Джироламо Кардано. Гений времени и места - Рафаил Самойлович Гутер

Мечты и реальность

Мальчику исполнилось пятнадцать лет. Тяжелое, без друзей, детство оставило на нем свою печать – он вырос замкнутым и угрюмым. Теперь уже не туманные видения и грезы тревожили его воображение. Все чаще и чаще он задумывался о смысле жизни и о своем месте в этом мире. Может быть, толчком к этому послужила смерть его тринадцатилетнего родственника Никколо Кардано. Мысль о том, что после короткой и безрадостной жизни, полной лишений и страданий, он, жалкий бастард, слуга своего отца, вот так же, как Никколо, сойдет в могилу и будет всеми забыт, поразила впечатлительного подростка. Джироламо впоследствии писал: «Я не мог рассчитывать ни на богатство, ни на власть, ни на телесное здоровье и силы, ни на помощь семьи, ни на собственные способности и достижения… друзей у меня не было, а мои родственники погрязли в бедности и унижениях». Отзвуки тягостного одиночества слышатся в его поздних признаниях: «Я жил сам по себе и так, как мне можно было жить; ожидая чего-то от будущего, я презирал настоящее».

Жизнь, все стремления и надежды представлялись ему пустой тщетой, и лишь одна пламенная страсть овладела им: «Цель, к которой я стремился, заключалась в увековечении моего имени, поскольку я мог этого достигнуть, а вовсе не в богатстве или праздности, не в почестях, не в высоких должностях, и не во власти. Я желал только, чтобы другие знали, что я такое, а не мечтал о том, чтобы всем было известно, каков я. Желание увековечить свое имя возникло во мне столь же рано, сколько поздно я оказался способен выполнить свое намерение».

Стремление юного Кардано к посмертной славе не удивительно – оно вообще характерно для людей эпохи Возрождения. «Mors acerba, fama perpetua, stabit vetus memoria facti» – « Смерть жестока, но слава вечна, память об этом сохранится надолго». (Эти слова приписывают Джироламо Ольжато, юному убийце герцога Галеаццо Мария Сфорца. Он будто бы их произнес, когда палач рассекал ему грудь нарочито тупым ножом.) Удивиться можно другому – точному и безоговорочному выбору пути к славе и тому, что этот выбор полностью оправдался. Пятнадцатилетний мальчик, едва знакомый с основами наук, решил прославиться написанием книг.

Он попытался перенести на бумагу все свои рассуждения о бренности человеческого существования и о бессмертной славе. Так родилось его первое сочинение, впоследствии утерянное: «О том, как достичь бессмертия». Немного позднее, найдя в бумагах отца рукопись о методах решения треугольников и основательно изучив ее, он сочинил и свой первый математический трактат «Об измерении положения тел». На нескольких страницах он показывал, как найти расстояние между двумя звездами, если заданы их широта и долгота.

Написав две книги, Джироламо понял, что ему не хватает знаний, и стал настойчиво уговаривать отца отпустить его учиться. Уже изучив самостоятельно один университетский предмет – диалектику (начала формальной логики), Джироламо даже преподавал ее основы желающим, зарабатывая скромные карманные деньги.

Юношу поддержали мать и друг семьи Агостиньо Лавициарио, имевший большое влияние на Фацио. Однако старик был неумолим. Он вообще вел себя довольно странно: с одной стороны, не желал расставаться с сыном, а с другой – не предпринимал никаких шагов, чтобы обеспечить его будущее. Он, например, заставлял Джироламо отказаться от наследства, оставленного ему дядей Оттоне, богатым откупщиком; часто повторял в кругу близких, что в случае смерти Джироламо все достояние Фацио отойдет другим юным членам семьи.

Опасные высказывания! Ведь их вполне можно было истолковать как прямое подстрекательство к устранению Джироламо как наследника. А в эпоху Возрождения конфликты на всех уровнях решались просто – и самым популярным средством их разрешения был яд. Все это удручало и беспокоило Клару, и не раз между ней и Фацио вспыхивали жестокие ссоры. Во время одной из них она в истерике упала на каменную мостовую и сильно ударилась головой. Три часа Клара была без сознания, «только пена бежала из ее рта». Джироламо решил помирить родителей, объявив, что по примеру своего другого дяди, францисканца Еванжелисты, намерен постричься в монахи. К счастью, этому намерению не суждено было сбыться, и юноша, вынужденный следовать воле отца, остался в городе.

Предоставленный самому себе, он часто исчезал из дома и целыми днями, нередко голодный, бродил по садам и пригородам Милана. Его видели в подозрительных компаниях, среди гуляк, там, где играли в кости и карты. Наряду с этим – страстное увлечение музыкой. Тайком от Фацио Клара оплачивала его музыкальные уроки, и Джироламо с удовольствием играл на лютне, распевая лауды[6] и фроттолы[7] со своими собутыльниками. Настоящих же, преданных друзей у него по-прежнему не было. Может быть, причиной тому была его вспыльчивость и обидчивый характер. Он не терпел оскорблений и даже неловко сказанных или двусмысленных фраз, как-то задевающих его достоинство или честь его родителей.

С юных лет он исповедовал простую философию поведения: «Если ты будешь сносить оскорбления безропотно, на тебя будут нападать как на человека, заслуживающего только презрения, и затопчут тебя». Впрочем, можно предположить, что Кардано не только защищался, но и нападал. Много лет спустя он признавался: «В молодости я был жаден до столкновений с сильнейшими». А для этого недостаточно было иметь бешеный темперамент и гордый нрав. Нужна была и сила, и поэтому Джироламо «предавался всякого рода телесным упражнениям». Преуспел он в этом настолько, что с ним «считались даже самые злостные задиры». Он вспоминал: «Я фехтовал иногда одним мечом, не прибегая к щиту, иногда же защищался либо овальным, либо большим или малым круглым щитом; бился я также кинжалом и мечом вместе и не без ловкости вскакивал на деревянного коня, вооруженный мечом и в плаще. Я умел безоружный выбивать у противника обнаженный кинжал; приучал себя к бегу и прыжкам, и, в конце концов, достиг значительных успехов, каких не мог добиться в рукопашной борьбе, так как руки у меня были слабы. Я не предавался с особым увлечением ни верховой езде, ни плаванию, ни стрельбе из ружья. Приобретенное мною искусство и опытность в телесных упражнениях придали мне такое мужество, что я даже завербовался в запасные войска».

Между тем Фацио исполнилось уже семьдесят пять лет, жизнь его клонилась к закату. Кому-то после смерти старого юриста надо было кормить и защищать Клару. Фацио, хоть и имел некоторое недвижимое имущество, никогда не слыл особенно богатым. Основным и, главное, постоянным источником его доходов был годовой гонорар в