Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков

МГК ВКП(б) Георгий Михайлович Попов поставил Фрунзенскую районную парторганизацию в пример другим. Об этом Фурцева с гордостью сообщила коллегам, а в конце мая внесла на обсуждение райкома вопросы о приеме в партию и о проверке исполнения решений в первичных парторганизациях[28]. Критиковать она умела весьма сурово:

— …большинство решений, принимаемых в партийных организациях на бюро и в партийных собраниях, очень малоконкретны… в одних организациях в большей степени, в других в меньшей, без сроков выполнения, без ответственных лиц, общие пункты, призывающие «одобрить», «привлечь внимание», «усилить» и т. п.[29]

Досталось от нее в октябре 1949 года и партийным руководителям «завода „Каучук“ и завода № 133» за плохую организацию агитационно-массовой работы. «Итожа» (аппаратный сленг того времени) на пленуме Фрунзенского райкома вопрос «О состоянии в партийных организациях», Фурцева подчеркнула, что «руководящие и партийные» работники должны в полный голос говорить о недостатках в постановке агитации. По наблюдениям Екатерины Алексеевны, многие секретари парторганизаций или вообще не выступали с докладами на актуальные темы, или выступали с докладами откровенно плохими. Прошлась она самокритикой и по работе райкома, не оказывающего должной поддержки парторганизациям[30].

Анкета Г. М. Попова. 1946 г. [ЦГА Москвы]

Впрочем, именно здесь Фурцева начала сколачивать команду, которая пойдет с ней до конца. Едва ли не самым ценным ее сотрудником и бессменным личным секретарем станет зав. отделом Любовь Пантелеймоновна Миргородская, дама в партийном отношении весьма активная, как и сама Фурцева[31].

В декабре 1949 года советский народ отмечал юбилей Сталина. Молодая Фурцева, первый секретарь Фрунзенского райкома ВКП(б) столицы, с волнением в голосе начала свое выступление на заседании «делового президиума торжественного собрания, посвященного 70-летию со дня рождения товарища Сталина»:

— Героический советский народ, трудящиеся всех стран, все передовое, прогрессивное человечество, с воодушевлением отмечают семидесятилетие со дня рождения гениального вождя и учителя, величайшего человека современности Иосифа Виссарионовича Сталина. Эта дата является радостным и знаменательным праздником не только для советского народа, но и для всего прогрессивного человечества.

Более 50 лет неустанно борется товарищ Сталин за дело рабочего класса, за счастье трудящихся. Вся его жизнь неразрывно связана с историей великой партии большевиков, с историей первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян. Сталинский гений, сталинская мудрость, сталинская воля вошли в историю человечества как могучая, чудодейственная сила, мобилизующая массы, преобразующая мир[32].

Вряд ли кто-то всерьез отмечал подобные славословия: скорее заметили бы их отсутствие или недостаточный пафос. С этим у Фурцевой было все в порядке, о чем говорит ее последующая карьера.

Глава 2. В поздних сталинских политических кампаниях

Сталину дважды доводилось готовить общественное мнение к мобилизации. Первый раз в 1927–1938 годах, когда нависла угроза войны, второй — после испытания американцами атомной бомбы, когда стало ясно, что Третья мировая война весьма вероятна, причем во вполне обозримом будущем. Одним из факторов повышения «полиморсоса» (политико-морального состояния) стали кампании по борьбе с «реакционными» западными теориями и с «безродными космополитами».

Фрунзенский райком находился на улице Кропоткинской (Пречистенка), где по иронии судьбы некогда располагался Еврейский антифашистский комитет. На территории, подконтрольной райкому, была масса научно-исследовательских и других институтов, которые могли запросто оказаться оплотами космополитизма. Главной надеждой и опорой верных сталинцев помимо нескольких заводов (вроде «Каучука» и имени Свердлова) была Академия имени Фрунзе, где «врагов» советской власти не держали с 1937 года. В сталинских идеологических кампаниях Фурцева, конечно, поучаствовала, однако без излишнего энтузиазма, который мог привести к тому же финалу, что и Ежова с его компанией. Гораздо разумнее было организовывать «инициативу масс».

Первый залп прозвучал 16 июля 1947 года. ЦК ВКП(б) разослал членам и кандидатам в члены ЦК ВКП(б), ЦК компартий союзных республик, крайкомам, обкомам, горкомам и райкомам партии, министрам СССР, членам коллегий и руководителям центральных ведомств, секретарям парторганизаций министерств СССР и центральных ведомств, всем командующим военными округами и войсковыми группами закрытое письмо «О деле профессоров [Н. Г.] Клюевой и [Г. И.] Роскина». Высший партийный орган информировал товарищей о том, что в последнее время был «…вскрыт ряд фактов, свидетельствующих о наличии среди некоторой части советской интеллигенции недостойных для наших людей низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной и современной реакционной культурой буржуазного Запада»[33]. Особенно характерным в этом отношении Центральный комитет признал «дело об антипатриотических и антигосударственных поступках профессоров Клюевой и Роскина, вскрытое ЦК ВКП(б) и рассмотренное в июне текущего года Судом чести при Министерстве здравоохранения СССР»[34].

Центральный комитет пояснил, что «профессора Клюева и Роскин, при попустительстве бывшего министра здравоохранения Митерева и при активной помощи американского шпиона — бывшего секретаря Академии медицинских наук Парина, передали американцам важное открытие советской науки — препарат для лечения рака. Будучи сомнительными гражданами СССР, руководствуясь соображениями личной славы и дешевой популярности за границей, они не устояли перед домогательствами американских разведчиков и передали американцам научное открытие, являющееся собственностью Советского государства, советского народа. Пренебрегая насущными интересами государства и народа, забыв о своем долге перед Родиной, окружившей их работы заботой и вниманием, Клюева и Роскин лишили советскую науку приоритета (первенства) в этом открытии и нанесли серьезный ущерб государственным интересам Советского Союза»[35].

По убеждению ЦК, «дело профессоров Клюевой и Роскина» не являлось исключением из правила, оно свидетельствовало «…о серьезном неблагополучии в морально-политическом состоянии некоторых слоев нашей интеллигенции, особенно работающей в области культуры»[36].

ЦК напомнил, что «еще в прошлом году в известных постановлениях о журналах „Звезда“ и „Ленинград“ и о репертуаре драматических театров ЦК» обращалось особое внимание «на весь вред низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада со стороны некоторых наших писателей и работников искусства»[37].

Истоки «антипатриотических настроений и поступков» ЦК видел в том, что «некоторая часть» советской интеллигенции по-прежнему находилась «в плену пережитков проклятого прошлого царской России»[38].

— Наука в России всегда страдала от этого преклонения перед иностранщиной, — констатировало сталинское руководство ВКП(б).

По мнению ЦК, «дело Клюевой и Роскина» доказывало, что люди, «зараженные рабским духом низкопоклонства перед буржуазной культурой», легко становились добычей «иностранных разведок»[39].

ЦК указал: «Дело Клюевой и Роскина» также вскрыло «…слабость партийно-политической работы в министерствах. Эта работа ведется от случая к случаю, связана главным образом с юбилейными датами и кампаниями, проходит мимо действительно важных фактов жизни министерств и не нацелена на задачи подлинно большевистского воспитания работников министерств»[40]. ЦК наставлял: «С этим серьезным недостатком в работе парторганизаций министерств надо самым решительным образом покончить»[41].

Парторганизации обязывались «неустанно» разъяснять советским гражданам сталинские указание о том, что «последний советский гражданин, свободный от цепей капитализма, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на