Чайки за кормой (сборник) - Сергей Шапурко

Наступили веселые 90-е и Брумбель отчетливо понял, что только сейчас и никогда больше зубной врач сможет стать каким-нибудь начальником. Он им и стал. Финансовая поддержка с его стороны, естественно, присутствовала.

И, надо сказать, начальником Яков Николаевич был хорошим. Разбирался он в регламентирующих документах и расстановке кадров не хуже, чем с побитыми кариесом зубами. Он сумел так поставить дело, что люди, несущие ему мзду, были ему искренне благодарны. А это, как не крути, уже искусство.

Но бывает и на старуху проруха, а на Якова Николаевича – прокурорская проверка. Одна из жен моряков, не смирившаяся с вроде бы плановой потерей пятисот долларов, написала письмо в надзорные органы.

И все пошло прахом. У Якова Николаевича, разумеется. У его замов, также представляющих неунывающий народ, совсем даже наоборот – освобождалось кресло, и открывался путь наверх.

Сидеть Брумбель не хотел ни при каких обстоятельствах. И тут как нельзя кстати пришелся выправленный загодя капитанский диплом.

Друг помог устроиться в рейс в компании «Юнион».

– Полетишь, Яша, в Японию. Там примешь небольшой танкер. Возить будите нефтепродукты. Полгода походишь, а там посмотрим. Может здесь уляжется, а может за границей суперинтендантом пристроим. Сейчас тебе главное из России выехать.

Яков Николаевич, вполне осознавая серьезность положения, собрав чемоданчик и попрощавшись с женой, тут же поехал в Москву, поближе к Шереметьеву-2.

Глава 8

Аэропорт «Шереметьево-2» с самого момента своего рождения должен был стать главными воротами в социалистический рай. Но рай, как известно, так и не состоялся, а ворота остались. На граждан, впервые покидающих просторы социалистическо-капиталистической державы, он, безусловно, производил неизгладимое впечатление. Солидность архитектуры, налаженная работа многочисленных служб, внутреннее современное убранство заставляло бывших вторых секретарей, а ныне новоявленных бизнесменов запрокидывать головы и некультурно раскрывать рот.

Самолеты, словно пчелы в улей, непрестанно слетались в аэропорт. С такой же регулярностью они и покидали его. В углу у пятой стойки одинокий мужчина сидел на чемодане. Это был Яков Николаевич Брумбель. До вылета в Париж оставалось еще 4 часа, но он настолько жаждал скорее расстаться с Родиной, что прибыл вопреки здравому смыслу намного раньше. Время до начала регистрации тянулось крайне медленно. И Яков Николаевич, чтобы развлечься, стал в сотый раз перебирать в памяти недавние эпизоды своей жизни, тщетно стараясь понять, где он допустил ошибку, которая и привела его карьеру к краху. Душевного спокойствия от этого занятия он не приобрел. Лицо, зеркало души, во всех подробностях отразило негативные внутренние процессы Брумбеля. Невесть откуда взявшаяся здесь старушенция, заметив тоскующего мужчину, подошла и, протянув тому домашний пирожок, спросила:

– Из дома ушел, родимый?

Яков Николаевич вернулся в социум, осмотрел подернутое морщинами лицо старухи и с грустью сказал:

– Скоро уйду.

Та погладила его по плечу и побрела дальше по своим старушечьим делам. Вновь погрузиться в невеселые воспоминания Брумбелю не дал молодой парень:

– Уважаемый, здесь на Париж регистрация?

– Здесь. Вот же написано.

– О, точно! А вы тоже туда, во Францию?

– Транзитом через нее.

– Не в Японию ли?

– В Японию.

– На танкер «Оушен Хоп»?

– Да, – слегка удивившись, ответил Брумбель. – Я – капитан этого судна. Кто вы по должности?

– Матрос. Михаил Балалайкин.

Мужчины пожали друг другу руки.

Остальные моряки не заставили себя долго ждать. За три часа до начала регистрации экипаж «Океанской надежды» в полном составе находился возле стойки номер пять. Видимо, у каждого была причина как можно скорее расстаться с Россией.

После билетных формальностей и прохождения таможенного контроля команда рассредоточилась. «Мелкий» Андрюша Ниточкин и «Скала» Олег Бугаев зашли в дьюти-фри и купили бутылку виски. Вадик Сочинцев познакомился с француженкой и, используя немногие знакомые ему английские слова, пытался ее охмурить. Боцман Славик в очередной раз перебирал в чемодане и сумках свои вещи и ругал таможню, забравшую у него сало и чеснок. Витя Крошкин, подстригшийся перед рейсом налысо, ходил по магазинам и изумлялся – он летел за границу впервые, и ему все было в диковинку. Яков Николаевич смотрел сквозь стекло на видимые вдалеке поля и грустил.

Когда закончилась посадочная суета, и все расселись по своим местам, Брумбель поднялся и произнес краткую речь:

– Кто я, вы уже знаете. С этого момента мы находимся в рейсе. Правило первое: не пить. Правило второе: ни в коем случае не пить. И правило третье: не пить никогда.

Вадик хмуро улыбнулся и спросил:

– И воду не пить?

– Воду – можно. Умничать – нельзя.

– Круто берет, – сказал Балалайкин сидящему рядом с ним хохлу Славику.

– Порядок завсегда нужон, – ответил тот.

– Непростой рейс получится, – вполголоса констатировал Миша и прикрыл глаза.

Самолет вырулил на взлетку и начал свой разбег. Когда он оторвался от земли, Николаевич внутренне перекрестился.

Глава 9

Перелет до Парижа, а затем и до Осаки занял много времени, но событиями наполнен не был. Все прошло, вопреки опасениям Брумбеля, спокойно и без серьезных происшествий. Только Вадик, увязавшись провожать француженку, немного заблудился в парижском аэропорту Орли, да Мелкий и Скала курили и пили виски в туалете самолета, за что получили вежливое замечание от стюардессы-кореянки.

Когда они приземлились в международном аэропорту, первым в мире построенном на воде, точнее на пятикилометровом искусственном острове, отсыпанном в морском заливе, их встретил агент и повез на судно.

Уставший от длительного нахождения в стратосфере экипаж слегка зеленоватыми лицами прильнул к стеклам микроавтобуса. Экзотика своеобычной Японии, загадочной, как тунгусский метеорит, вскрыла ключом интереса русские души.

– Дывись! Тетка в халате по улицам ходит! – тыкал пальцем в стекло Славик.

– Это – кимоно. Здесь так принято, – авторитетно заявил Брумбель.

– Ё-моё! Мы же по встречке едем! – крикнул бывший таксист, а ныне штурман Ниточкин.

– В Японии левостороннее движение, – продолжил выказывать свои знания капитан, чем, безусловно, упрочил свой авторитет.

– Николаич, а чего у них дома такие маленькие? – спросил Крошкин.

– Традиция такая. Излишества здесь не в почете.

– Чистота какая! У них что, праздник скоро?

– У них, в отличие от нас, всегда так, – ответил Яков Николаевич.

Микроавтобус въехал на территорию порта.

Пароход, на котором Брумбелю и его команде предстояло бороздить просторы мирового океана, выглядел жалко. Это был напрочь убитый портовый бункеровщик, видимо, не испытавший на себе даже косметического ремонта. Работавшие на нем до этого филиппинцы беспощадно относились к нему, мстя за свою маленькую зарплату.

Однако, русский энтузиазм, помноженный на немалые для тогдашней России должностные оклады, сразу же начал приносить свои плоды. Экипаж разместился по каютам и тут же приступил к переделке судна на свой лад. Поскольку для всех это был первый рейс, в основном полагались на сообразительность.

Работа кипела, как смола в котле. К вечеру появился суперинтендант. Это был пожилой грек, много повидавший на своем интендантском веку. И все же для него явилось шоком то, как много русские успели сделать за неполный рабочий день. Похвалив капитана, он определил работы, которые необходимо было выполнить до выхода судна в рейс. Потом он отвел экипаж в кафе, в котором им предстояло питаться до введения камбуза в строй.

– Ви хевнот мани, – сказал Николаевич, – фор ит.

– Ай ноу. Компани пэй, – ответил грек, которого звали Мендес.

Еще он выдал аванс по триста долларов на карманные расходы.

Интерьер кафе, в котором русские ужинали, был, мягко говоря, необычен. Настенные гобелены отображали исторические события, происходившие в Стране Восходящего Солнца. С потолка свисали разноцветные бумажные шары и всевозможные поделки из бумаги – оригами. На стенах висели самурайские мечи и замысловатые шлемы воинов. Обслуга, одетая в кимоно, была очень приветлива.

Первым дощечки, играющие роль меню, взял в руки капитан. В иероглифах он ничего не понимал и был вызван старший официант, который кое – как мог изъясняться по-английски. С его помощью был сделан заказ.

Традиционная японская кухня очень отличается от пищи европейской. В ней преобладают блюда из морепродуктов. Если про суши и сашими русские хотя бы слышали, то остальное стало для них истинным открытием. У японцев все шло в дело. Не только изысканные сорта рыбы – такие, как тунец, угорь и фугу, но и комбу – водоросли с морского дна. Ко всему этому добавлялись овощи: бобы, сельдерей, дайкон и поливалось любимым японцами соевым соусом. Гарниром шел, естественно, рис.