Сдаю комнату в коммунальной квартире (СИ) - Николаева Ната

Через неделю, кисло рассказывая полковнику, как правильно тушить капусту, я взглянула на его плиту. Там кипятился чайник — на ужин у Жеки с Лизой опять была лапша из пакетика.

— А почему Лиза ничего не готовит? — вырвалось у меня. — Вы же столько рецептов узнали!

— Никак не может перестроиться, — вздохнул Жека. — Привычка, понимаешь?

Перестраивалась Лиза три года, после чего семейство Сердюк распалось, и бывшие супруги стали проживать в противоположных комнатах и кипятить личные чайники на общей плитке. Я к тому времени уже успела развестись со вторым мужем и готовить старалась украдкой — холостой отставной полковник горящими глазами следил за каждой кастрюлей, которую я ставила на плиту, и прозрачно намекал на возможность брака. Заводить такого третьего мужа мне не хотелось. Отрицательных качеств у Жеки хватало — водку он пил, на мой взгляд, слишком методично, труслив оказался до неимоверности, а уж наличие за стенкой Лизы, которая ревновала своего бывшего ко всем и вся…

— Машенька! — вкрадчиво проговорили у меня за спиной. — Я тебя поздравляю с днем рождения.

Я обернулась. Жека, умильно улыбаясь, протягивал мне букет мятых фиалок. Его картофельный нос, испещренный багровыми прожилками, чутко принюхивался, ловя запахи из духовки. Короткие кучерявые волосы стояли дыбом, словно его только что дернуло током. Это впечатление усиливали дрожащие руки — фиалки тряслись, как припадочные. Из приоткрытой двери Лизы, внимательно наблюдавшей за переездом моих квартирантов, донеслось шипение.

— Спасибо, Женя… — пробормотала я, забирая букет.

— Машенька, а чем ты курочку намазала, что она такая беленькая и вкусно пахнет? — ласково спросил Жека.

— Майонезом, — сквозь зубы процедила я.

— А пахнет вроде бы чесночком, — не унимался он.

— Добавила чеснок в майонез, — сухо ответила я и попыталась спрятаться в комнату.

Полковник ловко схватил меня за рукав и уточнил:

— Целыми зубками или порезала?

— Выдавила. Специальным приспособлением.

— Машуня! — взревел Вовка, поднявшийся по лестнице. — Мы вещи отвезем и вернемся убирать. Что к столу прикупить? Вина с сыром?

Я посмотрела на Жеку, припомнила Вовкиных товарищей по работе и грустно сказала:

— Покупайте себе, что хотите. Я сейчас еще салата какого-нибудь нарежу.

— Вот это по-нашему! — обрадовался бывший квартирант. — Кого из пацанов приводить? Серегу или Пашу?

— Все равно! — отмахнулась я. — Лишь бы не буянил, когда выпьет.

— Тогда Пашу, — кивнул Вовка.

Незнакомого Пашу мне пришлось весь вечер держать при себе, чтобы избежать бесед с Жекой, вступившим в очередную фазу брачного токования. Гостей я выпроводила около часу ночи, под гневное бурчание Лизы, которой наши «гульки» мешали заснуть.

— Развела тут свадьбы, — вещала в приоткрытую дверь Лиза. — Жрать приготовила и уже королева, чужих мужиков приманивает! Полиции на тебя нет!

— Не смей оскорблять Машу! — невнятно проговорил пьяный Жека.

Оставив бывших супругов выяснять отношения, я заперлась в комнате. Утром посуду пришлось мыть под беседу Лизы с нашей третьей соседкой — Амалией Готлибовной. Отставная полковница, облаченная в короткий трикотажный халат и потертую кожаную жилетку, с жаром рассказывала о своих мучениях:

— Только прилегла, попыталась уснуть — дикие крики, смех. Потом музыка заиграла. Я им в стену постучала, они музыку выключили, и давай бубнить! Бубнили-бубнили, бубнили-бубнили…

— А я ничего не слышала, — трубным басом отозвалась Амалия. — Роза мне, правда говорила, что вы с Евгением Викторовичем ночью в коридоре кричали.

— Ваша дочь вечно все путает! — надулась Лиза. — Мы не кричали! Женя уговаривал меня не вызывать полицию.

— А-а-а… — кивнула Амалия, переворачивая очередной блинчик. — Вот Розочка мне и говорит: представьте, мама, в шесть утра уже надо вставать — ей же на работу — а они орут и орут. Только говорит и слышно: «ты алкаш, а на тебе клейма ставить негде…».

Лиза побагровела. Карие глаза потемнели, превращаясь в два куска антрацита. Длинные волосы, выкрашенные в цвет «черный бархат» зашевелились, как живые змеи и Лиза стала похожа на куклу Бабы-Яги, украшающую витрину кукольного театра.

— Мое терпение лопнуло! — заявила она, косясь в мою сторону. — Еще одно сборище, нарушение тишины после одиннадцати часов вечера, и я вызову наряд полиции. Пусть они решают, на ком тут клейма ставить негде! Я — честная женщина, двадцать пять лет отслужившая в армии…

Ее мощный бюст, обтянутый трикотажным халатом заходил ходуном, и это зрелище напомнило мне военные слова «дот», «дзот» и амбразура. Видимо потому, что остановить Лизу можно было только бросившись на нее всем телом.

Я ополоснула последнюю тарелку и ушла в комнату. Крепко отставную полковницу разобрало! Что ей Жека наговорил, что она так завелась? Все-таки вылитая Баба-Яга, ей на детских утренниках без грима играть можно. Большие деньги платить будут. Особенно за то, чтобы она покинула помещение.

«Ладно, хватит злорадствовать. Все как-нибудь наладится», — утешила себя я и залегла на диван лентяйничать — играть в шарики и отвечать на пустопорожние звонки по объявлению.

Часов в восемь вечера, изрядно проголодавшись, я прокралась на кухню — благо, Лиза уже легла спать — и обнаружила, что у меня нет ни крошки хлеба.

— Засада, — сообщила я Барону. — Придется нам идти в магазин. Сводишь маму за хлебушком?

Барон кивнул. Я оделась, постояла под дверью, прислушиваясь в тишине. Вроде бы никого. Так: сумка, в сумке кошелек, телефон, поводок, носовой платок. Отлично! На хлеб денег хватит, и проветриться не помешает. К выходу мы пробежали незаметно. А вот во дворе нас ожидал неприятный сюрприз — на лавочке под Андрюшиными окнами сидела Роза, дочь Амалии Готлибовны.

— Маша! — оживилась она, встряхивая длинными рыжими волосами. — Что ты с этой курицей не поделила? Такие вопли про ментов…

— Петуха, — коротко ответила я.

— В смысле? — задумалась Розочка. — Ты приготовила петуха? Они же жесткие, Маша!

— Угу, — буркнула я. — В том-то все и дело.

Обсуждать с Розочкой коммунальную ситуацию мне категорически не хотелось. Девушка она не великого ума и все разговоры плавно переводит на одну, искренне волнующую ее тему — как выйти замуж. Розочка торгует на рынке: селедка, копченая мойва, балык толстолобика и прочие рыбные продукты. Каждый день у нее покупает рыбу какой-нибудь перспективный мужчина, она меняется с ним номерами телефонов, перезванивается… Но все без толку. Мужчины, выслушавшие историю семьи беженцев, живущую в комнатах переселенческого фонда, и почему-то не спешат забрать к себе ни зеленоглазую Розочку, ни прилагающуюся к ней толстую и седую Амалию.

Розочка потянулась и завела очередной рассказ. На этот раз в ее цепкие лапки попался мастер по ремонту холодильников, неосторожно решивший купить вяленой рыбки к пиву. Веснушчатая Розочка для разминки его обсчитала, а затем, осторожно выяснив материальное и жилищное положение покупателя, взялась за мастера всерьез.

От дальнейших подробностей, а Розочка как раз перекинулась на описание зимней куртки «человека-холодильника», меня спасла Амалия. Она крикнула в форточку: «Роза, ужин готов!». Зеленоглазая обольстительница сбилась с мысли, мы с Бароном выскользнули в калитку и огляделись по сторонам.

— Пойдем на остановку? — предложила я. — Если там еще открыт киоск, я куплю булочку-ромашку. А если нет — прогуляемся в круглосуточный магазин.

Слово «остановка» Барон знал прекрасно. Он потрусил через дорогу, поминутно оборачиваясь — не потерялась ли я? Не кинулась ли под машину? Барон свое дело знает хорошо и на прогулках всегда за мной присматривает.

Мы пересекли две дороги и медленно пошли вдоль сквера. Барон с наслаждением обнюхивал деревья, и время от времени задирал на них лапу. Я оглядывалась по сторонам, опасаясь полицейских. Сквер был утыкан табличками «Выгул собак запрещен» и за Барона вполне можно было схлопотать штраф. Надо завязывать с прогулками по центру, уходить в лесную зону, к реке.