеком, но природная красота, которую приберегла для него безмерная водная гладь, тронула встревоженное сердце. Он испытал успокоение. Все‑таки божья сила порой бывает милостива к смертному. Чем бы ни закончилась эта поездка, напоследок ему было дано насладиться зрелищем закатов и восходов, шествием нелепых, таинственных зверей, которыми в его честь оборачивались подсвеченные розоватым светом облака. Качка была легкой и навевала непродолжительный, но бодрящий сон. Утренняя свежесть наполняла члены юношеской подвижностью. Хотелось влезть на мачту и крикнуть оттуда — ого — го — го!

Спутники попались общительные, говорливые. Два квестора* (сноска: Квестор — первый чин в иерархии римских должностных лиц или магистратов. Во времена Империи квесторы обычно заведовали архивами и казначейством, а также являлись помощниками консулов или наместников провинций. Квесторы императора считались его личными секретарями, одной из обязанностей которых было чтение в сенате распоряжений правителя), старший и младший, ответственные за перевозку золота; центурион, обеспечивающий охрану груза, сингулярии, возившие почту — среди них и тот, который доставил приказ. В свой кружок они приняли капитана корабля.

Судачили о войне, разбирали этапы парфянской кампании, вспоминали прежние войны. Тревожились состоянием здоровья императора, злословили об Адриане, осуждали его низкопоклонство перед «всем греческим», увлечение архитектурой и прочими постыдными ремеслами. Младший квестор, молодой и нарумяненный молодой человек, уже в начале плавания намекнувший, что у него немало друзей в «высших сферах», сделал многозначительное лицо и сообщил — в сенате опасаются, как бы императрица и племянница не добились от Траяна, чтобы тот назначил Адриана наследником. Им это сделать легче легкого, ведь всем известно, что Адриан спит с Плотиной и Матидией.

Центурион — он был из провинциалов — удивился.

— Не может быть! С обеими сразу?..

— Зачем с обеими! По очереди. Впрочем, — он досадливо поморщился, — я не знаю. Может, и с обеими, я в постель к нему не заглядывал. Молокосос очень охоч до женского пола. Правда, до мужского тоже.

— Ну‑ка, ну‑ка, — оживился центурион.

Младший квестор многозначительно указал взглядом на своего патрона — мол, обращайтесь к нему, уж он‑то знает.

Старший квестор, лысый и чрезмерно толстый чиновник с многозначительно обвисшими щеками, ощутив на себе общее внимание, скромно потупил глазки, выждал мгновение, затем нехотя признался.

— Что было, то было. Немало мы с Адрианом погуляли по чужим спальням, немало повидали всякого пола задниц.

Еще пауза.

Центурион, а также все присутствующие, кроме Ларция, затаили дыхание

— Что императрица! Что племянница! — с неизбывной горечью воскликнул толстяк.

Брыльца на его лице негодующе заколыхались.

— В Риме говорят, что он перепробовал всех любимчиков императора, сам не раз отдавался им. Каждому преподнес богатые подарки, чтобы те благоволили к нему.

Все с уважением глянули на старшего квестора. Сразу стало ясно, этот — знаток.

Квестор пожал плечами, потом добавил.

— Так говорят. Утверждать не берусь, правда это или нет, — затем скромно признался. — Но в одном приключении мне довелось с ним поучаствовать.

Он вновь сделал паузу.

Центурион нетерпеливо подергал чиновника за рукав.

— Ну, давай рассказывай!..

— Это было в Сарматии…

Слушатели как один придвинулись ближе. Лонг удивленно вскинул брови — этого борова он за Данувием не встречал!

Рассказчик между тем поинтересовался у собравшихся.

— Кому из вас приходилось бывать на Сарматской войне?

Он глянул на центуриона, затем на сингуляриев — все они отрицательно покачали головами. Когда дошла очередь до Ларция, тот энергично повторил тот же жест.

Толстяк заметно расслабился, поерзал, устроился поудобнее и начал.

— Мы там не столько воевали, сколько предавались наслаждениям. До того доразвлекались, что кое‑кто разум потерял. Какой‑то вшивый префектишка посмел вступить в спор с племянником императора из‑за рабыни. Прямо как Агамемнон и Ахилл в Троаде.* (сноска: В «Илиаде» Гомера описан спор, который произошел между предводителем ахейского войска Агамемноном и Ахиллом по поводу захваченной в плен красавицы Брисеиды. Агамемнон силой увел женщину из шатра героя, после чего Ахилл, обидевшись, отказался принимать участие в осаде. Такова сюжетная канва великой поэмы) Сказать по совести, девка была вполне под стать Брисеиде. Красотка! Короче, наместник и префект поссорились. Префект наговорил начальнику дерзостей, а утром, чтобы загладить вину, сам привел девку в его шатер — мол, прошу прощения, выпил лишку.

Все засмеялись. Ларций не удержался и досадливо хмыкнул.

Квестор не обратил внимания на его хмыканье. Польщенный вниманием, он подался вперед.

— Ну, это дело обычное, каждый хочет урвать добычу пожирнее. Беда в том, что девка оказалась не простая. Она была жрицей какой‑то местной богини, и то ли очень преуспела в искусстве любви, то ли опоила Адриана какой‑то гадостью, только по возвращению в Рим племянник императора и смотреть ни на кого не захотел. Даже на законную жену Сабину, а она, как ни крути, родственница Траяна. Понятно, императрица рассердилась, попыталась притушить скандал. Приказала мне позвать Адриана и отчитала его так, что тот неделю из дворца носа не высовывал. Порви, приказала она, с этой шлюхой или не миновать тебе опалы. Адриан, конечно, сник, кому охота из‑за какой‑то рабыни расставаться с надеждами на императорский жезл! Подарил он ей дом, дал вольную, — иди, говорит, на все четыре стороны.

— А префект? — спросил центурион.

— Что префект? — не понял квестор.

— С ним‑то что случилось, когда он такой красотки лишился?

— Причем здесь префект! — возмутился чиновник. — Я к тому рассказал эту историю, чтобы тебе, медная башка, было ясно, каков Адриан и что нас ждет, если он придет к власти.

— А что нас может ждать? — возразил один из сингуляриев. — Как возили почту, так и будем возить, а кого приставили к золоту, тот так и будет его считать. Наше дело маленькое.

— Все‑таки как насчет префекта? — не унимался центурион. — А вдруг эта дикарка и ему дала отведать любовного напитка? Как же он потом жил? Свихнулся от любви, я полагаю? Или нет?

— Префект принял ее обратно, — подал голос Ларций.

Все повернулись в его сторону, глянули с любопытством.

— Деньги растратила, дом заложила, — объяснил Ларций, — потом явилась к префекту и взмолилась — пусти, мол. Знаете, у Эзопа басня про стрекозу и муравья.

— Как же, слыхали! — подтвердил центурион. — Я все пела, я все пела, так поди же попляши.

— Точно, — кивнул Ларция. — Только в отличие от Эзопа глупый муравей пустил ее в дом. Теперь живут.

Вояка, не скрывая восторга, хлопнул себя по коленям.

— Ну и молодец! Это я понимаю! Меня однажды тоже напоили. Утром просыпаюсь, а со мной такая краля лежит.

Он задумчиво, с тоскливым выражением на лице покивал, потом натужно добавил.

— Было дело… Мать прибежала, жена, братья. Все кричат, жена заламывает руки — изверг, кого ты привел в дом?! Ты позоришь семейную постель! Пришлось расстаться, иначе бы из армии выперли. Это я очень хорошо понимаю.

Квестор, выпустивший из рук внимание слушателей, встрепенулся.

— Сравнил! Ты и племянник императора. Да его из‑за этой шлюхи власти над всем миром могли лишить!..

— Иди ты!.. — внезапно обозлился центурион. — А меня вот этих фалер, — он указал на наградные медали, нашитые на кожаный панцирь. — И что?!

* * *

В ту ночь Лонг так и не смог заснуть.

Прикидывал так и этак.

О плебс, зловонный твой язык!.. Чего только об Адриане не болтают! Спит с императрицей, с императорской племянницей, с любимчиками императора! Всех, видите ли, окрутил, всех заставил предаваться разврату!

Вспомнился Адриан.

Ларций, в отличие от старшего квестора, никогда не был близок с императорским племянником. Наоборот, тот откровенно раздражал его. В своем отношении к «молокососу» и «щенку», как называли его окружавшие императора, закаленные в боях военачальники, Ларций был не одинок. В первые годы царствования Траяна высшие офицеры и сановники, исключая Аттиана, откровенно третировали молокососа. Императору было не по душе увлечение воспитанника всем греческим, его военачальники открыто смеялись над такой странной для римлянина привязанностью. Личный архитектор императора Аполлодор высмеивал претензии Адриана в области архитектуры. Его намерение построить в Риме какое‑нибудь дерзкое до оторопи, незабываемо — эпохальное сооружение ничего, кроме язвительной оценки и желчных замечаний, у императорского архитектора не вызвало. Философу и ритору Диону Златоусту претили его стихи на греческом, претенциозные по форме и «приземленные» (как выражался философ) по смыслу. Отцов — сенаторов настораживало увлечение императорского воспитанника игрой на цитре и рисованием. Старый Фронтин по этому поводу обмолвился — Нерон тоже начинал с рисования…