Мятежница и менталист - Эль Бланк

сиделки добралась до туалета, сменила повязки, переоделась в чистое. В полной мере используя возможность для выздоровления улеглась в кровать и постаралась расслабиться.

Сложно было, потому что атаковали навязчивые мысли о погибшей напарнице и о том, что с трудом и риском отснятый материал, стоивший жизни Зелине, утрачен. Я думала о том, как дальше выполнять задание редакции без оператора, о том, что не помешает выяснить судьбу моего оборудования. Насколько сильно пострадал вильюрер и портативный генератор? И что с гравискутером? Его нашли? Мы же с Зелиной оставили его в пустыне, в паре километров от места съёмок. А транспорт взят в аренду, оплачено было до конца съёмочного дня. Мне за его простой такой штраф вкатят, а за утрату буду не один месяц расплачиваться… И вряд ли редакция канала согласится компенсировать эти убытки.

Но даже сосредоточенная на личных проблемах, я невольно вслушивалась в происходящее рядом. Лишённая возможности видеть, неожиданно непривычно чутко начала воспринимать звуки, запахи и малейшие колебания воздуха.

Тем более, что ощущений было в достатке. Даже с избытком, на чём я, прежде сконцентрированная исключительно на себе, внимания не акцентировала. Теперь многое занимало меня.

В нос били резкие ароматы лекарств, волосы, выбившиеся из-под повязки на голове, шевелились от работающих рециркуляторов воздуха, где-то вдали слышались шаги, скрип, хлопки, шорохи и… И голоса.

Слабые, приглушённые. Иногда перемежающиеся стонами и глухими вскриками. И тем не менее, в основной своей массе вполне внятные, настолько, что можно было понять суть разговора.

— Сестричка, мне бы обезболивающего.

— Не положено, скоро уж выписывать тебя надо. О других подумай.

— Пристрелите меня уже, достало все…

— Федералы пристрелят, когда в строй вернёшься. Не тебе одному тут досталось.

— Заткнись уже, не мешай людям…

Охватившее меня напряжение исчезло, потому что пришло осознание — по соседству разместились такие же больные, как я. Сложно было понять — в соседних палатах или, как часто делают в госпиталях за тонкими ширмами-перегородками, но я тут не одна такая “счастливая”.

Впрочем, наивно было полагать иначе. Сомнительно, что специалисты федеральной защиты допустили захват поселения без единого выстрела в ответ. Значит, травмы и увечья неизбежны.

В итоге перестав сосредотачиваться на внешних факторах, я задремала. Но сон был столь же чутким и тревожным. В нём я утопала в зыбучем песке, задыхалась от раскалённого воздуха и никак не могла найти выход из жуткой ловушки.

В какое-то мгновение вынырнув из преследующего меня кошмара, обратно в него уже не погрузилась, услышав где-то поблизости возню и сиплые мужские голоса, которые их обладатели старались приглушить до шёпота:

— Как она? Пришла в себя?

— Отвали, чего под руку лезешь?

— Не лезу я. Интересно просто.

— Вот и отвяжись от неё, я сам посмотрю.

— Тоже мне командир выискался, я не меньше твоего хочу посмотреть.

— Не на что смотреть, спит она. И вообще, ничего не понятно толком, в повязках вся. Досталось девчонке.

— Хватило же ума на линию огня высовываться…

— Молодость, дурость. Будто ты сам никогда не лез в самое пекло.

— Ну ты и сравнил! Мы же солдаты, а это мелочь гражданская.

— Так у неё тоже своя служба. Уж куда послали. Так что иди ты со своими претензиями к федералам…

— А ну брысь отсюда! — спугнул их гневный окрик моей сиделки. — Стоит на пять минут без контроля оставить, как тут же… Слетелись! Сами едва очухались! Самцы озабоченные! Мало вам наших девок? Нет же на всё новое падкие! То им обезболивающее вынь да положь, то до чужих коек забегали как буйволы. Вот пожалуюсь доктору, всех любопытных тут же в строй отправит и лечитесь как хотите!

Меня её выговор рассмешил. Это и есть те самые “сволочи”, о которых она меня предупреждала? А вот такие “подглядывания” — страшные домогательства? Похоже, она относится к категории женщин, которые один только раздевающий взгляд уже готовы отнести к категории “изнасилование”. А это не самое адекватное восприятие мужчин…

И мне ещё веселее стало, когда в ответ на мою невольную улыбку до ушей, нотация сиделки продолжилась уже в мой адрес:

— А ты чему радуешься, дурёха? Вот реально никого контузия здоровее и адекватней не делает…

Впрочем, выполнять при этом свои обязанности ей это не мешало — повязку с меня наконец сняли.

Глаза я раскрывала с трудом и опасением. А ну как окажется, что ослепла? Вспышка плазмы была ярчайшая. Выдержала ли сетчатка?

Пока я моргала, пытаясь сфокусироваться и хоть что-то рассмотреть в бело-серой мути, рядом оказался чей-то силуэт. Бойкий, шустрый, суетливый. Пробежал мимо, вернулся, схватил за подбородок, заставив поднять голову, бесцеремонно оттянул веки, видимо заглядывая в глаза, буркнул: “Норм” и тут же исчез, рванув дальше.

Тот самый доктор, гроза всех недовольных пациентов, ясное дело. И обижаться на него за безразличие и торопливость неразумно. Ему со мной возиться особо некогда. Он один, а больных тьма. Местный госпиталь явно испытывает трудности и в снабжении, и в наличии персонала. К тому же диагноз он поставил верный, несмотря на скоростной смотр и отсутствие сложных приборов — постепенно зрение прояснилось.

Меня окружали высокие ширмы из пожелтевшей, когда-то белой ткани. Высотой они были метра в два, дальше еще на метр, до покрытого ржавыми потёками потолка, шло свободное пространство. Окон по всей видимости тут не было, помещение заливал тусклый искусственный свет настенных прожекторов. На полу была местами разбитая плитка, а возле кровати действительно находилась тумбочка, на которой стояла металлическая кружка с водой.

Дверь в туалет оказалась сразу за шторкой, закрывающей вход в мою “палату”. Женский, потому что на двери красовался выразительный треугольник-юбочка с ножками и кругом-головой. Похоже, к моему положению отнеслись с пониманием и “поселили” поблизости, чтобы мужская часть пациентов оставалась на расстоянии, а меня не пришлось далеко водить.

Сейчас я в сопровождении не нуждалась. Хотелось умыться, после повязок кожу стянуло. Но больше всего меня занимал вопрос, есть ли там зеркало. Пусть крошечное, неудобное. Я была бы рада любому.

Зеркало нашлось, однако заглянуть в него оказалось ничуть не менее боязно, чем снимать повязку с глаз. Страшно за свою внешность. Для журналиста приятное лицо это его визитная карточка. Понятно, что существуют и другие