Место (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович

Стоило Евгению снова бросить взгляд на экран, как тот погас, экономя энергию. Евгений нетерпеливо нажал на первую попавшуюся кнопку. Экранчик снова засветился. Взгляд юноши впился в цифры в углу.

88:31.

Та-ак. Ну понятно. Это просто глюк. Мобильник не новый и дешевой модели, вот и глючит… Но, по крайней мере, света от экрана достаточно, чтобы рассмотреть собственные часы. Уж они-то механические и ничего завирального показывать не могут…

Часы показывали 12:27. Нет, этого не может быть — в это время он был еще в институте… Ну правильно — секундная стрелка стоит. Никакой мистики — он просто забыл их завести, с ним такое уже случалось. Они остановились еще до того, как он сел в этот проклятый трамвай. Гм, вот уж, воистину, проклятый…

Да что ж это за мысли лезут в голову! Он же ученый! Евгений покрутил головку завода, снова посветил мобильником — секундная стрелка послушно бежала по кругу, и с нормальной скоростью. Ничего особенного с временем здесь не происходит, и с приборами, его отображающими, тоже. Но нужно выставить хоть какое-то осмысленное значение. Ну, предположим, сейчас 2 часа ночи…

Спуск вновь сменился подъемом. Надо все-таки разобраться, как здесь открываются двери, и, кстати, как задействовать тормоза. Найти бы какую-нибудь инструкцию по управлению трамваем… Впрочем, столь опытный вагоновожатый вряд ли возил с собой нечто подобное. Но и слишком сложным этот агрегат быть не может, чай, не самолет…

Евгений принялся осматривать пульт, светя мобильником. Ага, вот эти тумблеры, видимо, двери — передние, средние и задние… Он попробовал их по очереди. Ничего не произошло. Ну да — пульт обесточен, и не только пульт… Здесь, наверное, все на электричестве, и тормоза тоже? Что он знает об устройстве трамваев, на которых ездит всю жизнь?

На этот раз подъем оказался коротким, вагон выскочил на перевал, все еще имея приличную скорость — и снова покатился под уклон. Евгений вновь с опаской посмотрел вперед — и увидел прямо по курсу сплошную стену леса. Конец пути — сейчас будет удар?! Нет — теперь дорога заворачивала влево. То, чего он опасался… Хорошо, что этот поворот все же в начале очередного спуска, а не в конце — хотя кто знает, что будет дальше…

Вагон начал поворачивать — пока что он удерживался на рельсах, но разгон продолжался. Евгений ухватился за пульт. Внезапно что-то мягко ткнулось ему в бок. Труп! Мертвец опять повалился на него, увлекаемый центробежной силой. Молодой человек хотел вновь брезгливо отпихнуть тело, но сообразил, что в таком положении удобнее обследовать карманы вагоновожатого с левой стороны. Он сунул руку в карман рубашки под спецовкой и вытащил какую-то пластиковую карточку. Похоже, водительское удостоверение, или как там это называется у трамвайщиков… Евгений бросил очередной опасливый взгляд вперед — путь все еще закруглялся, но, к счастью, достаточно полого — затем посветил на карточку мобильным, не ожидая увидеть ничего интересного. Не веря своим глазам, поднес оба предмета ближе к лицу.

Это действительно было удостоверение, выданное на имя Потапчука Сергея Ивановича. С фотографии по-казенному угрюмо смотрел круглолицый, начинающий лысеть со лба, черноволосый мужчина лет, максимум, сорока пяти. Даже если предположить, что удостоверение выдано давно — ведь не тридцать же лет назад! Они столько не действуют, и тогда таких, пластиковых, просто не было… Ну да, вот и дата выдачи — четыре года назад.

Чужая карточка? Сменщика? Но как она оказалась в кармане рубашки другого человека — и где, в таком случае, его собственная?

Евгений посветил на лицо трупа, выглядевшее особенно жутко в мертвенно-белом свете экрана, затем вновь на фото. Старость исказила черты не меньше, чем гримаса ужаса, но если всмотреться — сходство было несомненным.

«Отец и сын», — мелькнула спасительная рациональная мысль. Рабочая династия — так, кажется, это называлось в советские времена. Работали в одном трамвайном парке, жили вместе, носили похожие рубашки, вот и перепутали… Гипотеза вполне убедительная, но как тогда объяснить все остальное? И кого все-таки видел Евгений, когда садился в трамвай — глубокого старика или вот этого черноволосого мужчину? Пожалуй, на старика он бы все же обратил внимание…

Тогда что? Евгений почувствовал, как ледяной ужас разливается у него в животе. Чушь, не может быть, он же не персонаж какой-то дурацкой фантастики! Не бывает никаких дыр во времени, во всяком случае, в условиях Земли точно! Но если трамвай действительно прыгнул на десятилетия в будущее… тогда все складывается один к одному. Вагоновожатый умер просто от старости — а может, все-таки от ужаса, когда осознал, что вмиг стал глубоким стариком, или от всего вместе… и превращение городских трамвайных путей в заброшенную дорогу в лесу — черт его знает, что за это время случилось с Москвой, может, была война, и город разрушен… и тот лось, который на самом деле не лось — мутант, жертва радиации… Но значит, и сам Евгений, можно сказать, проспал тридцать или сорок лет!

Он поспешно осветил по очереди свои руки. Вроде кожа не дряблая, старческих пятен не видно — впрочем, это еще ничего не значит, если ему сейчас, скажем, пятьдесят пять, он еще не одряхлел… Нет, нет, только не это! Вся его жизнь… родители… да и вообще цивилизация, если люди и впрямь доигрались до ядерной войны… И уровень радиации, может быть, все еще высок… Евгений ощупывал собственное лицо в поисках морщин, запустил руку в волосы — лысины нет, но это тоже ничего не значит… зеркало, полцарства за зеркало! трамвайные стекла при таком слабом источнике света слишком плохо годились для этой роли… Он намотал на палец тонкую прядь и со всей силы дернул; от резкой боли выступили слезы. Затем поднес вырванные волосы к экрану. Нет, вроде не седые — хотя по одной пряди судить нельзя…

Боль, однако, словно бы сбила нарастающую волну паники, вернув ему способность к критическому мышлению. Этот густой лес вокруг не мог вырасти за несколько десятилетий. Это вековые деревья, люди столько не живут! Да, но, возможно, действие радиации…

Внезапно Евгений рассмеялся. Это был смех, близкий к истерике, но в нем звучало облегчение. Какой же он идиот! Все это время опровержение его безумной гипотезы было в буквальном смысле у него в руках! Работающий мобильник! Даже в выключенном состоянии никакой аккумулятор не протянет тридцать лет!

Да и вообще. Если бы трамвай и все, что внутри, разом постарело на десятилетия — это было бы заметно. Но салон и кабина выглядят такими же, какими они были, когда Евгений садился. Он снова посветил экранчиком вокруг себя, провел пальцем по пульту — никакого толстого слоя пыли и грязи…

Что-то — возможно, интуиция — заставило его оторваться от созерцания собственного пальца и резко поднять голову. Как раз вовремя, чтобы увидеть, что на путях впереди кто-то стоит.

И это точно не был лось.

До него оставались считанные метры, но все же Евгений успел разглядеть двуногую сутулую фигуру не менее чем трехметрового роста, жирную, белесо-голую, практически бесформенную. Лицо — если это можно было назвать лицом — свисало с вросшей в плечи лысой головы оплывшими толстыми складками. Дракин не успел рассмотреть, есть ли у этой твари глаза. Во всяком случае, она тупо стояла на рельсах, не делая никаких попыток уклониться от несущегося прямо на нее трамвая.

Затем последовал удар.

Евгения швырнуло вперед, он рефлекторно вытянул руки, выронив мобильник. Раздался совершенно тошнотворный звук, в котором слились вязкое чавканье, липкое плюханье, жирный захлебывающийся всхлип, мокрый хруст и глухой треск рвущейся плотной, но гнилой ткани. Наверное, что-то подобное можно услышать, если с размаху ударить чугунной чушкой по раздутой туше слона, уже много дней разлагающейся под палящим солнцем саванны.

Когда Дракин, морщась от тупой боли — его все же изрядно приложило об пульт — снова поднял голову, обзора вперед больше не было. Стекло покрылось трещинами, но главное — оно было заляпано снаружи какой-то гадостью. Багровой, как убедился Евгений, поднеся к стеклу мобильник (к счастью, все еще работавший). Кровь… да, надо полагать, это кровь, возможно, с примесью чего-то еще… в нескольких местах на стекло налипли какие-то комочки…