Заколдованный круг - Пентти Хаанпяя

Вообще Тякю говорит мало. А когда говорит, то простому лесорубу его трудно понять. Он так и сыплет непонятными учеными словечками: пролетарий, индивидуализм, идеолог, традиция, прибавочная стоимость. Он произносит слова уверенно. Но иногда все же он замечает, что они оказываются орешками, которые другим не по зубам. Тогда он теряется: «ну как тебе объяснить…» И, в конце концов, так и не может ничего толком объяснить, не прибегая к помощи этих же самых премудрых книжных слов, слов из языка господ.

Нет, он не годится в пропагандисты. Да ему и не следует быть им. Иначе ему пришлось бы убраться отсюда. Хозяева компании и так уже присматриваются к Тякю. По профессии он не лесоруб. Раньше работал в городах и поселках на заводах и деревообрабатывающих фабриках. Потом оказался безработным, может быть, именно из-за этого своего пристрастия к книгам, из-за своих воззрений. Так он и попал в лес, потому что жить-то надо, надо ждать и надеяться. Может быть, ему и не доведется увидеть нового дня. Но хорошо и то, что рассвет уже брезжит кому-то…

Патэ Тэйкка несколько вечеров беседовал с Тякю. Патэ Тэйкка тоже кое-что читал, наблюдал, задумывался над жизнью, и это расширило его кругозор настолько, что он мог кое-что усвоить из теоретических, пересыпанных различными терминами рассуждений собеседника. Исходная точка у них одна. Патэ Тэйкка считает, что он давно сам, без посторонней помощи, увидел многие пороки общества: хаос, анархию, несправедливость. Одни прозябают в нищете, в бедности. Это в большинстве своем те, кто трудится, кто обременен заботами. Другие живут в достатке, на широкую ногу. И это в большинстве те, кто не знает никакого труда, никаких забот. В современном мире нет единства, нет общей цели, нет организованности, которая приносила бы пользу всему обществу. Каждый живет сам по себе, трудится, старается устроиться получше, урвать себе кусок хотя бы из чужого рта. Послушные великим законам природы люди плодят потомство, воспитывают его, как умеют, размножаются, заселяют землю. В результате, людей стало слишком много, появилось перепроизводство рабочей силы, как это назвал бы Книжник Тякю.

Для многих в этом мире не осталось места, им нечего в нем делать, некуда приткнуться. Борьба и анархия все усиливаются. Весь мир теперь — словно неимоверная куча людей, которые дерутся за право жить, толкают и топчут друг друга. И не дай бог оказаться в самом низу этой свалки: там давят сильнее, пинков достается больше.

А Патэ Тэйкка был на самом низу. Иногда он чувствовал, что задыхается от недостатка воздуха, от бесперспективности. Жизнь казалась слишком хаотичной, слишком сложной. В нем не было веры и какой-то одержимости Книжника Тякю. Сотворение нового общества, казалось ему, шло слишком медленно, слишком неуверенно. Правда, кое-чего трудящиеся и бедный люд уже добились, но по-прежнему в мире царил хаос. Удастся ли когда-либо навести порядок в этой толпе дерущихся и толкающихся? Удастся ли со временем заставить людей отказаться от своего маленького «я», если не всех, то большинство, заменив его одним великим и общим «я»? Все это казалось безнадежным, несбыточным. Как привести темных, недалеких людей к пониманию этого? Как внушить это всем тем «умным», которые заботятся только о своем благополучии, кому в этом мире досталась большая доля земных благ и которые не желают от них отказываться? Как привить, например, этим лесорубам любовь к знаниям, порядку, чувство ответственности, которых требует новое общество? Как отнесся бы к новому обществу, например, Пастор, который высмеивает все и вся и ничего в этой жизни и в этом мире не принимает всерьез? Патэ Тэйкка подумал, что вряд ли Пастор признал бы новый строй своим, хотя он и трудится всю жизнь, хотя он и клеймит и высмеивает богатых, тех, кому хорошо живется. А как привить новый дух крестьянам, земледельцам, основному сословию страны, тем, кто составляет ее становой хребет. Испокон веков они привыкли видеть землю строго размежеванной, каждый привык набивать свой амбар.

Да и сам Патэ Тэйкка не чувствовал, чтобы его собственное «я» становилось меньше, отмирало. Причина была в том, что он сомневался. Да, его душа кричала: порядка, лучшей жизни! Но ему казалось, что эта жизнь наступит для большинства людей очень и очень не скоро, если даже все пойдет хорошо. Так неужели и он, Патэ Тэйкка, должен ждать ее, бороться за нее, быть на самом низу свалки и получать пинки? А потом умереть, утешая себя тем, что я, мол, был человеком большого «Я», что новый, лучший мир стал теперь ближе. А не станет ли этот мир ближе, даже если он, Патэ Тэйкка, будет заботиться только о своем маленьком «я», думать о собственном благополучии, выкарабкиваться из кучи, чтобы вдохнуть хоть немного свежего воздуха? Сказал же Тякю, что наступление нового времени так же неотвратимо, как движение небесных тел по своим орбитам.

В таком случае Патэ Тэйкка волен быть волком среди волков. Он желает добиться положения в обществе. Так, наверно, сказали бы по-ученому. Нет, он не мечтает ни о каких дворцах. Ему достаточно, если его рубашка хоть изредка будет в стирке, если он каждый вечер сможет растянуться на мягкой чистой постели, спокойно пообедать за столом и часок-другой отдохнуть и развлечься. «Повышение жизненного уровня», — как бы сказал Книжник Тякю. Патэ Тэйкка не имеет ничего против, если бы у всех повысился этот самый жизненный уровень. Но, прежде всего, он считает это необходимым лично для него, Патэ Тэйкки.

Да, по всему видно, что он не был социалистом, новым человеком. Собственное «я» прочно засело в нем.

Наверно, Книжник Тякю заметил это: листая книгу, он посмотрел на него проницательными серыми глазами.

— Даже у многих рабочих с развитым классовым самосознанием душа остается по сути дела крайне буржуазной. Индивидуализм глубоко засел в них.

Патэ Тэйкка подумал, что он все же никогда не станет таким, как некий Рантарятю, один из служащих компании, который несколько лет тому назад был простым лесорубом. Тогда он за глаза ругал господ, а в глаза лебезил перед ними. И вот он стал служащим компании и, по всему видно, весьма ценным человеком: он щеголяет в шубе, носит костюм из дорогого офицерского сукна, манишку. С бедняками он теперь не знается и не понимает простого лесоруба. Он так рявкает на сплавщиков, что те хоть в кипящий порог полезай…

Однако Патэ Тэйкка ничего не сказал Книжнику Тякю об этом. Он только слушал, соглашался, иногда вставлял свои замечания. Он чувствовал, что у него нет той веры и силы