Наперекор судьбе - Анатолий Малахов

Самородок был большой и напоминал бюст женщины. Тонкая сетчатая вязь прикрывала ее плечи, ниспадая причудливыми складками к основанию статуи. Царственная диадема из древовидных хитросплетений золота гордо окаймляла ее чело. Но не это главное. Всех поражало лицо статуи — красавицы с огненно- рыжей копной волос. Как природа добилась такой красоты? Никто не знает.

Нам сейчас известно, — возразил профессор, — что золото в тонких листочках просвечивает зеленым и синим цветом. Может быть, и у этого самородка поверхностные части были тонколистоваты?

Ну вот, и ты стал искать правду в старой сказке! — воскликнул Акбай. — Но слушай, профессорам, я не могу тебе точно перевести на русский язык песни акынов. Они поют, что золотисто-желтые тона сливались с синевой и зеленью, и от них на лице статуи словно мелькали и вспыхивали естественные пересветы и блики.

Я видел много раз самородки, — не сдавался профессор, — некоторые из них были губчатыми, сетчатыми, дендритовидными, древовидными. Но в одном самородке трудно представить себе все эти формы. Так не бывает в природе.

Не знаю, — упрямо говорил Акбай. — Я повторяю то, что слышал в песнях акынов. Дальше они пели, что «Седьмое чудо» оберегали от взглядов чужестранцев, но слава о нем проникла во многие страны. Я думаю, — добавил Акбай, — что именно об этом чуде писал Геродот, упоминали о нем и другие ученые древности.

Я хоть и не согласен с твоими сказками, Акбай, — задумчиво сказал профессор, — но дополню: среди барельефов Нимруда в Ассирии есть мифический гриф — чудовище с головой орла и телом льва. Еще в 560 году нашей эры ученый Аристей Преконийский говорил, что грифы стерегут золото где-то в Скифии. Он сам был в стране Исседонов. живших вблизи одноглазых Аримаспов, воровавших золото из- под грифов. Греческий же ученый Птолемей писал во втором веке нашей эры, что Исседоны жили в Семиречье, в Средней Азии. Может быть, эти сведения и лежат в основе песен твоих акынов, Акбай? Хотя то, что рассказываешь ты, не похоже на опубликованные легенды о золоте.

Нетерпеливо мотнув головой, Акбай продолжал.

В глубокой зиндан — пещере, вырытой в земле, стояла золотая статуя. Говорят, что ее последняя хранительница, дочь женщины — главы нашего рода, девушка необычайной красоты — звалась Айгыз. Она сама была похожа на золотую статую.

В древних сказаниях говорится, что вскоре вместе с именем Айгыз стали упоминать имя молодого батыра Кутжана. Этот батыр уже носил почетное прозвище «Каракок» — «победитель на скачках». Это он выиграл мировой тогыз из девяти призов на больших состязаниях. В мировой тогыз входили верблюд, орел, корова, конь, жеребенок, овца, коза, ковер и шуба. Но батыр Кутжан Каракок отказался от такого богатства. Он попросил старейшин рода разрешить ему взять в качестве своей хатын — жены девушку по своему выбору. И старейшины разрешили ему это.

Батыр Кутжан Каракок был храбрым джигитом. Никто не решался выходить на состязания с ним. В его руках обычный шокпар — дубинка для рукопашного боя — работал за десятерых.

Этот могучий боец был отличным певцом. Песни его восхваляли красавицу Айгыз. А золото «Седьмого чуда» было золотом души Айгыз Корим (Корим — значит «красавица»).

Может быть, цвела бы их любовь так же, как у всех людей, но вмешалась злая судьба.

Как-то встретили Айгыз Корим и Кутжан Каракок бабу Злиху, старую колдунью. Это она многие годы была хранительницей «Седьмого чуда». Но совет старейшин рода назначил хранительницей сокровищ вместо старой колдуньи молодую красавицу Айгыз. И Злиха затаила в сердце злобу на девушку.

Страшное заклятье произнесла Злиха, обращаясь к своему повелителю Албасты — злому духу.

«Вечером темным и днем поздним, — бормотала Злиха вслед молодым влюбленным, — проклинаю Айгыз и Кутжана великим проклятьем. Пусть порченая кровь вольется в их тело. Пусть злой дух Албасты возьмет их души. Пусть серая земля поглотит вместе с ними и „Седьмое чудо“. И да будет мое заклятье в силе до тех пор, пока золото владеет душами людей!»

И дальше поют акыны, что вскоре, разбуженные заклятьем Злихи, пришли за Кутжаном и Айгыз слуги Албасты — толпы диких наездников. Их было много. Несметные полчища надвигались на Джетысу, Джетытау, Джетыкала. На своем пути наездники сжигали все и сравнивали города с землей.

Вывел на битву своих воинов и батыр Кутжан Каракок. Но как мог он противостоять несметным полчищам? Смяли в один миг всех его людей, а самого батыра раненым увели в плен. Не пришлось батырам Каракока бросить своим врагам в спину горсть земли, чтобы они больше не возвращались. Их самих поглотила земля.

В глубокой пещере сидела со своим сокровищем красавица Айгыз. Она приготовила богатое суюнши — подарок за радостное известие о победе. Но время шло, а гонцов не было. Суюнши так и не было вручено. Айгыз была отрезана от всего живого. Те, кто знал, как найти пещеру, были убиты или взяты в плен. Смерть от голода в вечной темноте подземелья — вот что было уделом Айгыз Корим.

Злой дух Албасты и колдунья Злиха торжествовали. Не было ни Кутжана, ни Айгыз. Проклятье Злихи погубило их.

Шли годы…

Однажды в область Семи рек, Семи гор и Семи городов пришел странник. Его встретила тишина выжженной солнцем степи. Изредка эту тишину нарушали резкие крики беркутов да шуршание перекати-поля.

Вот путник подошел к горе, отбросил покрывало, зажег факел. Огонь осветил суровое лицо Акбаса — седоголового батыра. Вряд ли кто мог узнать в нем сейчас жизнерадостного и веселого красавца Кутжана Каракока.

Первое, что увидел Кутжан, — это торжествующий взгляд Злихи. Она сидела в царственном наряде рядом со статуей.

Не знал Кутжан-Акбас, что это сам злой дух Албасты принял облик Злихи. Не знал, что это был тылсым — наваждение.

Гневом загорелись глаза Кутжана, когда он увидел труп своей любимой, лежащий у ног Злихи. Ярость овладела им. Схватил он свой шокпар и стал дробить им стены и драгоценности. Один из могучих ударов пришелся по «Седьмому чуду», другой попал Злихе. Страшно закричал Албасты, а золотая статуя разлетелась на мелкие осколки. Частички ее с невероятной силой врезались в стены пещеры, запечатлевшись в них навечно.

А там, где к золоту примешалась кровь Албасты- Злихи, оно стало белесым и твердым. Потри такое золото о камень, и оно запахнет чесноком. Это запах дурной крови дьявола…

Да, да, профессор-ага, ты скажешь, что к золоту примешан здесь минерал арсенопирит. Он действительно пахнет чесноком. Но когда слагалась легенда, ведь об этом никто не знал.

Подземный гул был ответом на удары шокпара. Рухнул и завалился вход в подземелье, и настала вечная тишина…

Шли столетия…

Недалеко от Семи городов люди стали находить самородки золота изумительной красоты.

Ты спросишь, профессор-ага, зачем я рассказываю все это? Зачем вношу сказку в науку?

Все вы, ученые, сухие люди. Но я не верю и многим из ваших сказок. Золото Джетыгаринского района вы связываете с деятельностью горячих вод, идущих из глубины, от магматических очагов к поверхности. Но на той глубине, где рождаются эти растворы, никто никогда не бывал. Ваше объяснение — это непроверенная гипотеза, мало чем отличающаяся от сказки. Чем твоя сказка лучше моей? Скажи, профессор-ага?..

Я записал рассказ о «Седьмом чуде» так, как слышал его от Акбая. Конечно, профессор-ага довольно убедительно доказывал слушателям правильность своих научных построений. Но, по правде говоря, я был в этом споре не на стороне профессора.

Иногда неправильно смешивают суеверия с народной мудростью, запечатленной в древних сказаниях. В народном эпосе сфокусировалась наблюдательность древних людей. Они по-своему пытались рассказать потомкам, как произошло золото, где его искать.

Один из крупнейших казахских геологов, академик Сатпаев, учил не отгораживаться от народа и рекомендовал учитывать не только древние сказы, но особо тщательно изучать места древних разработок металлов. По ним, как по тайным приметам, вскрываются огромные залежи подземных богатств.

В интересной сводке Л. Левитского «О древних рудниках» приведены данные о том, что в Казахстане известно свыше восьмидесяти месторождений, в которых в удаленное от нас время разрабатывались золотые, медные и оловянные руды.

Только в Джезказгане, судя по отвалам, свидетельствующим о больших по объему горных работах, было добыто в древности свыше миллиона тонн медной руды.

Конечно, работы, подобные джезказганским, оставили след не только в отвалах. Об этих работах слагались песни. Об удаче умельцев, открывавших новые месторождения, также пели акыны.

Существует предание, пишет М. Массон в книге «Из истории горной промышленности Таджикистана», что в район серебро-свинцового Рудника погибели в IX–X веках направляли преступников для поисков новых скоплений руд. И если они возвращались без руды, их убивали.