Дежавю - Сюзан Фрейзер

— Да. Охотничий союз настолько силен, что правительство не способно даже принять закон, запрещающий охоту во Франции… И такая же ситуация с производителями мяса и коровьим бешенством!

— А как мычит бешеная корова? — спросил Чарли, хихикая.

— Чарли, прекрати, я серьезно…

— Ку-ка-ре-ку?

Тогда я поняла, что объяснять теорию сговора производителей мяса и коровьего бешенства здесь и сейчас совершенно бесполезно. У нас не было времени.

— Просто не ешь это, хорошо, Чарли?

— Даже макароны по-флотски?

Мы с Марком отвезли его в школу. Это совсем не было похоже на тот день, когда мы отдавали его в детский сад в Сиднее, в Паддингтон-паблик, где все родители сбились в одну кучку, нервно хихикая и наблюдая, как наши дети в новой форме, на три размера больше, и в сияющих черных ботиночках уходили от нас, словно выводок утят. Они так трогательно шагали парами за своей «новой» матерью, держась за руки. Тогда они пребывали в том нежном возрасте, когда мальчику вполне нормально держать за руку другого мальчика, и при этом со стороны не будет казаться, что они потенциальные гомики.

Конечно, теперь Чарли стал намного старше, ему давно уже минуло девять. Это было заметно по тому, как он стоял, ожидая, когда назовут его имя и фамилию. Он немного ссутулился, не поглядывал в мою сторону, а смотрел только вперед, Чарли словно хотел сказать, что он не желает, чтобы я выдавала себя как его мать и не совершала ничего, что могло бы как-то скомпрометировать его. Чарли старался изобразить самого Мистера Спокойствие, засунув руки в карманы джинсов. Стоя на почтительном, по его мнению, расстоянии в метре от Марка и меня, Чарли пытался всем своим видом показать, что я должна играть роль матери взрослого человека, держать себя в руках и не говорить что-нибудь нелепое, типа: «Ты хочешь, чтобы я пошла в класс и объяснила другим ребятам, что они должны вести себя особенно хорошо по отношению к тебе, потому что ты из другой страны?» Тем более что теперь я и сама стала матерью со смешным акцентом, с нелепой манерой строить фразы.

Директор, суровый мужчина с трубкой в зубах, похожий на генерала, поочередно громко называл имена и фамилии каждого из учеников, чтобы распределить их по новым классам.

Мы молча наблюдали, как мальчики собираются в группы со своими одноклассниками, вальяжно волоча ноги и засунув руки в карманы, будто бы им совершенно нет никакого дела до того, что сейчас происходит. Девочки, восторженно галдя, раскрыв объятия навстречу друг другу, совсем как голливудские звезды, приветствовали своих самых-самых лучших подруг поцелуями в щечки.

Без школьной формы все дети казались старше своего возраста и определенно старше Чарли. На девочках были джинсы с заниженной талией и облегающие футболки, оставлявшие живот открытым. Спереди на футболках у мальчишек красовались всевозможные лейблы, а их короткие, торчащие в разные стороны волосы были густо намазаны гелем и напоминали острые шипы, которыми при желании можно было, наверное, что-нибудь проткнуть.

Я посмотрела на Чарли. Нет, он совсем не был похож на них, с его аккуратной стрижкой и ниспадающей на глаза челкой.

Я заметила группу мальчишек, чьих имен еще не назвали. Они стояли в дальнем углу школьного двора, облокотившись на забор. Мальчишки были значительно старше Чарли, на год или на два, и снисходительно посмеивались над всеми остальными, кто был меньше. Их прически были особенно специфическими: волосы коротко стриженные, за исключением волос на макушке, зачесанных на лоб. Эта группа почему-то стала причиной моего особенного беспокойства. Я еще подумала: не совершила ли я ошибку, приведя нашего сына в этот странный новый мир, который я теперь не могу контролировать. И я тут же забыла о правилах, о кодексе молчания крутых ребят.

— Ты как, Чарли?

— Нормально, — пробурчал он себе под нос, даже не взглянув на меня.

— Arrête (Остановись), Энни. Ты смущаешь его! — прошептал Марк.

Конечно, Марк был прав. Но заметил ли он тех парней?

— В каждой школе есть свои бунтари и хулиганы, Энни. Разве в Австралии ты не видела таких?

Значит, он заметил и, значит, снова оказался прав. Хулиганы, действительно, есть в каждой школе. Может, все дело именно в этих прическах? Они все — всего лишь дети, просто дети других матерей, и к тому же не намного старше моего сына.

Внезапно похожий на генерала выкрикнул имя Чарли или слова, созвучные с его именем:

— Шарли Мааакинтиир-Моруан!

Чарли не пошевелился.

Марк шагнул к нему и положил руку на плечо.

— Иди, сынок!

— Non, non… (Нет, нет) Это не я! — Чарли не понял этого странного словосочетания, означавшего его имя во французской версии.

Марк подтолкнул его вперед:

— Si, si, Чарли! Allez! (Да, Чарли! Иди!)

Я почувствовала панику в его голосе. Ну а теперь кто смущает Чарли?

— Шарли Мааакинтиир-Моруан! — снова раздался зычный окрик.

На этот раз Чарли понял и двинулся вперед, резким движением смахнув отцовскую руку. Я прошептала ему вслед: «Пока!», подавив желание снова напомнить о коровьем бешенстве.

Тогда я еще не понимала, что это будет его наименьшей проблемой.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Осенью загородная поездка напоминает путешествие по чудесной стране. Я никогда раньше не представляла, сколько разных красок может быть в кроне одного дерева и даже одного листа. Просто бесчисленное количество оттенков зеленого, красного, оранжевого и коричневого. В отличие от местных жителей, которые мчались по шоссе на своих машинах словно пули, я ехала очень медленно, опасаясь, что под колеса может броситься олень, заяц или даже дикий кабан, а я не успею затормозить. Больше всего я боялась кабанов. «Они могут серьезно повредить машину», — предупредил наш сосед, пожилой месье Мартен.

«А что они могут сделать, если пойти пешком?» — подумала я.

Если ехать на юг вдоль реки Лот, то через тридцать километров от школы Чарли доберешься до города Каурс. Все дети из близлежащих деревень и городков, решающие закончить полный курс обучения, едут в Каурс. Те, кто планируют учиться в университете, поступают в Lycée général — общеобразовательный лицей в центре Каурса. Или же если они хотят заняться техникой, то идут в Lycée Technologique, который находится на окраине города, среди приземистых и невзрачных зданий муниципального жилья, в индустриальном районе под названием La Zone Industrielle [3].

Именно там я устроилась преподавать английский, почти сразу после начала нового учебного года. Я и представить не могла, с какими трудностями мне придется столкнуться. В первый же день я с энтузиазмом взялась за работу, несмотря на предупреждение завуча, что здешние дети больше интересуются всякими железками и машинами, чем языками. Едва прозвенел первый звонок, я отправилась прогуляться по школьному двору. Проходя мимо отдельных групп учеников, над головами которых вздымались ввысь клубы сигаретного дыма, словно в сценах из итальянских вестернов, я думала только об одном: «Куда я попала?»