Я научу тебя летать - Ева Ночь

кошусь на нового знакомого. Но он вроде ничего – держит удар. Не смущается, не краснеет. Не злится – самое главное. Наверное, для него это не такой уж и позор – бывшее стриптизёрское прошлое. Или не бывшее?..

Я б под землю провалилась до твёрдого ядра. А Сеня – молоток. Я, видимо, девушка косных взглядов. Не прогрессивная. Нинка часто издевается надо мной за это. И без конца язвит, что в постели я, небось, бревно, знающее только миссионерскую позу. Я мужественно отмалчиваюсь, потому что с ней на такие темы откровенничать – себе дороже.

– Ты обязательно должна потанцевать с ним, Барби! Это что-то! Это космос! – Нинка пихает Сеню локтём в бок, видимо, намекая, что тот обязан меня пригласить. Я поднимаю обе руки вверх, давая понять, что не заинтересована, но Сеня то ли не захотел меня услышать, то ли решил, что лучше заарканить меня, чем потом выдерживать Нинкин напор.

– Пойдёмте, Варя, вам нужно расслабиться.

Ну, да. У меня на лбу написано: напряжение 220 Вольт. Не влезай – убьёт! Я хотела отказаться, честно. Но мать троих детей так пихнула меня в спину, что я прямо влетела в объятия Пилона. Мальчик не растерялся – подхватил меня бережно и повёл на танцпол.

Да, двигался он хорошо. Профессионально, можно сказать. Только я подкачала: выпила слишком мало, чтобы расслабиться окончательно. Мне даже стало его немного жаль: Нинка, наверное, пока обнималась с ним, уговорила или попросила меня развлечь. Отворотить от горестных дум о неудавшейся личной жизни.

Я люблю Нинку, она лучшая подруга. На помощь придёт, невзирая на погодные или семейные катаклизмы, порадуется от души, если всё замечательно. Плечо подставит, жилеткой станет, деньги одолжит, глазом не моргнув, но иногда её чересчур много. Активность её слишком зашкаливает и хочется сказать «Тпру-у-у-у! Притормози!».

Я не удивлюсь, если встреча с Пилоном – подстроенная. Я почти уверена: она договорилась с Сеней заранее, поэтому так рвалась в эти паруса драные. Вслух, конечно, я не могу подозрения высказывать. И мужчину в лоб спросить неудобно – ещё расстроится, что не удалось хорошо сыграть роль приятного во всех отношениях мальчика для девочки с душевной драмой. Нинка ему потом голову откусит, что прокололся или не смог быть более убедительным.

– Ты извини, мне нужно отлучиться, – делаю я умильную мордочку и направляюсь в сторону проёма, где притаился коридорчик с туалетами.

Здесь музыка не так бьёт по ушам. Я дух перевожу, понимая, что уже устала и хочу только одного: смыться отсюда и уйти домой. Интересно, если я улизну, Нинка здорово будет бушевать? В то, что она разобидится в пух и прах и больше со мной знаться не будет, я не верю. Но встать в позу и попить моей крови – это запросто.

Сокрушённо вздыхаю: там мои вещи, сумочка. Уйти по-английски не получится. Пока я раздумываю, посетить ли туалет, раз уж сюда попала, в коридорчик ещё кто-то вваливается.

Рассмотреть толком я ничего не успеваю: этот некто цепляется ногой за что-то и, чертыхаясь, летит прямо на меня. Реакция у меня хорошая. Это как в футболе: либо ты ловишь мяч, либо не вставай на ворота. Я не футболист, но подачу приняла. Не знаю, разумно ли то, что я сделала, но всё на инстинктах, всё только автоматически: ноги пошире и покрепче, и руки в стороны.

И эта туша на меня свалилась. Очки, сбитые рукой падающего тела, жалобно звякнув, закончили своё существование на кафельном полу, А я упала. Не выдержала напора, так сказать. Мужчина навалился на меня всей своей массой. Как-то удачно упали. Я даже почти не ударилась. Одно плохо: мир потерял границы. Смазался, раздвоился, перестал радовать своей чёткостью.

– Ух ты, – хриплый голос разбежался мурашками по телу. – Надо же.

А потом осторожные пальцы сняли прядь с моего лица и ощупали скулу, уголок губ, мазнули по подбородку. – Ну, здравствуй.

Глава 4

Илья

Варежка. Та самая чудачка в очках. На языке так и вертится мягкое пушистое прозвище. У неё потрясные глаза. Крышесносные. Хочется смотреть и смотреть в лицо, изучая. А лучше – трогая. Чем я и занялся.

Она притихла подо мной, затаилась. Кажется, и не дышала вовсе, пока я убирал и взвешивал в ладонях тяжёлые рыжеватые пряди. А затем грудь её поднялась при вдохе, и это касание оказалось таким острым, волнительным, до темноты в глазах. И, кажется, я совсем с ума сошёл: поймал взглядом её губы – полные, сочные, тёмные, как спелые вишни. И понял: если сейчас не попробую их на вкус, умру не умру, но жалеть буду однозначно.

Она еле слышно вздохнула. Губы разомкнулись. И я припал к ним, как верующий к иконе. Сладкие. Одуряющие, как отрава или наркотик, который хочется ещё и ещё.

Я целовался, как подросток – увлечённо. Не спешил, исследовал, проводил языком по губам – и в какой-то момент она дрогнула, перестала лежать бревном подо мной. Выгнулась, прильнула, запустила пальцы в мои короткие волосы на затылке. И всё – в башке словно тумблер выключили – буммм! Я с катушек слетел. Целовал её так, словно нет ничего важнее. Конец света, потоп, светопредставление – это без меня. И без неё. Мы заняты.

– Совсем охренели! – взвизгнул кто-то над нами. – Вы больше другого места не нашли, чтобы трахаться?!

Упс-с-с. Девушка подо мной дёрнулась, замерла, а затем начала вырываться. Мы вскочили на ноги, словно пружины нам в задницы кто вставил.

– Простите. Извините, – Варежка лихорадочно поправила волосы, облизнула вспухшие губы, покраснела, как помидорка на солнце, и по стеночке начала отступать. Скромница. Может, ещё и девственница?

– Подожди, – попросил я её, но от звука моего простуженного голоса она рванула так, словно перед её носом петарда взорвалась. Пугливая лань. Стройная берёза. И ножки у неё зачётные.

Я провожаю её глазами и чувствую себя похотливым козлом первой гильдии: хочется сделать что-то сумасшедшее, идиотское, чтобы её впечатлить, сразить наповал. Чтобы она смотрела на меня глазами газели, открыв от восторга рот. И тогда я возьму её тёпленькую. Сожму, впечатаюсь, вдолблюсь, привяжу к себе на всю ночь, а