Конвой - Игорь Башкирцев

На восстановление машины комполка были брошены лучшие умы и руки «зоны». За двое суток, за вызодные, автомобиль был как новый.

Свадьба прошла в дальнейшем весело и без приключений.

На этом можно было бы и закончить, если бы не комбат. Утром в понедельник командир батальона возвращался в образ военноначальника. С тяжелым видом он снял гражданский костюм, остался в майке и длинных семейных трусах «в красных цветочках» и начал надевать военную форму, но почему-то наоборот: начал с фуражки, затем рубашку, галстук, китель. В том момент раздался звонок дневального по КПП с сообщением, что приехал зампотылу полка. Комбат, забыв про брюки, впрыгнул в ботинки, выскочил из казармы и подал команду «Смирно». Тыловик такого никогда не видел и, сосредоточив взгляд на трусах в «цветочках», подал команду «Вольно». К счастью, последствий этого не было, он только посмеялся и пообещал никому не рассказывать. К слову сказать, зампотылу приезжал по анонимной информации на расследование порчи «Волки», но следов повреждений не обнаружил.

Так закончилась эта необычная свадьба.

P.S. Жених и невеста давно отметили серебряную свадьбу, имеют взрослых детей, ожидают внуков.

Комары и оценка труда

Самые тяжелее времена наступали для меня в период сезона комаров, если он совпадал с отпуском замполита батальона. Комбат и мы двое проживали в одной из квартир в двухэтажном доме, которая была отдана для проживания бесквартирным офицерам нашего подразделения и «зоновским». В маленькой комнате жили мои начальники, в большой – все остальные. Когда замполит уходил в отпуск, комбат волевым порядком переселял меня на его место в свою комнату.

Возникает вопрос: «А при чем здесь комары?» Отвечаю: «Самое прямое!» Постараюсь, на одном из примеров (а их было множество) это показать.

В очередной раз после насильного переселения я прибыл с работы в «общагу», где уже находился комбат. Мы мирно поужинали, поговорили о делах, сыграли в шахматы и легли спать. Ничто не предвещало грозы. Уже в полудреме я начал слышать легкое похлопывания ладони соседа по кровати и его возмущение шепотом: «Проклятые комары. Достали». Постепенно хлопки и возмущение усиливались. Через какое-то время я уже слышал самоизбиение и отборный мат, пока еще адресованный комарам.

Я уже не спал, знал, что далее начнется главное. И вот оно началось: «Разлегся здесь. В роте бардак, никто работать не хочет, а ему только отдыхать!» И все это на фоне остервенелых попыток убиения комаров на своем теле. «Развалился! Двери не покрашены! Неделю уже твержу, б…! Краски у них коричневой нет, е…! А у комбата, б…, все есть! Комбат, е…, все найдет!» И здесь я на свою голову подал голос: «Вы только сегодня после обеда задачу поставили, а не неделю назад. Краски коричневой в «зоне» нет. Завтра с утра старшина поедет в город и купит. К вечеру все будет сделано».

О, Боже! Зачем я это сказал? Дальше я «узнал» все о себе, о своем беспробудном безделии, вредительстве, беспринципности по отношению ко мне командира роты, партийного бюро и «особого» отдела. Но тут же «выяснилось», что ротный ничем не лучше меня, а в ряде вопросов еще хуже.

Примерно в два часа ночи я уже был готов к трудовым свершениям, быстро, как «по тревоге» в курсантские годы оделся и убыл в роту. По прибытии нашел только голубую краску, разбудил пару солдат с «незаточенными» руками и зачем-то дал команду красить все двери, в т.ч. и в кабинет комбата. К утру все двери казармы отливали яркой голубизной.

Я находился на втором этаже, когда услышал команду дневального «Батальон, смирно!» Это означало, что комбат прибыл на службу. Воцарилась тишина. Команды «Вольно» не последовало. Это могло означать только одно: голубые двери старшему начальнику явно не понравились. Дальнейшее подтвердило самые худшие предположения. Это я понял из нечеловеческого крика «Аааааааааааааааааа…!» Это явно указывало на то, что мне пора сваливать из роты. Так я и поступил, быстро преодолев окно, козырек столовой, забор и восемьсот метров до «зоны». Там я спрятался в комнате свиданий, предварительно предупредив начальников караула, войскового наряда, контролера за «бесконвойниками», т.е. всех тех, у кого я мог появиться. Они должны были дружно отвечать, что я несколько минут назад от них вышел, а куда пошел, не известно.

Мне надо было продержаться до обеда. Комбат был человеком строгим, но незлопамятным и быстро отходчивым. Полдня – это вполне достаточное время для преодоления кризиса. Но в этот раз процесс затянулся до позднего вечера. И объяснялось это следующим. Водитель съездил в ближайший город и привез нужную краску. Обиженный комбат взял валик и кисточку и, ни с кем не общаясь, молча лично покрасил все двери в колер, предписанный руководящими документами.

Когда он убыл в общежитие, я вернулся в роту. Дежурный офицер сообщил мне, что комбат по-доброму сказал меня найти, и что он меня ждет на ужин. Я с опаской выполнил просьбу и прибыл в «общагу», где меня ждал накрытый стол с бутылкой лучшего в те годы коньяка «Апшерон». Инцидент был исчерпан. Я вновь стал лучшим.

Вот вам и связь комаров, отпуска замполита батальона и покраски дверей. Самая что ни на есть прямая.

В депутаты

Приближались выборы в местные советы народных депутатов. В нашей роте был определен отдельный избирательный округ с выдвижением своего кандидата в депутаты поселкового совета от нерушимого блока коммунистов и беспартийных.

Мы с командиром роты накрыли стол и стали обсуждать, кто из нас должен представлять народ в столь высоком собрании. Где-то под утро моя кандидатура почему-то оказалась более предпочтительной.

На следующий день наше решение единогласно и в едином порыве озвучили от своего имени партийная и комсомольская организация роты, Собрание прапорщиков и сверхсрочнослужащих, пост народного контроля… Все, как и в наше время.

На специально оформленном красивом стенде «Уголок избирателя» появилось мое цветное фото с биографией и призывом всем голосовать за меня. Уменьшенные копии появились в Ленинской комнате, караулах, на территории военного городка. Над этими шедеврами работали лучшие руки и художники роты и «зоны». Везде был я – кандидат в депутаты!

Неуклонно приближался день выборов. Уже оформлен в бытовой комнате избирательный участок, из красного кумача сооружена кабина для голосования. Я становился добрее к подчиненным. Надо знать было то время, чтобы понять, что процент проголосовавших за меня должен быть не менее ста. Иначе, могли наступить нежелательные для меня