Луна Вечности - Рони Ротэр

насмешливая искорка. — В моём положении статус рабыни даёт некоторые преимущества.

— Какие?! Вы — вещь.

— Очень дорогая вещь, — сделав ударение на втором слове, впервые улыбнулась Танкри. Улыбка у неё была обворожительная.

— А дорогую вещь берегут и заботятся за ней должным образом. Здесь я королева. По первому моему слову приходят лекарь или портниха. Мне не нужно тратиться на одежду и думать о пропитании. Я приношу хороший доход хозяину, и немалая часть того, что я зарабатываю, остаётся у меня. Кроме того, подарки от поклонников. Я уже могу купить себе свободу и открыть собственное дело, но пока не хочу. Ещё не время.

Гилэстэл засмеялся, а вслед за ним улыбнулся и Астид, восхищенно глядевший на Танкри.

— Я был прав. Вы невероятная женщина, — покачал он головой.

— Благодарю, — она поднялась. — Что будете делать с ним?

— А как обычно поступают с пьяными королевскими евнухами? — спросил Гилэстэл, покосившись на мирно сопящего Падхара.

— Их отправляют на Лунный остров. С должной почтительностью и уважением. Я передам, чтобы для него приготовили паланкин, — Танкри поклонилась северянам.

— Танкри, — окликнул уходящую рабыню Гилэстэл. — Не найдется ли здесь комнаты для нас?

Она обернулась, чуть помедлила и утвердительно кивнула.

Ветер разогнал тучи. В ночном небе над Рыночным островом засверкали звёзды.

— Тебе не кажется, Астид, что сегодня нам улыбнулась удача? — рассматривая резные носилки с расписными стенками, молвил Гилэстэл.

— Кажется, ваша светлость, — ухмыльнулся его спутник, помогая слуге заталкивать похрапывающего Падхара в паланкин. Подобралсвалившуюся с ноги евнуха расшитую туфлю, оценивающе рассмотрел, фыркнул и закинул внутрь. Потом сунул за пазуху Падхару свернутую в несколько раз бумагу.

Его светлость вложил в руку старшего носильщика несколько монет и поднялся по лестнице на веранду. Астид вспрыгнул на деревянный настил вслед за ним. Носильщики неторопливо и осторожно подняли паланкин, в котором безмятежно спал королевский евнух, и понесли в сторону гавани.

Глава 2

Падхар проснулся в своей кровати. Недоуменно огляделся, пытаясь вспомнить, как вернулся. Но последнее, что он помнил — хмельное веселье в компании северян. Евнух обреченно скривился, припомнив количество опустошенных кувшинов. Засучил ногами, стягивая одеяло, сел. Прислушался к себе, ожидая ощутить головную боль. Свел брови, осторожно повертел головой. Странно. Не было ни головной боли, ни тяжкого сердцебиения, ни того мутного полудурного состояния, что преследовали его после каждой редкой пьянки. Напротив — Падхар был бодр и свеж.

Евнух сполз с ложа, наклонился, стараясь достать пальцами до колен. Выпрямился. Сделал еще несколько наклонов и поворотов. Никакого похмелья! Чудо!

Приободрившись, евнух глянул в окно. Судя по положению солнца, он проснулся раньше обычного. На пустой перекладине еще не висела свежая одежда. На прикроватном столике еще не стоял его ежеутренний напиток, приносимый слугой к пробуждению. Вместо него там лежала свернутая бумага. Евнух развернул её, прочел и довольно улыбнулся.

Падхар громко и протяжно зевнул. В тот же миг за дверью послышался голос Сеймё.

— С легким пробуждением, панжавар Падхар! Позвольте войти вашему слуге?

— Входи, — разрешил евнух.

Створки дверей распахнулись, и маленький худой человек, уже далеко не молодой, в синей одежде дворцовой прислуги семенящим торопливым шагом приблизился к ложу. Из-под синего круглого колпака на спину слуги спадала тощая седеющая косица. В руках Сеймё держал поднос с чашей светло-желтого напитка.

— Простите, главный евнух, мою нерасторопность. Я опоздал к вашему пробуждению, — слуга протянул поднос, одновременно склонившись перед господином.

Падхар благодушно кивнул, взял чашу и с удовольствием опустошил её медленными глотками. Сеймё поднял на Падхара темные внимательные глаза, стараясь угадать по лицу настроение господина. Увиденное воодушевило.

— Как прошел вчерашний день? Вы нашли что-то стоящее?

— Ничего, — Падхар поставил чашу на поднос, махнул рукой. — Негодный товар.

Каждый день Падхара начинался одинаково. После утреннего омовения, в котором ему помогал Сеймё, Падхар надевал чистую одежду и отправлялся в главный дворец. Служанки повелителя выводили наложницу прошедшей ночи, и евнух провожал её в «Цветник».

Вернув женщину в её комнату, евнух шел в дворцовый храм. Дербетан там не присутствовал, вознося молитвы богам в собственной молельне. Для остальных же высших чинов дворца утренняя молитва в храме являлась обязательным ритуалом. Здесь все были на виду, здесь велось пристальное наблюдение всех за всеми, малейшие изменения во внешности или в поведении отмечались и фиксировались самым тщательным образом. Отсутствие или опоздание могли быть чреваты сплетнями и подозрениями в неискренности, или, что еще хуже — в измене. Чтобы служить повелителю, мало было просто хорошо исполнять свои обязанности. Самым важным, как давно понял Падхар, оказался талант быть нужным и в то же время незаметным. Он преуспел в умении казаться незначительным, нетребовательным, угодливым, даже жалким. Он ни с кем не сходился в близкой дружбе, не сплетничал, никого не обсуждал, не осуждал и не превозносил. Искусно лавируя меж острых скал в бурном водовороте дворцовых и гаремных интриг, междоусобиц принцев и их свит, Падхар оставался невредим и благополучен.

Молодые дворяне-выскочки втихую или открыто посмеивались над ним, лысеющим круглобрюхим неуклюжим увальнем, да еще и лишенным мужского достоинства. Но те из вельмож, кто провел у трона Дербетана много лет, относились к Падхару иначе. Они знали, как влиятелен и опасен может быть человек, в чьих руках находится интимное удовлетворение повелителя. И Падхар знал, что они это знают. Это несколько тешило его самолюбие. Но порой, в дни дурного настроения и самокопания, ему хотелось не пропеть слова молитвы, а выкрикнуть, как он их всех ненавидит. Всех, стоящих в храме. За их пренебрежение или заискивание, за их насмешливые или опасливые взгляды, за их взятки и подарки. За все их просьбы озвучить устами жен и наложниц прошения к повелителю о снисхождении к родственникам, о повышении ранга и многом, многом другом.

После утренней молитвы Падхар возвращался в свои покои, где Сеймё накрывал для него стол к завтраку и подавал доклад смотрителя королевского ложа о том, как провел повелитель прошедшую ночь с предназначенной женщиной. Королева, уже родившая наследника, являлась в покои супруга лишь по его приглашению. Ночи Обновления принадлежали тринадцати наложницам высшего ранга, по одной для каждого новолуния. На остальные ночи спутницами повелителя становились девушки, выбираемые жрецами храма. Изредка Дербетан сам называл имя той, с кем хотел провести время.

Девушка выбиралась задолго до наступления заветной ночи. Но сама она узнавала об этом лишь в назначенный день, на утренней молитве в храме гарема, когда при получении благословения ей тайно передавался шёлковый лоскуток с печатью, изображающей раскрывшийся цветок. Счастливица являлась к Падхару и предъявляла печать. В обязанности Падхара