Волновая функция (СИ) - Катлас Эдуард

Маленькая женщина, столетия назад умудрившаяся протащить сюда, в абсолютно закрытый грот, костяной гребень.

Как?

Гребень простой, незамысловатый. Всего лишь заколка с двумя зубцами. Наверное, использовалась, или могла использоваться, по назначению — им закалывали волосы.

Никаких отметок, зазубрин, ритуального рисунка или тайных рун, позволяющих протаскивать предметы через пространство в новые миры.

Никаких подсказок.

Первое, что пришло на ум — гребень сделан не из любой, а из человеческой кости.

Но что это давало?

Я вернулся к скелету, аккуратно разложил его на полу. Не нашлось ни единого признака, что гребень сумела сделать она сама, будучи в заточении, из своей собственной кости.

Это бы было хоть и совершенно невероятно, но не невозможно.

Все кости как кости. Их, конечно, потрепало время, но материала для заколки из них не брали.

Фамильная реликвия, вот что приходило на ум. Кость предка с настолько схожими генами, что позволяла обмануть правила прыжка и зацепить с собой целый предмет.

Это очень немало. Целый гребень, целых два зубца. В некоторых мирах я бы очень радовался такому стартовому комплекту. В некоторых мирах два зубца могли бы изменить ход событий по прибытии.

Не камень, похожий на кость. Именно полированная кость.

Но она осталась здесь. Что создавало еще одну дилемму. Даже если девушка умерла в своем склепе — она же должна была отпрыгнуть дальше? И, соответственно, утащить фамильную реликвию с собой? Или как? Или, к тому же, эта смерть оказалась не просто жестокой, но и последней?

Я покачал головой. Варианты множились. Это открытие давало новые возможности, но никак не объясняло ни как создать условия для их реализации, ни как ими воспользоваться. Инструкции рядом с костями я не нашел.

Заколка пусть будет со мной. Первый, самый простой эксперимент — утащу я ее с собой или нет. Потеряю по дороге, или нет. Дальше, посмотрим. Все равно костей своих собственных предков мне не найти, не своими же пользоваться.

Я снова собрал останки и понес девушку дальше, туда, где окончили свои битвы в этом мире все шагающие.

Все-таки, умирая, мы оставляем в мире след. Не исчезаем, а то у меня оставались на этот счет сомнения. Наша плоть остается. Превращается в прах. Кости засыхают и крошатся, лежат, отсортированные по саркофагам и безымянным могилам.

Хотелось, чтобы оставленный нами след этим не ограничивался.

Я сложил останки девушки в незанятый каменный саркофаг без надписей. Не хотелось хоронить ее в чужой могиле, кем-то приготовленной для себя. Но если еще и надпись, почти наверняка не ее народа — совсем уж грустно.

Благо, тут нашлись каменные опочивальни и без высеченных надгробных знаков.

Я задвинул крышку. Оставив себе лишь гребень.

Сюда я заходил редко, не самое радостное место, но раз уж зашел, то прошелся мимо всех саркофагов, отмечая надписи, какие мог бы использовать в своих изысканиях. Вновь, никаких привязок, никаких картинок, никаких пиктограмм, которые могли бы помочь.

Остановился у усыпальницы моего римского предшественника.

«Прощай, и помни обо мне». Словно он обращался именно ко мне. Ну, тут никого больше и не было, к кому обратиться, так что точно ко мне.

«Vale et memor sis mei». Прощай, друг. Спасибо за помощь.

Кто знает, может еще свидимся на каком-нибудь крае вселенной, где-нибудь в кофейне прямо за углом от парка.

Мне оставалось несколько дел, которые я хотел провернуть в этом мире, не откладывая до следующих появлений, и я готов двигаться дальше.

I. Интерлюдия. Плоть

Даже раньше, чем открыть глаза, я притронулся к груди.

Гребня не было. Почти наверняка этот мир первый в цепочке прыжка, так что гребень решил не отправляться со мной в путешествие по мирам. Я не заслужил такой чести.

Волшебным являлся не он, а его связь с владельцем, чем бы эта связь не являлась.

Я открыл глаза.

Выглядело вокруг крайне недружелюбно.

Остров, скорее даже просто камень в воде, выпятившийся из моря. Это ничего, с этим еще можно работать. Площадка, на которой я очутился, явно маловата для выживания. Но беда в другом.

Море казалось гнилым. Скорее даже ядовитым. Вонь стояла какая-то ненастоящая — словно химическая. Это не продукты разложения, не гниение, и не протухшие водоросли, не испорченная рыба. Едкий химический запах. Грязная пена у берега вместо красивых, набегающих на песок волн.

Хотя и песка не видно. Булыжники, изъеденные, словно готовые развалиться под воздействием этой химически активной пены.

Я сдерживал дыхание. По тому, как запах бил в ноздри, и это при том, что я еще даже не сделал ни вдоха, — наверняка можно сказать, что мой первый вдох останется единственным.

Но правила не менялись. Хочешь учиться, — вытаскивай информацию из всего.

Я огляделся. Низкие облака, тоже будто гниющие, как грязные хлопья мыльной пены в ведре, или кто-то собрал пену с берега, и швырнул в небо, чтобы выровнять картину.

Остров голый. В центре постамент, явно рукотворный. Меня перебросила сюда не просто случайность — не прихоть подброшенных кубиков.

На постаменте, грязным фосфоресцирующим светом, как гнилушка на болоте, выделялся единственный символ. Зеленоватый иероглиф, ничего для меня не значащий, как и символы на лавовой планете.

Символ принадлежал к ним же. Я это чувствовал. Именно такого я там не видел, или не запомнил, но — те же скругления углов, динамика написания, наклон, некая внутренняя ритмика знаков, их начертаний. Эти символы принадлежали одному народу.

Какая раса гуляла по мирам, оставляя за собой такие обелиски? Знаки, которых я все равно не смогу прочесть.

Лучше бы, конечно, они рисовали картинки.

Я двинулся к обелиску. Захотелось прикоснуться к символу.

Несколько раз моргнул, стараясь запомнить его получше.

Слишком далеко.

Пришлось сделать вдох.

Я умер мгновенно и безболезненно.

I. Глава 3. Октеты не горят

Когда волна бьется о берег, лишь внешне она не оставляет следов. Волна за волной, волна за волной, и все остается неизменным. Может, лишь песчинки меняются местами, да и то, следующая волна путает их между собой снова, и сказать, что какая-то из волн что-то поменяла на берегу — нет, она не поменяла ничего.

Она поменяла все. Бесчисленные комбинации расположения песчинок, уникальные, неповторимые, каждая волна уничтожала одну комбинацию и тут же создавала новую.

И предсказать результат невозможно.

Казалось бы — всего лишь песок на пляже, кусок берега рядом с причалом, но не нашелся еще компьютер, способный просчитать, как именно песчинки разместятся после очередного удара воды.

Генератор псевдослучайных чисел в действии. Данные только снять затруднительно.

В пике своей ненависти ко вселенной, я считал, что меня бросает между мирами случайность.

До этого я наивно верил, что моих перемещениях есть хоть какой-нибудь смысл.

Теперь я вновь в затруднении. Вероятность того, что я случайно, прыгая между мирами, на двух мертвых планетах встречу одну и ту же письменность… ноль для этого звучит крупновато. Но где-то там.

Значит, закономерности все же были.

Но существовали и альтернативы. Как минимум две. Первая — этот народ успел исколесить всю вселенную, и это не я попадаю на их реликты, это их обелиски просто натыканы везде, где только можно.

Вторая — это мой бред. Никакой ядовитой планеты, пожирающей саму себя, никакого обелиска. Просто мое сознание достраивало что-то в ходе прыжка, словно яркие сны, чтобы восполнить какие-то, одному ему известные пробелы.

Если откинуть эти две крайности, то нужно эти закономерности все же определить. Оставалось понять, какие. Море там и море здесь. Остров там и остров здесь. Больше никаких особых совпадений я не находил.

Хотел я сюда, в этот мир? Да, хотел. Накопились вопросы. Плохо представил цель и промахнулся с первого раза? Возможно, но звучало как-то фальшиво. Что-то другое за всем этим грезилось. Хотя, для первого приближения, сойдет. Как рабочая гипотеза.