Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков

С повышениями на комсомольской, а затем и на партийной работе серьезно улучшилось материальное положение Фурцевой. В Москве Екатерине Алексеевне и ее семье вручили ордер на двухкомнатную квартиру в центре города. Правда, в 1944 году, как это сплошь и рядом случалось в годы Великой Отечественной, из эвакуации вернулись законные жильцы. Фурцева приложила все силы, чтобы жилье осталось за ней: «бывших» вызвали в райком партии и уговорили переехать в другую квартиру[13].

Л. М. Млечин справедливо заметил, что Фурцева вернулась из Куйбышева в Москву, когда опасность для столицы СССР «уже миновала», однако связал назначение Екатерины Алексеевны на пост секретаря московского райкома с тем, что «струсивших, плохо проявивших себя» во время октябрьской истерии 1941 года партийных работников «убирали с видных должностей»[14]. Следует все же подчеркнуть, что основной причиной серьезной ротации руководящих партийных и комсомольских работников в годы Великой Отечественной стала их массовая отправка на фронт, а вовсе не дезертирство (хотя случаев трусости и было немало, их процент ничтожен).

Один из товарищей Екатерины Алексеевны по работе во Фрунзенском райкоме столицы вспоминал, что Катю Фурцеву «не любили», да и она никого особо не жаловала, «боялась, угождала только вышестоящим». Правда, была «недюжинным оратором»[15] и организатором. Подобные свидетельства — источник, конечно, крайне субъективный: сотрудники партаппарата жили и работали по принципу «человек человеку волк», что отразилось и в их мемуарах. Район же действительно числился в ряду передовых. А главное, здесь было сосредоточено множество научных и культурных организаций, с которыми Фурцева постоянно взаимодействовала.

Условия для того, чтобы повышать свой культурный уровень, сложились самые благоприятные. В те годы из всех граммофонов доносилась классическая музыка. Сталин был искренним ценителем оперы и неуклонно заставлял ценить ее граждан страны. Патефонные пластинки с итальянскими и русскими оперными ариями, народными песнями, с записями хора имени Пятницкого заказывали не только в Советском Союзе, но и за границей.

Екатерина Алексеевна с удовольствием вспоминала в 1966 году циклы концертов, которые в сороковых годах давали корифеи Большого театра, и рассказывала, как в молодые годы «бегала на Нежданову» — в Большой зал Московской консерватории, в Концертный зал имени П. И. Чайковского на концерты современных русских романсов[16].

Особенно символично, что Фурцева персонально назвала именно Антонину Васильевну Нежданову, которая неустанно работала над повышением своего профессионального уровня. Надежда Казанцева, еще одна великая певица, колоратурное сопрано, и, кроме того, личный друг Екатерины Фурцевой, посетовала в позднесоветский период (1976), что ей все реже удается встретить обладателей колоратурной техники. И привела признание самой Неждановой: та «…не обладала природной трелью и долго билась над ее выработкой, уже будучи солисткой Большого театра. Решение неотвязно мучившей ее проблемы пришло внезапно, когда певица была на отдыхе и там нашла позицию для формирования трели. Всё величие искусства Неждановой помимо ее исключительной природной одаренности заключалось в неустанном труде и огромной требовательности к себе»[17]. Этим же в своей области отличалась и Фурцева.

Впервые Екатерина Алексеевна упомянута в протоколе заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 29 декабря 1945 года. Узкий круг руководителей партии обсуждал вопрос «О делегации советских женщин на Международный Женский конгресс в Париже». Политбюро приняло предложение Антифашистского комитета советских женщин о посылке делегации на конгресс. Председателем делегации, в которую вошла Екатерина Алексеевна, избрали Н. В. Попову[18], которая на конгрессе твердо заявила:

— Равноправная гражданка своей страны, окруженная заботой и вниманием своего правительства, женщина СССР за годы Советской власти заняла почетное место в строительстве нового, демократического общества[19].

Занимавшая видный пост Фурцева и другие советские делегатки были живым подтверждением этих слов.

В 1948 году Екатерина Алексеевна заочно окончила Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б), готовившую партийные кадры высшей квалификации. И в том же году одержала серьезную карьерную победу.

Анкета делегата конференции Фрунзенской районной организации ВКП(б) г. Москвы Е. А. Фурцевой. 2 декабря 1948 г. (партбилет № 0159400). [ЦГА Москвы]

Очередная XXI конференция ВКП(б) Фрунзенского района г. Москвы состоялась 7–8 декабря. У первого секретаря райкома Петра Владимировича Богуславского появились веские основания для беспокойства. При выборах нового состава членов пленума райкома за него проголосовало 533 делегата при 32 против, а за Фурцеву 557 при восьми против. Притом за его направление на столичную партконференцию «высказались» 545 человек при 20 против, а за Фурцеву 559 при шести против[20].

Примечательно, что ритуальные славословия в ходе партконференции также адресовались не только первому, но и второму секретарю райкома. Директор 29-й женской школы Мартьянова не преминула заявить:

— Мы, учителя школ Фрунзенского района, получаем постоянную помощь в нашей работе от райкома партии в лице т. Богуславского, т. Фурцевой. Они часто посещают наши школы, постоянно заботятся о наших учащихся и их нуждах[21].

После этого не следует удивляться, что на заседании пленума Фрунзенского райкома 10 декабря Екатерина Алексеевна была избрана первым секретарем вместо Богуславского[22].

В. В. Огрызко разделяет устоявшееся мнение о взаимоотношениях Петра Владимировича и Екатерины Алексеевны: «После войны Фурцевой протежировал Первый секретарь Фрунзенского райкома партии Пётр Богуславский. В какой-то момент два секретаря воспылали чувствами друг к другу. У них завязался служебный роман. Однако в инстанциях, когда прослышали о неуставных, скажем так, отношениях Фурцевой с Богуславским, потребовали сладкую парочку разбить. Но Фурцева уйти в тень не пожелала. Она перешагнула через своего покровителя и возлюбленного…»[23] Заметим справедливости ради, что прямых доказательств «неуставной» связи первого секретаря райкома с Фурцевой и тем более личного ее участия в снятии Богусловского в распоряжении исследователей не имеется.

На торжественно-траурном заседании в день 25-летия со смерти Ленина Фурцеву представят Сталину как молодого, но вполне состоявшегося партийного функционера. По одним данным, 21 января 1949 года это сделает Николай Михайлович Шверник[24], по другим — Никита Сергеевич Хрущев[25]. Вождь народов оценил и блеск в глазах, и неброскую манеру одеваться, и приятную улыбку Екатерины Алексеевны. Говорят, даже не удержался от комплимента, хотя ему, как некогда Елизавете Английской, скорее удавались не комплименты, а ярлыки, которые приклеивались намертво.

Г. М. Попов в Георгиевском зале Московского Кремля. 1945 г. [ЦГА Москвы]

В начале февраля 1949 года Фурцева участвовала в объединенной (областной и городской) конференции Московской парторганизации. Доклад об итогах она сделала 14 февраля 1949 года на заседании партийного актива Фрунзенского района[26]. Основные вопросы касались хозяйственной жизни, а также организации предстоящих выборов народных судов[27]. Однако же в заключительном слове она особенно остановилась на плачевном состоянии комсомольской организации — зажиме критики, формализме, безынициативности: так, член бюро комитета комсомола т. Морозов, ведающий разделом физкультработы, пытался убедить комсомольское собрание, что физкультурная работа запущена потому, что нет футбольного мяча.

На пленуме МГК 18–19 мая первый секретарь