Сказки Топелиуса - Сакариус Топелиус

— Прошу простить, что обеспокоил вас, — сказал Канут, кланяясь королеве, — но я принял ваших подданных за лесную землянику.

— Бедный мальчик. — сказала королева, — ты, наверное, очень голоден?

— Как же мне быть сытым, когда со вчерашнего дня я ничего не ел, кроме каленого железу — весело сказал Канут.

— Да, этим, пожалуй, не наешься, — согласилась королева эльфов и, обернувшись к своей фрейлине, приказала: — Принесите ему на зеленом листике утреннюю росинку и дайте одну комариную ножку. Пусть бедняжка хоть разок поест досыта.

— Благодарю вас, — вежливо сказал Кунут, — но я боюсь, что это угощение не по мне. Нельзя ли мне получить корзинку земляники и кувшин молока?

— Как, ты еще недоволен?! — воскликнула королева. Она рассердилась не на шутку. — Ты смеешь отказываться от королевского обеда? Такой дерзости еще никто себе не позволял. Эй, лесные пауки! Сюда! Вяжите его! Да покрепче!

И тотчас целые полчища длинноногих пауков полезли на Канута. Они проворно взбирались по его рукам и ногам, и не успел Канут опомниться, как весь он — от самой макушки до самых пяток — был окутан тонкой, липкой паутиной. Канут попытался сделать шаг, но ноги у него словно склеились, и он, как подкошенный, упал на землю.

Ну и смеялись же над ним эльфы! Они прыгали у него на голове, щекотали ему нос и шею, дергали его за волосы.

— Теперь лежи здесь, пока не умрешь с голода, — пищали они ему в самое ухо.

«Кажется, так оно и будет, — подумал Канут и тяжело вздохнул. — Вот и дудочка волшебная лежит у меня в кармане, а что в ней толку!..»

И вдруг Кануту пришла в голову прекрасная мысль.

— Послушайте, маленькие эльфы, — сказал Канут, — я вижу, вы весёлый народ. Хотите, я вам поиграю на моей тростниковой дудочке, а вы потанцуете?

Эльфы очень образовались. Ведь всем известно, что больше всего не свете эльфы любят танцевать и смеяться.

— Хотим! Хотим! — закричали они.

— Ну, тогда залезьте ко мне в карман, достаньте оттуда дудочку и вставьте мне в рот.

И вот четыре самых смелых эльфа полезли Кануту в карман. С трудом вытащили они оттуда тростниковую дудочку, взвалили ее на плечи и поволокли. Бедняжки то и дело останавливались, чтобы передохнуть и отереть пот со лба. Наконец, они добрались до подбородка Канута и вставили дудочку ему в рот.

— Сейчас начнутся танцы! Идите все танцевать! — кричали они, спрыгивая на землю.

А Канут, едва только дудочка оказалась у него во рту, дунул в нее легонько, и дудочка жалобно запела: ой-ой-ой! ой-ой-ой!

И сразу на пригорке затих веселый смех. Потом Канут услышал тихое всхлипывание. Всхлипывание становилось громче и громче. Не прошло и минуты, как все эльфы плакали навзрыд. Слезы ручьями текли у них из глаз, и скоро вся трава кругом стала мокрой, точно от дождя.

— Вот что, — сказал, наконец, Канут. — Я предлагаю вам перемирие: если вы освободите меня, я прикажу моей дудочке развеселить вас, а не освободите, — тогда всю жизнь так и будете лить слезы.

Ничего страшнее этого эльфы не могли себе представить.

Громко всхлипывая и вытирая кулачками слезы, они бросились срывать с Канута паутину, распутывать ему руки и ноги.

Наконец, Канут почувствовал, что он свободен.

— А ну-ка, отойдите, — сказал он, — дайте мне встать, а то я еще раздавлю кого-нибудь.

Эльфы разбежались кто куда, и Канут осторожно стал на ноги. Он посмотрел на своих маленьких врагов и рассмеялся — такой у них был жалкий и несчастный вид. От слез у них даже носы стали красные. А королева плакала так неутешно, что вокруг ее трона разлилось уже целое море слез.

Кануту стало жалко эльфов.

— Ну, довольно плакать. Теперь попляшите.

Он снова дунул в дудочку, и она весело и громко запела: тра-та-та! тра-та-та!

Что тут сталось с эльфами! Они чуть не сошли с ума от радости! Они прыгали, скакали так высоко, что едва не задевали жаворонков в небе. Кануту всё время приходилось отряхиваться, потому что эльфы сыпались на него, словно осенние листья в лёсу, застревали у него за шиворотом, в карманах и в складках куртки.

— Ну, мне пора идти. — Сказал наконец Канут, — а то мне и вправду придется обедать маковой росинкой и комариной ножкой. Прощайте маленькие эльфы, да смотрите не забывайте о моей дудочке.

Помахав эльфам на прощанье рукой, он двинулся в путь.

Канут отошел не очень далеко, как вдруг увидел в стороне от тропинки целые заросли лесной морошки.

«С земляникой не повёзло. — подумал Канут, — так полакомлюсь хоть морошкой, если только и тут не кроется какая-нибудь чертовщина».

Но морошка, была самая обыкновенная, у нее не было ни рук; ни ног; ни туловища, она не ходила и не говорила и была очень сладкая. Канут подбирал ягодку за ягодкой и всё дальше и дальше уходил от тропинки. Но скоро путь ему преградила огромная старая ель, поваленная бурей. Канут решил перелезть через нее, потому что за елью было еще очень много кочек со спелой морошкой. Ветви у ели были густые и колючие, и Канут с трудом пробирался вперед. И вот, когда он уже почти перебрался через ствол, случалось то, чего он никак не ожидал. Ель вдруг поднялась во весь рост, зевнула и проворчала недовольным голосом:

— Кто это осмелился разбудить меня?

Тут она увидела Канута. Он болтался на конце ветки, как паяц на веревочке.

— А, это ты, — сказка ель. — За такую дерзость тебя следовало бы сёйчас же наказать. Ты, разве не знаешь, что я — царица лёса? На сто верст кругом нет такой букашки, которая посмела бы потревожить мёня, когда я сплю.

— Простите, пожалуйста, — сказал Канут. — Я не знал, что вы спите. Я просто проголодался и хотел собрать немного морошки.

— Вздор! Что за еда — морошка! Если ты голоден, ешь мох. Это настоящее королевское кушанье.

— Hv, если уж на то пошло, то я предпочел бы кусок мяса и яблочный кисель, — сказал Канут.

— Что? Ты еще споришь со мной? Эй, стража! Сюда! — крикнула ель и замахала ветками, показывая на Канута.

Канут взглянул наверх. Тут только он увидел огромного орла. Он сидел на самой вершине ели и смотрел на Канута злыми, немигающими глазами.

Кануту стало не на шутку страшно. Он хотел было прыгнуть на землю — ведь внизу мох, не разобьешься! — но колючие ветки цепко держали его за руки и за ноги.

И вдруг Кануту показалось, будто кузнечик пробежал по его рукаву. Потом что-то защекотало ему шею и чей-то тоненький голос пропищал:

— Открывай скорее рот, а то я уроню ее!

Канут скосил глаза.

У самого его подбородка стоял маленький эльф и держал в руках волшебную дудочку.

Когда все эльфы прыгали и плясали на пригорке, он прыгал выше всех и, в конце концов, угодил Кануту в карман, да так и застрял там.

Теперь, сидя на дне темного кармана, он услышал, какая беда грозит Кануту.

«Надо выручать его», — решил эльф. Ведь эльфы совсем не злые. Правда, они любят подшутить над человеком, но сердце у них доброе.

И вот маленький эльф ухватил обеими руками волшебную дудочку и полез вверх, цепляясь за складки и пуговицы на куртке Канута.

Это было нелегкое дело — ведь дудочка была раз в шесть больше самого эльфа.

Наконец, эльф добрался до подбородка Канута. Тут он поднял дудочку как только мог выше и осторожно приложил к губам Канута.

— Теперь играй! — пропищал эльф.

Канут крепко зажал дудочку губами, дунул в нее, и дудочка затянула: ба-а-ай! баю-бай!

И сразу старая ель стала зевать, потягиваться всеми своими ветками и, наконец, с кряхтением растянулась на мягкой земле. А орел, медленно хлопая отяжелевшими крыльями, полетел прочь, так и засыпая на лету.

Когда Канут выкарабкался из-под веток, весь лес спал мертвым сном.

Маленького эльфа нигде не было видно. Да и немудрено! Ведь разглядеть его в траве так же трудно, как найти иголку в лесу.

— Прощай, маленький эльф! Спасибо тебе! — крикнул Канут и снова двинулся в путь.

Кажется, вырасти у него сейчас под ногами жареная картошка, он и то не прикоснулся бы к ней.

На его счастье идти теперь оставалось недолго, дорога была отличная, одно только было плохо — в лесу становилось всё холодней и холодней. Скоро повалил снег, всё кругом побелело, по обеим сторонам дороги намело высоченные сугробы.

«Вот это так чертовщина! — подумал Канут. — Ах, зачем я не послушался бабушки! Верно, из этого леса мне не выбраться живым».

Канут поднял воротник, нахлобучил шапку, засунул рули в карманы, но всё равно дрожал, как осиновый лист. Мороз всё усиливался, дорогу совсем занесло снегом, и Канут то и дело сбивался с пути.

И вдруг, — Канут сам не знал, как это случилось, — он провалился в глубокую яму.

Когда Канут стал на ноги, — ни леса, ни тропинки не было. Канут стоял в сверкающем зале. Все стены его были разрисованы ледяными узорами, потолок усыпан снежными звездами, а пол устлан сверкающим инеем.